Виктор Мережко - Сонька. Продолжение легенды
— Зачем? — не понял вор.
— Чтоб не крутанул, часом!
Володя черкнул в указанном месте, поднял воспаленные глаза на Гришина.
— Все?
— Все, — ответил тот. — Теперь ты в наших руках. — Следователь открыл дверь, крикнул дежурному: — Выпустить его!
Уже на самом выходе Володя вспомнил:
— Это… чтоб поверили мне… надо мне маленько морду нагладить, да и костюм больно новый. Будто и не бывал в полиции! Могете?
— Это мы могем, — засмеялся следователь и кивнул Феклистову: — Вели мужикам над вшиварем потрудиться.
Вернулся Кочубчик в дом Брянских после полудня. С синяками на физиономии, в изодранном костюме, еще больше хромающий. С опаской посмотрел на шпиков в повозке, стоящей в конце забора, нажал на кнопку звонка.
— Кто такой? — послышался голос.
— Володя.
Калитка приоткрылась, привратник Семен вначале удивился виду вора, затем коротко и зло бросил:
— Пускать не велено! — и захлопнул калитку.
Вор растерянно потоптался на месте, снова нажал на кнопку.
— Не велено! — ответили из-за ворот.
— Скажи барышне, имею важное сообщение.
— Какое еще сообщение?
— Важное, сказал!
— Ладно, доложу!
Володя в ожидании ответа прошелся вдоль ворот, услышал приближающиеся шаги во дворе, быстро захромал к калитке.
От побитости Кочубчика дворецкий также слегка шарахнулся, затем сурово сообщил:
— Барышня не желают вас боле видеть.
— Имею сообщение, — шепотом сказал тот, приблизившись прочти вплотную к дворецкому. — Я из полиции!
— Там, что ли, разрисовали?
— А где ж еще подобные мордописцы имеются?
Старик помолчал, изучающе глядя на него, нерешительно открыл калитку.
— Впускаю в свою провинность.
Володя прошмыгнул во двор, заспешил к дому.
Дворецкий не отставал.
— Где барышня? — спросил вор.
— В своей комнате.
Анастасия и Михелина действительно находились в комнате княжны. Воровка позировала, хозяйка, сидя за мольбертом, писала ее портрет.
Кочубчик, только переступив порог, рухнул на колени и, истово крестясь, пополз в сторону красного угла, увенчанного большой иконой Спасителя.
— Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй…
Княжна вскочила, гневно крикнула растерянному дворецкому:
— Кто впустил сюда этого человека?
— Виноват, барышня, — приложил тот руки к груди. — Сказали, имеют важное сообщение.
— Какое еще сообщение?
— Они объяснят.
Володя между тем продолжал креститься и кланяться. Княжна остановилась перед ним, решительно потребовала:
— Сейчас же встаньте!
Тот еще пару раз осенил себя крестом, с трудом поднялся.
— Теперь немедленно покиньте дом!
— Покину, — кивнул вор. — Непременно покину. Только позвольте пару слов.
— Нет!.. Сейчас же вон! На вас отвратительно смотреть, не то что говорить с вами!
— Так не моя в том вина, барышня. Ей-богу…
— Вон!
Володя постоял какое-то время, понуро опустив голову, двинулся к двери. Остановился, погрозил вялым пальцем.
— А ведь хотел по совести. Так что, мамзели, пеняйте на себя.
— Пусть говорит, — брезгливо заметила Михелина.
— Благодарствую, дочка, — поклонился Кочубчик. — Спасаешь не только мою душу, но и свою. — Вернулся в комнату, еще раз перекрестился. — Вот как перед Господом… Пусть сразит на месте, ежли вру. — Махнул дворецкому, чтобы ушел, повернулся к девушкам, шепотом сообщил: — Полиция сцапала, еле утек.
— За что сцапала? — спросила недоверчиво Михелина. — Спер чего небось?
— Хвост прилепился, как и предупреждала. Только я за ворота, они следом. И в участок.
— Но вас же предупреждали! — сжала кулачки Анастасия.
— Предупреждали. Не послушался, штуцер. Теперь носа отсюда не высуну.
— А если и сюда хвост шел? — спросила Михелина.
— Не, я огородами.
— Какими огородами?
— Это так говорят… Тайком я, с оглядкой.
Девушки переглянулись.
— Что делать? — поджала губы княжна.
— Сидеть и не высовываться! — повторил Володя.
— Не к вам вопрос.
— Убить эту тварь на месте, — сказала воровка.
— Убейте, прошу вас!.. Убейте меня, негодного! — Володя вдруг стал плакать. — Как тварь последняя повел себя. Как барахло… Разве можно так жить?
Михелина подошла к нему, жестко просила:
— В участке, значит, был?
