Карен Мейтленд - Маскарад лжецов
Мы решили, что двинемся в путь через пару дней. Вещи для продажи кончались — надо было искать места посытнее.
Однако мы все откладывали и откладывали уход, боялись оставлять остров. Осмонд был убежден, что волк приходит с холмов, поэтому в низинах нам ничего не угрожает, к тому же на острове мы были хоть немного защищены. Никто не горел желанием снова устраивать ночевки в лесу, каждую минуту гадая, кто набросится сзади. По крайней мере на островке мы могли встретить врага лицом к лицу. И пусть болота были смертельно опасны, но здесь, словно овцы на островах, мы чувствовали себя спокойнее.
Однако болота не могли спасти нас от воя. Каждую ночь мы зажигали костер и факелы на отмели и напряженно ждали. Вот раздавался знакомый звук, и мы начинали лихорадочно оглядываться в надежде поймать хоть слабый отблеск глаз, хоть тень движения. Не спали все, не только дозорные, однако сильнее всех вой действовал на Родриго. Он не смыкал глаз до утра, но мы не позволяли ему стоять на часах, боясь, что неверные огни заманят его в трясину. Так остров стал нашей тюрьмой. Мы твердили себе, что он не пускает к нам волка, а на самом деле он не отпускал на свободу нас.
И вот однажды вечером разразилась гроза. Карвин надрывался от крика, и изнуренная бессонницей Адела расплакалась, причитая, что больше не вынесет еженощной пытки.
— Лучше я вместе с Карвином уйду, куда глаза глядят, и сгину в болоте, — всхлипывала она.
Осмонд повернулся ко мне.
— Это ты виноват, камлот. Оставил бы эту чертову русалку вместе с остальными ящиками, епископский волк давно бы отстал. Мы сегодня же ночью отдадим ему реликварий, иначе он никогда от нас не отвяжется.
— Но мы даже не знаем, украл ли Зофиил реликварий вместе с остальным! Да и не верю я, что нас преследует епископский волк!
— Ты не только слеп, но и глух? Неужели ты не слышал вой? Господь всемогущий! Неужто ты не понимаешь, что нас преследуют?
— Прошу тебя, камлот, — вмешалась Адела, — давай отдадим ему то, что он хочет.
— Но мы же думали найти церковь и...
Кулаки Осмонда сжались.
— Нет, камлот, мы сделаем это сегодня. Ты слышал, Адела не вынесет еще одной ночи. Никто из нас не вынесет.
Он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться.
— Мы оставим реликварий на отмели, обвязав чем-нибудь светлым, чтобы волк увидел его в темноте. И тогда все закончится.
Адела умоляюще взглянула на меня.
— Прошу тебя, камлот! Если волк устанет ждать, то однажды ночью проберется в лагерь и перережет нам глотки, даже кроху Карвина не пожалеет. Ты же помнишь, как он проник в часовню незамеченным!
— Это всего лишь Зофииловы домыслы.
Родриго вспыхнул. В эту минуту мне захотелось отрезать мой предательский язык! Трудно было сообразить, что, если не волк украл потир, значит, Жофре, больше некому!
Выбора не оставалось. Осмонд силой отнял бы у меня святыню. По крайней мере, если утром реликварий окажется там, где мы его оставили, все поймут, что никакого епископского волка нет и в помине.
— Ладно, вы правы, сделаем это сегодня.
— Волку не нужны мощи, — раздался неожиданный голос.
Наригорм скорчилась на земле, внимательно изучая руны. Несколько мгновений мы пытались переварить ее слова.
— Но тогда... тогда скажи, почему он преследует нас? — спросил Осмонд.
— Волку нужна смерть, — произнесла Наригорм ровно.
Адела закрыла лицо руками и застонала.
— Ну хватит, Наригорм. — Мне пришлось грубо прервать гадалку, лишь бы не показать остальным, что и у меня от ее слов все перевернулось внутри. — Если ему нужна моя смерть, то зря он так старается. Мне, старику, и так осталось немного.
Наригорм подняла руну с перевернутой набок буквой V.
— Кано. Иногда считают, что она означает пылающий факел, иногда — огонь, место смерти.
— Смерти! Ты говоришь о чуме? — Голос Аделы звучал испуганно.
Наригорм покачала головой.
— Когда эта руна одна, она говорит, что дар должен быть вручен, или начало новой жизни. Но руна не одна. — Гадалка подняла руну с прямой вертикальной линией. — Иса означает лед. Его не заметишь, пока не станет слишком поздно, но лед достаточно крепок, чтобы сокрушить все на своем пути. Иса символизирует девятку, а девять принадлежат Гати — волку, который поглатывает луну. Смотрите! — Наригорм показала обе руны. — Смотрите сюда, на просвет.
Наригорм несколько раз обвела пальцем образованный двумя буквами треугольник.
