Карен Мейтленд - Маскарад лжецов
Когда Родриго встал и побрел восвояси, мне стало понятно, что он не вернется. Он шел навстречу смерти, никто уже не мог встать у него на пути. И хотя моим ремеслом было величайшее из искусств — создание надежды, благороднейшей из неправд, — даже мне было не одолеть его веры. Родриго верил в то, что руны Наригорм не лгут. Подобно тем несчастным, которые с покорностью плелись на плаху, он знал, что заслужил смерть.
И все же мне была невыносима мысль оставить его одного! Стоять и смотреть, как погибает Родриго... нет, это выше моих сил! Если волк существует на самом деле, я хотя бы узнаю, что он за существо.
К тому времени окончательно стемнело. Хотя тяжелые облака закрыли звезды и луну, мне было легко не потерять Родриго из виду. Он ломился вперед, не разбирая дороги, спотыкаясь о древесные корни, словно кто-то тащил его на невидимой веревке. Внезапно деревья закончились, и шум прекратился. Передо мной открылось пустое пространство — самая большая из ложбин.
Луна пробилась сквозь облака, и стало видно то, что невозможно было разглядеть при свете дня. Жемчужно-белый туман стелился по дну ложбины. Туман достигал колен Родриго, закручивался вокруг ног. Казалось, что музыкант бредет по светящемуся мелководью.
Пришел слабый и далекий звук, который страшил меня больше всего на свете. Волосы встали дыбом, ладонь, сжимавшая посох, увлажнилась. Звук приближался, слишком быстро даже для бегущего зверя. Он шел со всех сторон, совсем как в ту ночь в овраге у знахаркиной хижины. Ни светящихся желтых глаз, ни колыхания воздуха; один лишь звук, заполняющий все вокруг. Родриго лихорадочно вертел головой, словно привязанный крепкими путами жертвенный барашек, затем вытянул перед собой руку, готовясь отразить бросок зверя.
Внезапно звук изменился, превратившись в шелест крыльев, будто вверх взмыли тысячи лебедей. Но очистившееся от облаков небо освещала только луна. Родриго упал на колени, закрыл руками лицо и склонился так низко, что мне были видны только его сжатые кулаки. Звук все усиливался. Скорее, напомощь Родриго!.. Внезапно мой взгляд зацепился за что-то в нескольких ярдах у кромки ложбины. Наригорм скорчилась на земле между деревьев, в лунном свете ее волосы отливали белизной. Одну руку Наригорм вытянула над рунами, другую, ладонью вверх, — в направлении ложбины. Глаза девочки были закрыты, лицо выражало полную отрешенность.
Звук бьющих крыл исходил прямо от нее, хотя в это невозможно было поверить. Звук изменился вновь: теперь выл волк. У меня исчезли последние сомнения. Наригорм была центром этого морока! Она создавала эти звуки. Но сама Наригорм не выла.
Губы девочки двигались.
— Морриган, Морриган, Морриган.
Чем быстрее она шептала, тем громче становился вой, исходивший из ее раскрытой ладони. Должно быть, девочка почувствовала мое приближение. Она открыла глаза и успела увидеть, как от удара моего посоха разлетаются ее руны. В тот же миг вой словно отрезало.
Руки Наригорм потянулись к моему лицу. Еще один меткий удар — и она по-кошачьи скорчилась на земле, скуля от боли и пряча ушибленные пальцы под мышками. Любой ребенок на ее месте заплакал бы, однако в глазах девчонки не было ни слезинки, только лютая злоба.
— Так это ты! Все это время ты заставляла нас думать, что воет волк, а никакого волка не было — ни зверя, ни человека!
— Вы слышали волка.
— Ты заставляла нас его слышать!
— Морриган заставляла.
— Кто такая Морриган?
— Она принимает образы волка и лебедя, приносит хаос и смерть, уничтожает лжецов. Ты слышал волка, потому что ты лжец! Все вы лжецы!
Внезапно мне вспомнилось, когда Наригорм впервые произнесла имя Морриган — в день нашей встречи, Иванов день.
«Я не могу кривить душой, не то потеряю свой дар, — сказала она тогда. — Морриган истребит лжеца».
— Но ты сама слышала вой, Наригорм.
— Я создавала его, я управляла им.
— И ты довела половину из нас до смерти и самоубийства! Злобная мелкая тварь! Как ты могла так с нами обойтись? Ведь мы кормили тебя, заботились о тебе. Ты обвиняешь нас во лжи и предательстве, но именно ты предала нас.
— Сами виноваты. Ты — лжец. А вот я никогда не лгу. Я читаю то, что написано в рунах. Только правду.
— Когда твой бывший хозяин избил тебя за то, что ты считала своей проклятой правдой, ты решила молча ждать, когда тайное само выплывет наружу. Лучше бы тебе вообще не рождаться на свет!.. Теперь твоя игра закончена. Ты пыталась убить Родриго, однако на этот раз у тебя ничего не вышло.
