Хулия Наварро - Глиняная Библия
– Тебе никто не говорил, что мы собираемся организовать убийство, – очень серьезно сказал Бруно.
– Я хорошо знаю всех вас, и я хорошо знаю тебя. Вы всю свою жизнь ждали этого момента и всячески старались сохранить друг в друге жажду мести, оставались верными той клятве которую дали еще в детстве. Ни у кого из вас не хватает мужества отступиться от этой клятвы. А Бог вас за это не простит.
– Око за око, зуб за зуб! – воскликнул Ганс.
– С вами, я вижу, разговаривать бесполезно, – сказала Дебора и вышла из гостиной.
В течение целой минуты трое друзей сидели молча. Затем Карло подробно рассказал о своей схватке с Мерседес. Подумав, они решили, что ей позвонит Бруно, чтобы – уже в последний раз – попытаться ее переубедить.
– Но мы не должны отменять нашу операцию, – сказал Бруно.
– Если мы этого и не сделаем, нам все равно необходимо сообщить о сложившейся ситуации Тому Мартину… – сказал Ганс.
– Ты мог бы съездить к нему и рассказать о том, что произошло. Однако сначала нам нужно узнать, чем закончится разговор Бруно с Мерседес. Мне не удалось ее переубедить, но, может, я действовал как-то не так…
– Да ладно, Карло, ты сделал все, что мог, – перебил его Бруно. – Мы ведь хорошо знаем Мерседес. У меня еще меньше шансов переубедить ее, чем у тебя, так что давай не будем ерничать.
– Она просто невероятно упрямая… Наверное, нам следует поехать к ней втроем, – предложил Ганс.
– Это не поможет, – решительно возразил Бруно.
– Тогда позвони ей прямо сейчас, – сказал Карло. Мы дождемся окончания вашего разговора, и затем решим, что делать дальше.
Бруно поднялся и, выйдя из гостиной, направился в свои кабинет: он предпочитал разговаривать с Мерседес, находясь подальше от ушей Деборы.
Мерседес оказалась у себя в кабинете. Бруно сразу почувствовал в ее голосе тревогу.
– Бруно, это ты?
– Да, Мерседес, это я.
– Я себя очень плохо чувствую.
– Мы тоже.
– Я хочу, чтобы вы меня поняли.
– Нет, ты этого не хочешь. Твоя просьба – это попытка превратить нас во второстепенных статистов. Ты решила, что мы четверо уже не единое целое и что каждый теперь сам по себе, ты отрекаешься от той клятвы, которую мы дали. Мне очень хотелось бы, чтобы ты передумала. Ты заставляешь нас страдать.
Затем они оба долго молчали. Каждый слышал в телефонной трубке дыхание другого, но никто их них не мог произнести ни слова. Медленно текли секунды, казавшиеся вечностью. Наконец Бруно нарушил молчание.
– Ты меня слышишь, Мерседес?
– Да, Бруно, я тебя слышу, но я не знаю, что тебе сказать.
– Я хочу, чтобы ты знала: с тех самых пор, как мы прошли с тобой через ад, я еще никогда не страдал так, как сейчас То же самое происходит с Карло и Гансом. Самое худшее – это то, что мы потеряем смысл своей жизни, и получится, что все эти годы были прожиты зря. Твоя бабушка так бы не поступила. Да ты и сама об этом знаешь.
Снова наступило молчание. Бруно почувствовал, что ему вот-вот станет плохо: во рту у него пересохло, а в желудке появились очень неприятные ощущения. Кроме того, он готов был расплакаться.
– Мне жаль, что я причиняю вам столько боли, – прошептала Мерседес.
– Ты лишаешь нас жизни. Если ты сделаешь то, что задумала, мне больше не захочется жить. Ради чего мне тогда жить? Ради чего?
Отчаяние в голосе Бруно было неподдельным. То, что он сейчас говорил, исходило из глубины его души. Мерседес осознала, что сейчас чувствуют трое друзей.
– Мне очень жаль. Простите меня. Я ничего не стану предпринимать. Надеюсь, что сумею сдержать свою ярость.
– Мне недостаточно твоих уверений о том, что ты надеешься сдержать свою ярость, – сказал Бруно. – Мне нужно, чтобы твое решение было окончательным.
– Я ничего не стану предпринимать. Даю тебе слово. Если я передумаю, то сообщу вам об этом.
– Ты не можешь держать нас в таком напряжении…
– Да, не могу, но и врать вам я тоже не могу. В общем, ладно… Я не буду ничего предпринимать. Я это твердо решила, но если все-таки передумаю, то немедленно вам сообщу.
– Спасибо.
– А как там Карло и Ганс?
– Они в отчаянии, так же как и я.
– Скажи им, чтобы не переживали. Я ничего не стану предпринимать… У нас есть еще какие-нибудь новости оттуда?
– Пока нет. Будем ждать.
