Борис Камов - Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров

Орлов и другие командиры заявили: на таких условиях они в отряд вступать не будут.

— Других условий не будет, — уточнили командир с комиссаром. — Посторонние не могут знать местных обстоятельств жизни и борьбы. Но вы можете у нас погостить.

— Спасибо. Мы лучше погостим у лесника Швайко, — ответил Орлов.

Гайдар тоже сначала поселился у лесника, но вскоре перешел в отряд. Ему тут многое нравилось.

Аркадия Петровича должность рядового партизана пока вполне устраивала. Юмор заключался в том, что бывший начальник двух боевых районов в период Гражданской войны рядовым никогда не был. Ни одного дня.

Сначала его назначили адъютантом командира рабочего батальона. Потом он стал адъютантом командующего и т. д.

А план, уже продуманный Аркадием Петровичем, состоял вот в чем. Из беглых разговоров он понял, что отряд еще не провел ни одной боевой операции. Гайдар был готов их начать и вообще взять на себя всю разведывательную и диверсионную работу. Это должно было дать ему прочное положение в отряде, после чего он сумел бы взять Орлова и других кадровых командиров на какие-либо должности.

Для начала Аркадий Петрович вооружился. Он выбрал в местном арсенале ручной пулемет Дегтярева с тяжеленным круглым диском. И уже не расставался с ним до последнего дня. Массивность оружия, тяжесть дисков Аркадия Петровича не смущала. Он чувствовал в себе силу.

Буквально на другой день по прибытии Гайдар осуществил первую вылазку. Это была первая операция отряда. Спокойная жизнь для партизан закончилась. Аркадий Петрович сразу стал в отряде влиятельной личностью. Бойцы, в первую очередь окруженцы, предпочитали ходить с ним на задание, нежели отсиживаться в лесу.

Две недели спустя Орлов со своей группой, которая жила в доме лесника, собрались к линии фронта. Аркадий Петрович заявил, что остается. Орлов отговаривал, объясняя, что оставаться в этом реденьком лесочке под властью местных «стратегов» опасно. И сами по себе они личности ненадежные. Неизвестно, что у них на самом деле на уме.

Аркадий Петрович понимал это не хуже полковника. Но, во-первых, впервые за 20 лет Гайдар вернулся к своей любимой военной профессии. Вероятно, он был единственным человеком в отряде, который чувствовал себя на месте и видел перспективы своей деятельности.

Во-вторых, ему было очевидно: с местными «отцами-командирами», которые ничего в военном деле не понимают и рассчитывают отсидеться в лесу до возвращения Красной армии, отряд погибнет. В лагере было уже 70–80 человек (точно установить было невозможно!). Попытаться спасти их от плена и гибели мог только он.

Решение остаться — это был первый шаг, предпринятый Аркадием Петровичем, чтобы сохранить отряд и его бойцов.

Каждый день Гайдар ходил на задания, которые сам и разрабатывал. Вместе с ним в операциях участвовали 15–20 человек. Прочие занимались неизвестно чем. Их это устраивало. Да и дела для них практически никакого не было.

Ближайший немецкий гарнизон стоял в 30 километрах. Жили солдаты в домах. Налет на любую деревню мог привести к жертвам среди селян.

Но тут стало известно, что немцы оборудовали в Каневе аэродром. Стояли в поле несколько истребителей и два тяжелых самолета. Большая война откатилась от Канева далеко. Охраняла аэродром малочисленная команда.

Возникли два проекта. Первый — произвести налет, уничтожить или хотя бы повредить несколько самолетов. Это было реально.

Второй проект был посложнее: что, если попробовать на одном, большом, самолете перелететь через фронт? Этот проект казался куда сложнее, однако и он не был фантастичен. Вместе с группой Орлова в партизанский отряд пришел авиационный инженер, полковник Горшунов. Он остался в лесу и после ухода Орлова.

Полковник Горшунов, когда его познакомили с проектом, объяснил, что поднять в воздух немецкий самолет и долететь до линии фронта никаких проблем (технических!) нет. На любой машине перелет может потребовать не больше часа. А вот как сделать, чтобы не сбили свои же?..

Гайдар лететь к фронту не собирался. В случае успешного захвата самолета он надеялся установить связь с Москвой. Аркадий Петрович понимал: Гельмязевский отряд никаких перспектив в этой местности не имеет. Расширяться некуда. Самое разумное — перейти в огромные, густые Черниговские или Брянские леса.

