Борис Камов - Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров

Увидев направленный на него пулемет, Аркадий Петрович могучим усилием воли не позволил себе отпрыгнуть в сторону или побежать, а заставил себя замереть в той неудобной позе, в которой оказался, обернувшись.

В науке воевать, как и в математике, существует язык символов. То, что гитлеровцы притаились возле единственной тропы на Прохоровку, а, увидев пятерых партизан, не открыли огня, со всей очевидностью выдавало их намерение схватить партизан живьем.

Привычно подумав за противника, Гайдар понял: гитлеровцы готовы любой ценой исправить оплошность. В кустах возле тропинки ждали. Инициатива на короткий срок переходила к Гайдару. Ему открылась возможность принять любое решение. Но только одно.

Еще не поздно было перемахнуть через насыпь. Шанс уйти был невелик, но он был. Однако прыгнуть через рельсы означало бросить на произвол судьбы товарищей. И этот вариант отпал.

Можно было пойти и на хитрость: сделать вид, что ничего не заметил, уйти за насыпь, а уже оттуда подать сигнал. Но здесь был риск опоздать.

— Ребята, немцы! — крикнул Гайдар.

Тугая очередь разорвала воздух.

Гайдар покачнулся, но продолжал стоять.

Через шесть лет, производя вскрытие после эксгумации, судмедэксперт Абрам Розенберг напишет, что и после пулеметной очереди, с пулей в сердце, Аркадий Петрович какое-то время еще оставался жив. Он мог слышать, что происходит вокруг.

Перед кустами возле тропы, где пряталась засада, разорвались гранаты. Их бросили товарищи Гайдара. Когда грохот смолк, под соснами, где был устроен привал, лежали только мешки с провиантом.

Гайдар погиб, чтобы спасти. И спас.

Я считаю, что судьба, достаточно для Гайдара суровая, тем не менее, до последнего мгновения его хранила. Даже в трагическое утро 26 октября ему выпал один из лучших вариантов.

Худшим был бы плен.

Если бы пятеро не сделали привала на окраине леса, миновали бы будку обходчика и свернули на тропу, на них набросились бы 15–20 немецких солдат из тех, что находились поблизости. Это означало бы неволю с побоями, унижениями и другими испытаниями.

Пленение Гайдара, скорее всего, было бы использовано гитлеровцами для проведения грандиозной пропагандистской кампании. Даже если бы Аркадий Петрович отказался в ней участвовать, были бы изготовлены «подлинные» фотографии хорошо после бивуачной жизни отмытого, причесанного писателя, сидящего в обществе немецких офицеров. От его имени был бы написан корявый, с немецким «акцентом» текст с призывом сдаваться в плен, помогать «доблестной германской армии». Эти листовки были бы размножены и разбросаны с самолетов над окопами.

При всей своей топорности они произвели бы на фронте колоссальное деморализующее действие. Масштаб возможной катастрофы не поддается измерению. Вдобавок, под запрет попали бы все книги Гайдара и фильмы, снятые по его произведениям. Автор «Голубой чашки» и «Тимура» перестал бы существовать в нашей стране как писатель и педагог. Навсегда.

Именно такие фотографии Якова Сталина примерно в это же самое время были присланы его отцу. В виде листовок с фальсифицированным текстом они были разбросаны над линией фронта. Понадобилось несколько десятилетий, пока криминалисты сумели доказать, что снимки Якова Сталина в обществе немецких офицеров были виртуозным фотомонтажом. Конечная судьба этого мужественного человека достоверно неизвестна до сих пор.

Я поведаю вам сейчас о небывалом поступке в истории мировой культуры. Его совершили два недавних читателя Гайдара. Их звали Сергей Абрамов и Василий Скрыпник.

Рассказ, который вы сейчас прочтете, был запечатлен на кинопленке операторами студии документальных фильмов Центрального телевидения и только частично вошел в ленту «Партизанской тропой Гайдара», которую время от времени в «гайдаровские дни» демонстрируют по разным телеканалам до сих пор. Но чаще всего оттуда выхватывают куски…

Тому обстоятельству, что этот фильм при множестве препятствий был снят, мы должны быть благодарны инициативе и упорству молодого тогда режиссера Веры Федорченко.

Рассказ же о тех событиях был также записан мною на магнитофон «Весна», который 40 лет назад принадлежал к высочайшим достижением электронной техники.

А еще одно чудо состояло в том, что и съемки на месте гибели Аркадия Петровича, и магнитофонные записи были сделаны в один и тот же день: 26 октября 1966 года — ровно четверть века спустя после случившейся трагедии.