— Турc, троллья руна, руна проклятия. Эта руна обращает значение первых двух в темную сторону. Теперь кано — разврат, а иса — предательство. Все вместе означает, что дар будет не вручен, а отобран. Чья-то жизнь будет отобрана за предательство того, кого он любил.
Внезапно мне вспомнилось, что Наригорм уже толковала троллью руну — в день, когда в городе искали Сигнуса и мы оказались заперты внутри городских ворот. Наригорм смотрела вслед Родриго, Осмонду и Жофре, напевая: «Руны я режу... Безумство слепое, скверна и похоть, — а после добавила: — Теперь я знаю, для кого они».
И хотя тогда мы этого не поняли, в тот день нас впервые было девять. Неужели Наригорм хотела сказать, что тролльи руны выпали на кого-то из троих? Жофре мертв, оставались Осмонд и Родриго.
На бледном изможденном лице Родриго застыл страх. Он не сводил затравленного взгляда с Наригорм.
— Я сказал, хватит! Немедленно прекрати! Ты заходишь слишком далеко.
— Оставь ее, камлот! — рявкнул Родриго, затем добавил мягче. — Пусть закончит. Я хочу знать, что еще она там увидела.
Солнце низко висело над горизонтом. Наригорм подняла руку ладонью вверх, заслоняя солнце, затем медленно сжала кулак, словно опуская его лучи к рунам. Наконец она подняла третью, последнюю руну со стрелой.
— Тейваз — руна Тюра, который вложил руку в пасть волку Фенриру и дал ложную клятву. И тогда волк откусил ему руку. Тюр пожертвовал собой, чтобы спасти друзей. Эта троллья руна главная из всех и означает поражение. Тот, для кого это предсказание, не сможет выстоять против волка. Волк уничтожит его.
Адела так крепко вцепилась в мужнину руку, что на коже Осмонда остались отпечатки ногтей.
— Постой, Наригорм, я так и не поняла, для кого это предсказание? Если камлот отдаст реликварий, зачем волку убивать? Камлот не крал мощи, не предавал тех, кого любит.
— Я предавал, — прошептал Родриго. Он встал и быстрым шагом направился к отмели.
Осмонд вырвался из объятий Аделы и кинулся вслед за ним, пытаясь остановить Родриго, но тот с силой его отпихнул. Осмонд беспомощно пожал плечами и вернулся к нам. Мы молча смотрели, как Родриго исчезает между деревьями.
Мы с Осмондом оставили реликварий у края отмели, обвязали куском ткани ствол дерева и выложили круг из камней. Если ночь будет лунной, волк должен заметить, как белеют в темноте камни. Осмонд сперва хотел воткнуть рядом с мощами зажженный факел, но в конце концов отказался от этой мысли — волк мог решить, что ему расставили ловушку. Солнце село, от болот потянуло сыростью. Родриго не возвращался.
Осмонд беспокойно поглядывал в сторону деревьев.
— Как ты думаешь, после того, что сказала Наригорм, не решит ли он сразиться с волком?
— Боюсь, именно так он и поступит. Зажигай костер и жди нас, а я отправлюсь за ним.
— А что, если волк нападет? Не тебе с ним тягаться... Я пойду.
— И оставишь Аделу и Карвина без защиты? Если волк жаждет крови, пусть это будет кровь старца.
Мне вспомнился Жофре, и к горлу подкатила тошнота.
Родриго сидел на уступе скалы, вглядываясь в темнеющие болота. Кроваво-красное солнце садилось за холмы. При моем приближении Родриго не шевельнулся. Под нами загорались желтые огоньки — жители ферм на болотах спешили отгородиться от наползающей темноты, а рыбаки, промышлявшие угрей, зажигали в лодках фонари. Птицы чертили розовеющее небо, направляясь на ночевку в глубь болот. Тысячи скворцов в один миг сорвались с места и взмыли ввысь, образовав в небе громадный дымовой столб. Шум от их крыльев был подобен грохоту, с которым штормовая волна разбивается о гальку. Родриго смотрел на птиц, словно видел их впервые или не надеялся увидеть вновь. Наконец он тихо промолвил:
— Ступай в лагерь, камлот. Ты не хуже моего знаешь — руны не лгут. Волк пришел за мной. Я стану следующей жертвой, и по заслугам. И я не собираюсь бежать от судьбы.
— Не слушай Наригорм, Родриго! Она всего лишь неразумный ребенок, которому нравится пугать взрослых, а после того, как родился Карвин и Аделе стало не до нее, Наригорм сделалась и вовсе невыносимой. Ты не заслуживаешь смерти. Ты самый благородный и добрый человек из всех, кого я знаю.
И хотя голос мой звучал уверенно, меня не оставляла мысль о том, что до сих пор все пророчества Наригорм сбывались. Но даже если так, пусть ее пророчество станет приговором мне. Только не Родриго!