– Ну что ж, подождем.
– Спасибо, Мерседес, спасибо.
– Не благодари меня. Это я должна просить у вас прощения.
– Нет необходимости. Важно то, что все мы продолжаем действовать сообща.
– Я чуть было не поставила крест на нашей дружбе. Мне очень жаль.
– Не говори ничего, Мерседес, не надо ничего говорить.
Бруно положил телефонную трубку, не в силах сдержать слезы. Плача, он стал молиться Господу и благодарить его за то, что он помог переубедить Мерседес. Затем Бруно пошел в ванную, умылся и вернулся в гостиную.
Карло и Ганс сидели молча – задумчивые и напряженные. – Она ничего не станет предпринимать, – сказал им, входя, Бруно.
Они все стали обниматься и плакать, не стесняясь своих слез: Бруно только что предотвратил сражение, которое они, как им казалось, вряд ли бы выиграли.
25
Клара, нервничая, прислушивалась к шуму вертолета, на котором должны были прилететь ее дедушка и Ахмед.
Муж удивил ее, заявив, что тоже прилетит в Сафран. А еще Клара переживала из-за состояния здоровья своего дедушки, и хотя Ахмед сказал ей, что нет оснований для беспокойства, тот факт, что еще несколько дней назад сюда переправили полевой госпиталь, был плохим признаком.
Клара вместе с Фатимой целый день подготавливала дом, в котором она собиралась разместиться вместе с дедушкой, а потому ни разу даже не подошла к зоне раскопок. Она знала, что дедушка – весьма требовательный человек, и на время его пребывания в Сафране необходимо было обеспечить ему достаточно высокий уровень комфорта, тем более что состояние его здоровья ухудшилось. Кларе пока не было известно, как долго он здесь пробудет – как не было ей известно и то, долго ли здесь пробудет Ахмед.
Бросив взгляд в окно, она увидела, что к ней быстрым шагом приближается Фабиан.
– Кажется, мы кое-что нашли, – сказал он, и его голос слегка дрожал от волнения.
– Что именно? Ну говорите же!
– Мы натолкнулись на фундаменты нескольких зданий, находящиеся более чем в трехстах метрах от храма – в том месте, где мы начали раскопки неделю назад. Эти здания, похоже, не очень большие – метров пятнадцать в ширину, а главные помещения в них – прямоугольной формы. В одном из этих помещений мы обнаружили изображение сидящей женщины, по-видимому, это богиня плодородия. А еще – обломки черной керамики. Кроме того, бригада Марты нашла в одном из помещений храма целую коллекцию предметов из глины – буллы и калькули. Там есть различные конусы, в том числе продырявленные, большие и маленькие шарики, а также две печати: на одной изображен бык, а на другой, по-видимому, лев… Ты понимаешь, что это все означает? Ив от радости чуть не свихнулся, а про Марту я вообще молчу.
– Я сейчас же иду туда! – восторженно воскликнула Клара.
В дверях ей преградила путь Фатима.
– Никуда ты не пойдешь. Мы еще не все подготовили, а твой дедушка уже вот-вот прилетит, – стала увещевать Клару ее старая служанка.
Шум вертолета и правда все нарастал, поэтому Клара ничего не ответила. Хотя ей очень хотелось немедленно побежать к месту раскопок, она понимала, что не должна делать этого, пока не встретит и не устроит как подобает своего дедушку.
Оставалось лишь несколько часов светового дня, однако Клара подумала, что даже если она и не управится до темноты, то все равно сегодня сходит на место раскопок.
Айед Сахади, сопровождаемый вооруженными людьми, решительно вошел в комнату, где находилась Клара.
– Госпожа, вертолет уже заходит на посадку. Вы пойдете его встречать?
– Я знаю, Айед, я ведь слышу шум винтов. Да, я сейчас же иду с вами.
Клара вышла из дома в сопровождении Фатимы. Они сели в джип и поехали к тому месту, где уже садился вертолет.
Увидев своего дедушку, Клара от испуга замерла: старик очень похудел, и одежда свободно болталась на его тощем – кожа да кости – теле.
Его глаза глубоко запали, и двигался он довольно неуклюже, хотя и пытался ступать твердо.
Обнимаясь с ним, Клара почувствовала, что в его руках стало меньше силы, и впервые в жизни она осознала, что дедушка – обычный смертный, а не бог, каким она его до сих пор считала.
Фатима проводила Альфреда Танненберга в его комнату, где она постаралась создать такую обстановку, которая понравилась бы старику, хотя здесь, конечно, было тесновато. Подошедший вскоре врач сказал Фатиме, что ему необходимо осмотреть господина Танненберга, чтобы определить, насколько сильно отразились на состоянии его здоровья перелеты из Каира в Багдад и из Багдада в Сафран. Увидев рядом с врачом медсестру, Фатима что-то сердито буркнула себе под нос.