Еще я пытался в тот день, что можно, сфотографировать, но мой верный, безотказный «Зенит» вдруг начал давать сбои. Фотографии получились плохими: полуразмытыми, несуразно скомпонованными, точно кто-то пытался мне помешать и все время толкал под руку. Но я все равно включил фотографии в эту книгу как историческое свидетельство, как память о неповторимом.

Скромные торжества по случаю 25-й годовщины со дня гибели Гайдара мы отметили в Лепляве, в хате Степанцов, где Аркадий Петрович бывал много раз. С Абрамовым и Скрыпником он заходил сюда, отправляясь и на последнее задание.

Принимала нас, как и четверть века назад Гайдара, Афанасия Федоровна Степанец, партизанка, вдова партизана, отмеченная многими солдатскими наградами. Самой почетной она считала медаль «Партизану Отечественной войны», название которой говорило само за себя.

Для начала я коротко поведаю, откуда эти двое взялись в судьбе Аркадия Петровича.

Абрамов и Скрыпник были родом с Украины. В 1941 году обоим исполнилось по 20 лет. Оба перед самой войной закончили военные училища. Оба получили по два кубика на петлицы — стали лейтенантами. Вместе с окруженной армией попали в «киевский котел», были брошены на произвол судьбы двумя усачами — Буденным и Сталиным. Потом познакомились и затем случайно встретили Гайдара в Семеновском лесу.

Оба, по словам более эмоционального и романтически настроенного Абрамова, «выросли на книгах Аркадия Петровича», о чем ему сказали. Сначала их потрясло, что Гайдар, оказывается, еще жив. Раньше они думали, что все писатели, как Пушкин и Лев Толстой, давно умерли. Оба, как выяснилось, переживали, что Пушкина и Лермонтова убили на дуэли. И вдруг они встречают в окружении живого Аркадия Петровича, о котором в этой неразберихе никто не заботился, а главное — никто его не охранял. И лейтенанты договорились между собой, что берут Гайдара под свою негласную защиту и будут рядом с ним, что бы с Аркадием Петровичем ни случилось…

Они с готовностью включились в подготовку прорыва из Семеновского леса — вошли в состав той группы из 16 человек, которая несла под огнем раненого капитана Рябоконя. Лейтенанты присоединились к Орлову и Гайдару, когда те направились с поредевшей группой в сторону Канева.

Проявлять о Гайдаре в партизанском отряде бытовую заботу у них не было возможности. Лейтенанты сами жили в бездарно оборудованном лагере: питались как все — дважды в день. Несмотря на колоссальные запасы продовольствия, кормили бойцов скудно. Никто из них не наедался.

Но в одном лейтенанты проявили твердую волю и последовательность. Они участвовали во всех операциях, которые организовывал Аркадий Петрович.

18 октября 1941 года (как я уже рассказывал) полковник Орлов уходил с группой командиров к линии фронта. Абрамов и Скрыпник собирались идти вместе с ними. Зная о дружбе писателя с полковником, лейтенанты не сомневались, что Гайдар тоже пойдет к линии фронта. Но когда Абрамов и Скрыпник услышали, что Аркадий Петрович остается, они сообщили Орлову, что остаются тоже.

Во время боя у лесопильного завода Абрамов и Скрыпник выполняли распоряжения командира отряда, который послал Скрыпника к Гайдару с приказом брать пулемет и отходить. Аркадий Петрович не послушался. Он считал, что еще рано, что немцы могут хлынуть в лагерь на плечах отступающих. Тогда командир послал Скрыпника вторично. Только и во второй раз Гайдар приказа не выполнил: Аркадий Петрович лучше, нежели командир, понимал обстановку.

Поэтому, когда Гайдар вечером 25 октября собрался в старый лагерь за продуктами, Абрамов и Скрыпник вызвались идти с ним.

…И на обратном пути возле насыпи, во время привала, когда Аркадий Петрович поднялся, чтобы зайти к путевому обходчику, лейтенанты тоже поднялись с земли. Но возникла неловкость. Абрамов и Скрыпник охраняли Гайдара как бы полутайно. По их словам, он бывал недоволен, когда попытки находиться постоянно рядом с ним становились заметными.

Абрамов пожаловался:

— Он же сердился, когда мы ходили за ним хвостом. Скрыпника однажды почему-то не было. Я увязался за ним, за Аркадием Петровичем. Иду в небольшом отдалении. Он вдруг оборачивается: «Сережа, я не денежный ящик, чтобы меня охранять».