Задолго до других, впоследствии знаменитых партизанских командиров, Гайдар думал о возможности создания партизанской армии. Люди, готовые мстить врагу, но вынужденные прятаться, огромное количество брошенного оружия — все это было. Продовольствие на первое время могло дать население. Ведь в каждой семье кто-то служил в Красной армии или ушел в лес. Связь с Москвой для осуществления этого проекта была необходима.

Захват Каневского аэродрома требовал подготовки. Разведчики уже изучали распорядок дня персонала, график смены часовых. Серьезной проблемой становилась переправа.

Каневский мост, который соединял оба берега и о котором писал в своем очерке «Мост» Аркадий Петрович, был нашими саперами при отступлении взорван. Партизанам для переправы через Днепр, который в этом месте был достаточно широк, требовалось минимум несколько рыбачьих лодок.

Самой сложной проблемой становилось вот что: если не удастся захватить самолет или если удастся, но улететь на Большую землю захотят не все (партизаны из местных наверняка пожелают остаться), куда после налета денутся остальные? Спрячутся в Каневе или снова поплывут на лодках через Днепр?

Было над чем подумать.

План нападения на аэродром в Каневе рухнул из-за одного подлеца. Звали его Александр Погорелов. В райкоме партии он заведовал общим отделом.

В отряд Погорелов пришел по партмобилизации. Военного дела не знал. Воевать не собирался. Гайдар однажды взял его на операцию. Погорелов чуть все не провалил. Аркадий Петрович, возвратясь в лагерь, заявил в присутствии всех:

— Погорелова на задания брать больше нельзя.

Болтаясь в отряде без всякого дела, страшась за свою дальнейшую судьбу, Погорелов нравственно опускался, часто плакал, по ночам с ним случались истерики. Отправлять его домой было нельзя. Оставлять тоже. Командир и комиссар над этой проблемой не задумывались.

Погорелов решил ее сам — бежал из лагеря. Командиры к инциденту отнеслись спокойно. Многие партизаны уходили и возвращались когда хотели. Гайдар настоял на создании специальной разведывательной группы. Беглеца не нашли. А через три дня в лес нагрянули каратели. Партизаны догадались — это привет от Погорелова.

Как протекал бой, подробно рассказано в моей книге «Партизанской тропой Гайдара». В двух словах: немцев было много, не меньше двух сотен, партизан — человек 70. Партизаны не выдержали напора — стали отступать. Огонь с нашей стороны ослаб. С немецкой — резко усилился. Это означало, что оккупанты через несколько минут могут ворваться в лагерь. Отход товарищей огнем ручного пулемета прикрыл Аркадий Петрович.

На этот раз пулемет был немецкий, трофейный, МГ-34. Он был удобней, чем системы Дегтярева. У пулемета Дегтярева был круглый диск. Когда он пустел, его требовалось набивать патронами. Это была достаточно кропотливая процедура. К немецкому полагались ленты. В отряде имелся их запас. Помогать Гайдару вызвался двадцатилетний лейтенант Михаил Тонковид из Киева. Он открывал коробки и вставлял новые ленты.

«Пошел на перекос патрон — и пулемет умолк. И впервые за то время, что длился бой, сделалось мне тоскливо. А немцы, строча на ходу, двинулись в сторону нашего бугра. Я повернулся к Гайдару. Он смотрел на бегущих солдат. Глаза его были широко открыты. Он устало дышал. Потом отодвинул пулемет: "Займись!" Быстро поставил ногу на край окопа. Поднялся на бугре во весь рост. Закричал: "Ура!" — и стал бросать гранаты-лимонки, которыми всегда были полны его карманы.

— Давай твои! — наклонился он ко мне. У меня на поясе висели шесть лимонок. Я протянул их ему вместе с поясом. И он снова закричал "ура" и снова стал бросать их то влево, вправо, то прямо перед собой.

Вы бы поглядели на него в ту минуту. В короткой шинели, в сбившемся на затылок рыжем треухе, с широко раскрытым ртом, из которого неслось с ужасающей силой "ура!", с гранатой в каждой руке — он был просто страшен верой в свою неуязвимость.

И хотя их было много, а он один (я-то возился с пулеметом), и хотя одной только очереди хватило бы, чтобы его убить, — ни у кого из гитлеровцев не достало смелости остановиться, прицелиться и пустить в него очередь. И я их понимаю.

Когда к холму бежит полторы сотни солдат, а навстречу подымается один-единственный человек, и атакующие видят, что он их не боится, это невыносимо страшно. И они побежали.