Выстрел из темноты - Евгений Евгеньевич Сухов
Вернувшись на место, капитан некоторое время смотрел в спокойное лицо Евдокимова, а потом произнес через сжатые челюсти:
– Все маску лепишь… Не поможет! А теперь расскажи мне, фашистская гнида, от кого ты получил эти патроны! От Рыжего? От Кобзаря?!
– На улице валялись… Подобрал.
– Это тебя так в разведшколе абвера шутить учили? Не проканает! В сорок первом абвер как-то поизобретательнее работал. Передам тебя в военную контрразведку, там с тобой церемониться не станут, мигом к стенке поставят!
– Не был я ни в каком абвере! – в отчаянии выкрикнул Евдокимов.
– Тогда откуда у тебя патроны?
– Сема дал! Сказал, что денег заплатит, если я буду во время авианалета стрелять в тех местах, что он укажет.
– Еще кто сигнализировал во время авианалета? Назови!
– Я больше никого не знаю, – испытывая чувство безысходности, выдавил из себя Евдокимов.
– Может, ты и не видел никогда, как сигнализировали такими патронами?
– Видел… Но я с ними не встречался.
– Где живет Рыжий?!
– Я не знаю. Этого никто не знает. Но знаю точно, что он из Москвы. Хорошо знает город, ориентируется в самых глухих районах.
– Хватит с тебя на сегодня. Отвезите его на Петровку. Не таскать же его с собой. Завтра передадим его в военную контрразведку, пусть там с ним побеседует.
– Но вы же обещали…
– Я ничего не обещаю фрицам. Заберите его!
Третьего, Павла Дергуна, арестовали во дворе дома, когда он брал из поленницы дрова, чтобы растопить печь. Также не принес хлопот. Увидев направленные на него два ствола, попросил разрешения докурить папиросу. Разрешение получил. Сделав несколько затяжек, швырнул окурок себе под ноги, тщательно растер его подошвами сапог и, выставив вперед руки, произнес:
– Вяжите.
Тянуть с допросами не стали – провели в ту же ночь. Но никто из арестованных не мог ответить, где находилась берлога Николая Кобзаря.
Глава 31
Тверской бульвар
Старший майор Рудин вышел из здания МУРа встревоженным, сел в мягкое кресло «эмки», поджидавшей его у входа, и распорядился:
– Давай, Саша, на Тверской бульвар.
– Есть, – понимающе кивнул водитель и повернул в замке ключ зажигания.
Объяснять много не нужно: Касриель Менделевич любил Тверской бульвар, куда нередко приезжал в минуты тяжелых раздумий. На Тверском бульваре у него была даже своя любимая скамейка, на которой в одиночестве, прежде чем отыскать верное решение, он выкуривал две-три папиросы «Казбек».
Об этой его привычке знали немногие, приезжал он сюда даже зимой. Садился на заснеженную скамью и, глядя через облысевшие кроны деревьев на противоположную сторону дороги, размышлял.
А подумать было о чем.
Банда Рыжего почти уничтожена. Брали преступников по всей Москве всю последующую неделю: в местах проживания, в притонах, у сожительниц. Четверых смельчаков, посмевших отстреливаться, без сожаления уничтожили на месте. Злоумышленники, оказавшись в заключении, сдавали друг друга едва ли не наперегонки, чтобы признательными показаниями перед предстоящим судом улучшить свое положение.
Оставалось отыскать Рыжего, успевшего где-то затаиться. Существовала вероятность, что он сумеет в кратчайший срок сплотить вокруг себя новую банду, которая станет не менее кровавой, чем уничтоженная. Тогда придется начинать все сначала. Если не получится взять его живым, его следовало ликвидировать.
ГАЗ-61 остановился у чугунного ограждения.
– Подожди меня здесь, – произнес старший майор Рудин. – Я ненадолго.
В сквере народу было немного: справа на скамеечке сидела пожилая пара, радуясь солнцу, пробившемуся через облака и нагромождения зданий. Слева, наоборот, девушка и парень, совсем молодые люди. Между ними было глубокое чувство, что было видно по их счастливым улыбкам. Парень был призывного возраста, может быть, студент, а может, рабочий какого-нибудь оборонного предприятия. Не исключено, что в кармане у него повестка из военкомата и скоро ему отправляться на фронт. Как бы там ни было, жизнь не прекращалась ни на минуту. Даже в самый сложный период для страны люди продолжали радоваться жизни и любить. Так происходило во все времена, так будет и дальше.
По асфальтированной дорожке, опираясь на трость, брел мужчина в офицерской шинели. Рядом с ним, едва касаясь его плечом, шла женщина, одетая в бордовое демисезонное пальто. Иногда пара останавливались, о чем-то разговаривала и двигалась дальше, явно наслаждаясь обществом друг друга.
На старшего майора, устроившегося в сквере на лавке, не обращали внимания. Касриель Менделевич был одним из немногих, пришедших в этот час на Тверской бульвар. Обычно Рудин приезжал сюда в сопровождении двух милиционеров, которые деликатно располагались на скамейке немного поодаль, чтобы не мешать размышлениям начальника уголовного розыска, и зорко посматривали по сторонам.
Сейчас он был одинешенек. А подумать было над чем. Сыщики по крупицам собирали сведения о Николае Кобзаре и о его банде. Многочисленное и дерзкое преступное сообщество нагоняло страх на всю Москву. Подобных преступных образований не было в столице со времен Гражданской войны, в то время настоящим королем уголовного мира был знаменитый Кошельков, поднявший руку на председателя Совнаркома товарища Ленина. В тот злополучный день налетчики отобрали у вождя легковую машину, забрали его личный браунинг и, приняв его за кого-то другого, отпустили. Только по чистой случайности Владимир Ильич не пострадал, а когда бандиты сообразили, что у них в руках находился вождь мирового пролетариата и глава государства, то бросились за ним в погоню, надеясь исправить допущенную ошибку. В Сокольническом райсовете, в котором Владимир Ленин укрылся вместе с сестрой, водителем и охранником, бандитов встретил Дзержинский с вооруженным отрядом милиционеров. Получив серьезный отпор, бандиты ретировались, бросив поврежденную машину на Хамовнической набережной.
Если бандитам и сейчас не ответить сокрушительным противодействием, то город заполонят организованные вооруженные банды, и тогда мирные граждане не будут себя чувствовать в безопасности даже на минуту.
Большую часть банды Рыжего составляли дезертиры, проживавшие в Москве по подложным документам. Немало было уклонистов, съехавших с прежнего места жительства и осевших в Москве. Меньшую часть составляли те, кто успел повоевать на различных фронтах и выбыл из Красной армии по ранению. Осознавая силу оружия, они не стремились устроиться на какое-либо производство, полагая, что куда проще добыть пропитание с оружием в руках.
Привозить оружие с фронта, конечно же, запрещалось. На вокзалах и в поездах железнодорожная милиция постоянно устраивала рейды, выявляя среди армейцев неблагонадежных. Но ведь невозможно проконтролировать каждого военнослужащего. Да и неправильно будет выказывать им недоверие.
Озадачивало