— Ты ошибаешься, камлот, еще как вышло! Пока ты тут болтаешь, Родриго успел наглотаться туману. Морриган истребила и его.
А ведь она права, голова Родриго больше не возвышалась над святящейся дымкой!
Наригорм победно улыбалась.
— Этот туман ядовит. Ты видел мертвых зверьков? Неужели не догадался? Вот теперь и Родриго стал как они. А ведь ты влюблен в него, разве нет?
У меня перехватило дыхание. Она рассмеялась, глядя на мое вытянувшееся лицо, но времени на раздумья не осталось. Только бы вспомнить, где в последний раз над туманом виднелась фигура Родриго! Туман клубился вокруг моих ног. Сердце выскакивало из груди. Снизу ложбина казалась громадной. Луна опять скрылась за облаками, и внезапно меня накрыла тьма, лишь под ногами светился ядовитый туман. Чтобы разглядеть Родриго, мне пришлось пригнуться к земле. Голова закружилась, мысли спутались. Откуда-то навалилась усталость — бессонные ночи не прошли даром. Конечности онемели, словно мои блуждания в светящемся мареве продолжались целую вечность. Как хорошо, должно быть, лечь под это белое покрывало и немного поспать! Совсем чуть-чуть, всего несколько минут, чтобы прояснилось в голове. Искушение было неодолимо, и вот уже мои колени коснулись земли.
27
МОРОК
Наригорм смеялась. Звук терзал, точно змеиное жало. Мне пришлось собрать все силы. Сейчас бы глоток свежего воздуха!.. Голова все еще шла кругом, но мысль работала ясно. Туман клубился над самой землей — вот почему днем мы проходили через него без всякого вреда. Только когда голова оказывалась ниже уровня тумана, яд начинал действовать.
Наконец посох коснулся лежащего тела. Мне было неведомо, жив Родриго или мертв. Надо было лишь дотащить его до ближайшего дерева, но Родриго был крупнее и выше. В лучшем случае мне удалось бы недолгое время удерживать его на ногах. Шаг, снова шаг. Руки и ноги горели огнем, в голове словно стучал молот. Еще несколько ярдов... Нет, мне ни за что их не преодолеть! Слишком много ядовитого тумана попало в легкие! Тело Родриго тянуло к земле, туман окутывал нас светящейся дымкой. Чтобы унять головокружение, пришлось закрыть глаза. Земля качнулась под ногами, и меня неудержимо повлекло вниз, в смертоносное марево.
Внезапно тело Родриго потеряло вес.
— Не падай, камлот, я держу его.
Осмонд перекинул музыканта через плечо.
— Туман... ядовит... не опускай ему голову...
Осмонд уже не слышал меня. Однако он не дал мне снова упасть — почти сразу вернулся, выволок меня из ложбины и прислонил к древесному стволу.
Потом принялся шлепать Родриго по щекам.
— Давай же, очнись! О Святая Мария, Матерь Божья, не дай ему умереть!
Внезапно рука наткнулась на что-то круглое. Чтобы понять, что это, мне не нужны были глаза. Пальцы нашли и сжали стеклянный флакончик Михаеля.
Несколько глубоких вдохов, и мне удалось с трудом разлепить веки. Земля вращалась уже не так сильно, хотя о том, чтобы встать на ноги, рано было и мечтать. Осмонд одной рукой держал Родриго за плечо, другой бил по щекам. Лицо Родриго в лунном свете поражало неживой белизной.
Осмонд в отчаянии тряхнул волосами.
— Все кончено. Он умер. Когда Наригорм прибежала за помощью, я кинулся сюда со всех ног, но не успел, слишком поздно...
— Наригорм?
— Она крикнула, что Родриго упал и задохнулся, потому что туман в ложбине ядовит. Поначалу я не поверил ей, но, когда она сказала про мертвых зверьков, я все понял. Бедняжка, от страха она совсем потеряла голову!
— Так ведь это Наригорм во всем...
Кашель Родриго не дал мне договорить. Его грудь сотряс слабый толчок. Осмонд тут же усадил Родриго на землю, и вдвоем мы принялись его обмахивать. Наконец дыхание Родриго выровнялось, веки затрепетали. Он стал кашлять, затем, обессилев, вновь откинулся на руки Осмонда. Грудь болезненно вздымалась и опускалась, но главное, он был жив. Родриго был жив!
Он не скоро встал на ноги и лишь с нашей помощью смог преодолеть короткий путь до лагеря. Навстречу выбежала Адела и чуть снова не задушила нас в объятиях. Мы устроили Родриго рядом с грудой дорожных котомок, и там он остался лежать, кашляя и хрипя, слишком слабый, чтобы подняться.
Никто из нас в ту ночь не сомкнул глаз. Адела и Осмонд боялись, что, если мы уснем, яд снова начнет действовать.
