Купеческий сын и живые мертвецы - Алла Белолипецкая
Однако прежде Ивану никакой всячины не мерещилось никогда — даже после того, как в детстве с ним один раз случился солнечный удар, когда он без шапки проторчал на голубятне в июльский зной добрых шесть часов. Да и потом, он отчего-то ощущал себя в этой квартире так, словно был здесь хозяином. Имел полное право здесь находиться. И, к тому же, он знал откуда-то, что этот доходный дом располагается в Москве, и что квартиру свою он снимает на деньги, регулярно пересылаемые ему отцовским поверенным из Живогорска. А ещё — и это уж вовсе казалось невероятным! — что из своей со вкусом обставленной квартиры он регулярно отправляется на занятия в Московский университет, где состоит студентом юридического факультета.
— Бред какой-то... — пробормотал Иван. — Кто бы принял меня в университет, когда у меня даже аттестата зрелости нет — я так и не окончил гимназии!
Однако даже в звуке собственного голоса ему почудилось нечто такое, что с его словами не вязалось. Голос его звучал по-новому: уверенно, чётко, словно он выговаривал слова, отвечая у доски отлично знакомый ему урок. И одновременно с этим он (вспомнил) понял, каким таким манером ему удалось попасть на университетскую скамью. Каким-то образом он ухитрился сдать экстерном все экзамены за гимназический курс. И, хоть самого момента их сдачи Иван Алтынов не припоминал, хоть убей, зато перед мысленным взором у него отчётливо возникали обложки учебников, по которым он к этим экзаменам готовился: тригонометрия, латинский язык, греческий язык, древняя история, русская словесность...
Иван так резко встряхнул головой, что его аккуратно причесанные волосы моментально растрепались и снова стали похожи на те вихры, с какими купеческий сын помнил самого себя. Был ли это бред или галлюцинация (это слово Иван откуда-то знал теперь), он должен был в происходящем разобраться, пока не тронулся умом.
Крутанувшись на месте, Иван быстро оглядел свой номер. В прекрасно оставленной гостиной всё блистали чистотой: и паркетный пол, и хрустальная ваза на столе, покрытом камчатной скатертью, и стёкла в окне, подле которого стоял низенький, но явно очень удобный диванчик, и графин с водой и двумя стаканами, что стояли тут же, рядом — на ломберном столе.
И здесь же белел прямоугольный предмет: свернутая в несколько раз газета. Иван шагнул к столу, взял газету и с нею в руках опустился на диванчик.
Машинально Иванушка принялся выискивать, не пишут ли что-то новое о стачке кренгольмских ткачей, которая давеча так заинтересовала его. Но — ни об этом, ни о Поти-Тифлисской железной дороге, ни даже о готовящейся встрече государя Александра Второго с германским кайзером и австро-венгерским монархом в газете не оказалось ни строчки. Зато Иван Алтынов обнаружил в ней вещи почти что невероятные.
— В соответствии с Манифестом Государя Императора о всеобщей воинской повинности, оглашенным в январе, — прочёл Иван, — на военную службу из числа представителей различных сословий в апреле сего года было призвано... — И далее шла колонка цифр, согласно которым армию Российской империи пополнили не только рекруты из числа крестьянских детей, но и сыновья дворян, купцов и даже лиц духовного звания.
Впрочем, о военной реформе, которую осуществлял по поручению Государя Императора министр Милютин, Иванушка и прежде краем уха слышал. А потому куда большее впечатление произвела на него статья иного содержания.
"Как сообщают нам представители Петербургской Академии Наук, — писал автор поразительной заметки, — Ломоносовская премия нынешнего года будет присуждена выдающемуся электротехнику Александру Николаевичу Лодыгину — за изобретение лампы накаливания, которая позволяет производить освещение при помощи электрической энергии. Уходят в прошлое времена тусклого света — благодаря господину Лодыгина всех нас ожидает лучезарное будущее!"
— Да это прямо роман Жюля Верна! — воскликнул Иванушка в полный голос. — Может быть, тут и о путешествии из пушки на Луну что-нибудь будет говориться?
Но о таких путешествиях газета ничего не писала. Зато Иван отыскал небольшую заметку о перемещениях куда более прозаического свойства. "Послезавтра, 17-го мая, — говорилось в заметке, — ожидается знаменательное событие в развитии железнодорожного сообщения на Кавказе: прохождение первого поезда через станцию Тихорецкая Владикавказской железной дороги".
Только тут купеческий сын додумался вернуться к первой странице газеты и взглянуть на дату. 15 мая 1874 года — вот что увидел он. И потрясло его даже не то, что эта дата почти на два года отстояла от времени, о котором он помнил ясно и отчётливо. Нет, куда больше купеческого сына поразило совпадение: это была не просто дата, а его собственный день рождения — в который ему сравнялся бы двадцать один год.
— Так он и сравнялся, — услышал Иван голос, и только четверть минуты спустя осознал, что снова заговорил вслух он сам. — Причём твой день рождения был ещё вчера. Потому-то сегодня к тебе и прибудет визитер из Живогорска: господин Мальцев, уездный нотариус.
4
Мальцев Николай Степанович состоял поверенным в делах купца первой гильдии Митрофана Кузьмича Алтынова уже без малого двадцать лет. Так что его прибытие из Живогорска вряд ли могло считаться чем-то необычным — с учётом того, что Иван Алтынов достиг возраста совершеннолетия. Однако фраза, с которой Николай Степанович начал свой разговор с Иваном, всё равно неприятно поразила купеческого сына.
— Ваш батюшка, — сказал господин Мальцев, — оставил мне четкие распоряжения по поводу вашего совершеннолетия — на случай своей смерти или безвестного отсутствия.
— Или безвестного отсутствия... — как эхо, повторил за ним Иван.
Однако нотариус эти слова истолковал неверно. Изобразив на лице приличествующую случаю озабоченность, он произнес:
— Да, я понимаю: я сам, как и вы, Иван Митрофанович, удручен тем, что почти двухгодичные поиски вашего батюшки ни к чему не привели. Однако закон есть закон: я обязан исполнить миссию, которая на меня возложена. И, во-первых, объявляю вам: с этого дня вы становилась полным, без всяких ограничений, владельцем семейного дела купцов Алтыновых и всех сумм на банковских счетах, принадлежавших вашему отцу. А, во-вторых, согласно распоряжению вашего батюшки я передаю вам документы, которые он оставлял мне на хранение. Ну и, разумеется, копию его завещания — чтобы вы могли лично с ним ознакомиться. — С этими словами Мальцев протянул Ивану пухлый пакет из коричневой манильской бумаги.
— Завещание моего отца? — вновь переспросил Иван.
И нотариус опять неверно истолковал тот сомневающийся тон, каким купеческий сын это произнес. Но теперь он заметно
