Виктор Мережко - Сонька. Продолжение легенды
Без предварительного вопроса «кто там?» дверь открылась, и перед прапорщиком возникла седенькая изящная старушка.
— Вам кого, молодой человек? — приветливо спросила она.
— Великодушно простите, — произнес тот, — но на вашем этаже, возможно, проживает госпожа Бессмертная. Артистка…
— Конечно, конечно, вот ее дверь, — показала старушка. — Только не уверена, что она все еще здесь. Сказывали, что у нее проблемы с деньгами и хозяин едва ли не выселяет ее.
— Благодарю. — Илья оставил соседку и нажал кнопку квартиры Таббы.
Только после третьего звонка за дверью послышались легкие шажки, и неуверенный женский голос поинтересовался:
— Кто здесь?
— Госпожа Бессмертная здесь проживает?
— Кто спрашивает?
— Прапорщик Глазков. Я по крайне важному делу.
— Минуту.
Шаги удалились, и какое-то время за дверью было тихо. Илья повздыхал, потоптался на месте, заметил, что соседка-старушка коротко выглянула из своей квартиры и тут же исчезла.
Дверь квартиры артистки открылась, на пороге стояла милая и смущенная Катенька.
— Барыня ждет вас.
Илья переступил порог, прислуга проследовала с ним в гостиную, и тут прапорщик увидел приму. Она сидела за большим столом, печальная и красивая, смотрела на гостя безразлично и несколько удивленно. Он подошел к ней, поцеловал руку, вопросительно посмотрел на свободный стул.
— Позвольте?
— Присаживайтесь.
Катенька привычно покинула гостиную.
— Мне сказали, что вас здесь может не быть, — зачем-то произнес Илья. — Якобы у вас проблемы с деньгами.
— Кто сказал? — безразлично спросила Табба.
— Соседи.
— Сплетни. Что у вас?
— Возможно, вы вспомнили меня, — сказал прапорщик. — Вы подарили мне кулон с Богоматерью…
Глазков полез было под сорочку за кулоном, артистка остановила его.
— Я вас помню. — И попросила: — Если можно, покороче. У меня вечером выступление.
Молодой человек кивнул, сразу перешел к делу:
— Я служу в Крестах… Знаете, что такое Кресты?
— Тюрьма.
— Я не желал там служить, но по воинскому долгу не имею права отказаться…
— Вы по поводу моей матери? — прервала его Табба.
— Да. Сонька Золотая Ручка — ваша матушка?
— Зачем вам это знать?
— Она в тюрьме, и надо ей помочь.
Табба подняла брови.
— Вы хотите это сделать?
— Да, ради вас.
Девушка посмотрела на визитера с печальной снисходительностью, усмехнулась.
— Вы хотя бы понимаете, что говорите?
— Я же сказал, ради вас.
— Но вы меня не знаете.
— Знаю. С тех пор, как увидел вас в госпитале, я потерял себя.
— Мальчик… — Табба взяла его руку. — Мой милый мальчик. Не сходите с ума. Вы не представляете, в какую бездну можете окунуться.
— С вами?.. С вами хоть в преисподнюю.
— Нехорошие слова говорите. Страшные. — Артистка помолчала, серьезным тоном спросила: — Вы действительно хотите помочь Соньке?
— Да, вашей матушке.
— Каким образом?
— Я буду думать. Если вы согласитесь, я придумаю. Пойду на все.
— Я не хочу, чтобы вы рисковали своей молодой жизнью. На пути Соньки много сломленных судеб.
— Если я ничего не сделаю для вас, — так же серьезно ответил Илья, — я помру.
Девушка снова задумалась.
— Знаете, вы явились кстати. У меня долг перед матерью. Возможно, вы поможете искупить его.
— Значит, вы меня благословляете?
— Я не священник.
— Вы женщина, которую я люблю.
— Глупый мальчик. — Табба неожиданно взяла его руку, поцеловала. — Спасибо, что вы помогаете снять страшный груз с моей души. Я все-таки благословляю вас.
Бруня стояла напротив Соньки, избитая, окровавленная, какое-то время обе молчали, потом подсадная негромко произнесла:
— Не подходи ко мне. Не жалей. Они могут подглядеть.
Воровка согласно кивнула головой.
— Допытывался про тебя, про твою дочку. Потом стал бить. Думала, боле тебя не увижу.
За дверью послышались шаги, в дверях едва слышно скрипнуло.
— Молчи, — тихо попросила Сонька.
Они обе замолчали, Бруня смотрела на товарку, и неожиданно из ее глаз потекли обильные, вперемешку с кровью слезы. Она не вытирала их, отчего лицо становилось кроваво-красным, пугающим.
Шаги удалились.
— Завтра опять будут допрашивать, — сказала Бруня. — Поэтому, может, и правда не свидимся боле.
