Купеческий сын и живые мертвецы - Алла Белолипецкая
— Быть может, — сказал Николай Степанович, — до вас доходили слухи о том, что батюшка ваш перед самым своим исчезновением имел намерение свою духовную переписать? Так вот, это не слухи: Митрофан Кузьмич и вправду это со мною обсуждал. И я даже подготовил ему для подписи соответствующую бумагу. Однако я должен сказать вам и другое: Митрофан Кузьмич сильно колебался относительно предполагаемых изменений, оттого новый документ и остался не подписанным. Полагаю, теперь-то уж точно он его подписывать не стал бы — никогда не передал бы семейное дело в управление вашему двоюродному брату Валерьяну. Батюшка ваш гордился бы тем, что делаете сейчас — что учитесь в университете и что изучаете, среди прочего, коммерческое право. И я не сомневаюсь: лучшего наследника, чем вы, Митрофан Кузьмич для себя и пожелать не мог бы. Но позволю себе спросить: каковы ваши дальнейшие планы? Намерены ли вы вернуться в Живогорск по окончании курса? Пока что ваша маменька управляет всеми делами, но теперь у вас есть законное право её сменить.
Иван не меньше минуты молчал — пытался хоть как-то осознать всё то, что нотариус на него излил. Но потом всё-таки ответил:
— Я, пожалуй что, повременю с окончательным решением. Быть может, вернусь. А, может статься, продолжу обучение за границей. Да и потом, — он кивком указал на газету, — мне по жребию может и воинская служба выпасть. Но сменять маменьку во главе семейного дела я пока что точно не планирую.
— Ну, — сказал господин Мальцев, — вас, как единственного сына у родителей, на воинскую службу призвать не могут. А обучение за границей — дело, конечно, достойное и полезное. Но к этому вопросу мы ещё сможем вернуться позже. Теперь же я, с вашего позволения, вас ненадолго покину: вернусь к себе в гостиницу. Мне надобно подготовить вам на подпись доверенность на временную передачу управления вашим наследством Алтыновой Татьяне Дмитриевне.
5
Когда нотариус ушёл, Иван Алтынов ещё минут пять просидел в задумчивости, не открывая принесенного Мальцевым конверта. Но потом все-таки разломил на конверте сургучную печать — поморщившись от скрипучего хруста, который она издала. И вытянул не глядя первый попавшийся листок из довольно внушительной пачки документов.
Это оказалось письмо, написанное изящным женским почерком — адресованное его отцу. И тут уж Иван не сплоховал: первым долгом глянул на подпись в конце.
— Аглая Тихомирова! — ахнул он. — Мать Зины!..
Черноглазую красавицу-жену священника, на которую Зина чрезвычайно походила лицом, он знал много лет. Однако понятия не имел, что она состояла с его отцом в конфиденциальной переписке. Текст её письма был следующим:
"Милостивый государь Митрофан Кузьмич!
Чрезвычайные обстоятельства вынуждают меня обратиться к Вам таким образом, поскольку переговорить с Вами с глазу на глаз я, увы, не имею возможности. А события, к которым я по недомыслию своему оказалась причастна, касаются Вас более, чем кого бы то ни было.
Кончина Вашего отца, Алтынова Кузьмы Петровича, произвела тягостное впечатление на весь наш город Живогорск. И я приношу в связи с нею самые искренние соболезнования Вам и всему Вашему семейству. Однако долг повелевает мне раскрыть Вам, глубокоуважаемый Митрофан Кузьмич, глаза на подлинные обстоятельства, к этой трагедии приведшие. Да будет Вам известно, что Ваш покойный ныне отец в течение почти что года оказывал мне знаки внимания, совершенное неуместные и непозволительные по отношению к любой замужней женщине, а тем паче — по отношению к жене священника. Я не стала бы называть его действия прямыми домогательствами, однако отец Ваш — в письмах и при всех возможных случаях увидеться лично — всячески выказывал мне своё "восхищение" и ясно давал понять, насколько он был бы заинтересован в приватной встрече со мною. Я полагаю, Вам понятны причины, по которым я никому не рассказывала об этих предложениях. Но, разумеется, принимать их я никогда намерения не имела.
Тем не менее, некая особа, близкая Вашему семейству, откуда-то узнала о том особом интересе, который ко мне проявлял Ваш отец. Имени особы этой я Вам называть не стану, но Вы, вероятно, и сами понимаете, о ком я веду речь. Так вот, за два дня до прискорбных событий, приведших к кончине Кузьмы Петровича, особа эта пришла ко мне домой со слёзной просьбой: написать Вашему отцу записку и назначить ему свидание в доходном доме на Миллионной улице, принадлежащем Вашему семейству.
Само собой, я сперва от данного непристойного предложения отказалась наотрез. Однако женщина, явившаяся ко мне, клятвенно заверила меня, что честь моя при этом нисколько не пострадает, поскольку в действительности мне не придётся с Кузьмой Петровичем встречаться. Я должна буду лишь забрать ключ от комнаты, куда отец Ваш придёт для встречи со мною, а потом передать этот ключ ей. Она объяснила мне, что переговорить с Кузьмой Петровичем без свидетелей ей необходимо для решения дела, которое является для неё главнейшим во всей её жизни. Тогда как отец Ваш неизменно ей в таком разговоре отказывает.
И, когда она поведала мне о причинах, по которым ей этот разговор необходим, я сдалась: дала своё согласие на участие в предлагаемой ею авантюре. О чем теперь горько сожалею. Я написала Вашему отцу, что приду в известный Вам доходный дом, но приду тайно, под вуалью, и никому своего имени называть не стану. А он должен будет оставить для меня ключ от подходящей комнаты на конторке управляющего, и прийти в доходный дом не менее, чем через час после меня. Тем же вечером отец Ваш прислал мне ответную записку, в которой выражал восторженное согласие сделать так.
Вот так и вышло, что в день гибели Вашего отца я появилась в том месте, где быть мне совершенно не надлежало. Забрав оставленный для меня ключ, я поднялась в ту комнату на четвёртом этаже, из окна которой выпадет затем Кузьма Петрович. И через пять минут в дверь постучала та женщина, что вовлекла меня в это неподобающее дело. Я впустила её и, как между нами было условлено, передала ей ключ от комнаты. А сама, спустившись по чёрной лестнице и, слава Богу, никого не встретив по пути, вышла из того ужасного дома и отправилась восвояси.
Только на другой день я