— Свидимся, — ответила Сонька. — Надо думать, как отсюда бежать.
— Будем думать мы, будут думать и наши товарищи, — попыталась улыбнуться Бруня и серьезно добавила: — А драпать нужно поскорее, иначе до смерти забьют. Меня сразу, а тебя опосля.
Снаружи вновь послышались шаги, в дверях опять скрипнуло, и в дверном оконце показалось лицо Ильи Глазкова.
— Я к вам, — торопливо прошептал он.
Сонька дала знать Бруне, чтобы та оставалась на месте, подошла к прапорщику. Глаза его горели.
— Я отыскал госпожу Бессмертную, — со счастливым видом сообщил он. — Передавала вам привет.
— Благодарю, — сухо ответила воровка.
— Но я не только поэтому к вам. Против вас что-то замышляется.
— Что именно?
— Я не совсем понял. Услышал только, будто вам готовят побег.
— Кто?
— Не знаю. Но если об этом говорят в тюрьме, это плохо… У меня есть план. Попросите, чтоб вам велели приносить чайник с горячей водой.
— Зачем?
— Потом объясню, — поспешно ответил Илья и закрыл окошко.
Сонька вернулась на место, Бруня спросила:
— Чего он?
— Глупости всякие, — отмахнулась та.
Володя набрал полную кастрюлю горячего варева, вышел из дворницкой и, прихрамывая, направился кормить собак. Некоторые из них уже знали его, поэтому ластились в предвкушении жратвы, другие настороженно рычали, но не кусали, так как понимали, что их будут кормить.
— Куда прете, твари! — ругался Кочубчик, отгоняя наглых животных. — На место, сказал!.. Пошли, мрази!
Собаки стали есть жадно, изредка грызясь друг с другом.
Он разбросал по желобкам еду, попинал валявшиеся под ногами ведра из-под воды, направился обратно.
И тут навстречу ему вышел привратник Семен.
— Чего тебе? — набычился Володя.
— В полиции был? — негромко, с ухмылкой спросил привратник.
— Тебе какое козлиное дело, кугут?
— Привет тебе оттудова.
— Какой еще привет? — не понял Кочубчик.
— Ежли захочешь сам передать чего синежопым, скажи мне — я мигом, — все с той же ухмылкой ответил Семен.
Вор вытаращил глаза, шепотом спросил:
— Агент, что ли?
— Работник в этом доме. — Привратник подмигнул и зашагал обратно.
Володя догнал его, цапнул за рукав.
— А ежли врешь?
— Главное, чтоб ты не врал… — ответил Семен, довольно непочтительно оттолкнул его и снова подмигнул.
Когда Кочубчик стал подниматься в дом, Никанор подозрительно спросил:
— Чего вы там?
— Ничего! — огрызнулся тот. — Земляки оказались!
Следователь встретил Соньку, сияя от удовольствия и предвкушения какой-то тайны. Позволил себе даже отодвинуть для нее стул, уселся напротив, улыбнулся приветливо и радушно.
— Каково ваше самочувствие?
Воровка подняла на него удивленный взгляд.
— Что это с вами, господин следователь?
— Ничего особенного. Всего лишь стиль работы. — Повернул голову к Феклистову, приказал: — Покинь-ка, братец, помещение.
— Как надолго? — спросил тот.
— Я позову.
Полицейский ушел, Гришин пододвинул стул поближе к Соньке совсем негромко произнес:
— Разговор будет доверительный и серьезный.
— Слушаю вас, — спокойно ответила та.
— Пока вы находились в Крестах, я дважды навещал вашу племянницу, мадемуазель Брянскую.
Воровка никак не отреагировала на сказанное продолжала смотреть на следователя невозмутимо, холодно.
— Видимо, вы желаете узнать цель моего визита в дом княжны? — поинтересовался тот.
Сонька пожала плечами.
— Если вы сами пожелаете сказать об этом.
Егор Никитич помолчал, глядя на ухоженные пальцы своих рук, поднял на женщину глаза.
— Я хочу помочь вам.
Она вскинула брови.
— Мне?. Помочь?.. Думаю, мне поможет российское правосудие.
— Не поможет. И вообще вам никто не поможет. Кроме меня.
— Чем же вызвано ваше особое расположение ко мне?
— Ничего особого в моем расположении нет… Деньги! Вернее, вознаграждение, которое я получу от княжны.
— Вы с ней встречались?
— Представьте.
Воровка с удивлением качнула головой.
— Это похоже либо на шутку, либо на провокацию.
— Ни то, ни другое. Всего лишь корысть. Времена на улице смутные, и мне хотелось бы позаботиться о завтрашнем дне. Следователи в России получают крайне скудное жалованье. А у меня, мадам, трое детей.