— Сбег.
— Врешь. Меня засыпал?
— Вот тебе крест, ни слова. Привели, стали пытать, а я возьми — и в окно.
— И не угнались?
— Так вроде и хромой, а бегаю прытче здорового!
— С этой минуты со двора ни ногой!
— Понятное дело.
— Пошел вон!
— Благодарствую.
Володя покинул комнату, девушки остались одни.
— Он все врет, — сказала Анастасия.
— Никакого сомнения. Выложил полиции все, как на картах.
— Что будем делать?
— Надо мне бежать.
— Даже не дождешься Андрея? — вскинула бровки княжна.
— Дождусь. Он завтра приезжает?
— Завтра.
— Встречу и прямо с вокзала смоюсь.
— Куда?
— К ворам. Они схоронят.
После рассказа Феклистова воры — Артур, Улюкай, Резаный, Безносый и еще двое пристяжных — сидели какое-то время молча, пытаясь понять, что делать в сложившейся ситуации.
— Надо вытаскивать из дома Михелину, — произнес наконец Артур.
— Как? — поднял голову Резаный. — Сам видел, вокруг особняка несколько повозок с филерами.
— А ежли тем путем, как Сонька когда-то, под забором? — предложил Улюкай.
— Пролезешь? — под общий смех спросил Безносый.
— Не пролезу, так перепрыгну.
— И портки в куски… Там теперь псы на цепях бегают.
— Как только в полиции получат сигнал от Кочубчика, — подал голос Феклистов, — они сразу же пойдут брать дом. Он подскажет, где искать Михелину.
— Убью паскуду! — выругался Улюкай.
— Остается одно, — подвел итог Артур. — Будем караулить. Шпики поближе, мы — подальше.
— А что с Бруней? — спросил Безносый Феклистова.
— В камере с Сонькой. Притираются.
Егор Никитич решил брать воровку на расположение. Он встретил Бруню так, будто знал ее сто лет. Приветливо показал на стул, поинтересовался:
— Как здоровьице?
— Хреново, — ответила та и продемонстрировала синяк на шее и окровавленную руку. — Будто и правда с войны!
Феклистов, сидя за своим столом, с интересом посмотрел на воровку.
— Это кто ж тебя?
— А кто!.. Баландерша!
— Сонька, что ли?
— А кто ее знает? Может, и Сонька.
Следователь сделал сочувствующее, располагающее лицо, улыбнулся.
— Так Сонька это или не Сонька?
— Не говорит. Не по-нашему белькочет, хрен ее разберешь.
— Зовут-то ее как?
— Кажись, Матильда. А врет или правдеху гонит — не знаю.
— Значит, Матильда белькочет и хрен ее разберет, — повторил слова воровки Гришин с усмешкой. — Про дочку что-нибудь говорила?
— Говорила, — быстро согласилась та. — Сказала, что дочки здесь нет.
— И дочки здесь нет, — снова повторил следователь. — Говоришь, как по писаному.
Поднялся, подошел совсем близко к Бруне и вдруг коротко и сильно ударил ее ладонью по лицу.
— Мошка пакостная!.. Спелась с этой сукой, да? — Схватил ее за глотку, стал душить. — Спелась, спрашиваю?
Воровка вырывалась, хрипела, пыталась освободиться от сильных и цепких рук следователя.
— Отпустите… Не бейте, Христа ради… За что, господи?
Егор Никитич отпустил ее, вернулся на место.
Феклистов сидел неподвижно, глядя в исписанные листки.
— Начнем по новой, — сказал Гришин, не сводя глаз с тетки. — Имя соседки?
— Я ж сказала… Матильда, кажись.
— Это я уже слышал!.. Матильда или кажись?
— Матильда.
— Дочку ее как зовут?
— Не сказала.
— Михелина?
— Не говорила.
— На кого-нибудь из воров выводила?
— Не русская она. Когда белькочет, не все понимаю.
— О чем с ней говорила?
— Ни о чем!.. Била она меня!.. Глядите как! — Бруня стала показывать руку, плакать. — Разве русские так измываются?.. Страшнее зверя какого!.. Кабы не солдатик, пришибла б!
Егор Никитич встал, обошел тетку вокруг и неожиданно ударил ногой ее в спину с такой силой, что она рухнула и распласталась на полу. Закричала благим матом, заголосила.
Следователь наклонился к ней, развернул ее голову к себе.
— Кликухи воров, которые подкинули тебя!.. Вспомни, сука, и завтра доложишь!.. Поняла?
— Поняла.
— Зови конвойных! — махнул Гришин Феклистову и быстро покинул кабинет.
Илья Глазков нашел 25-й дом на 2-й линии Васильевского острова, вошел в парадное, поднялся на третий этаж, остановился перед одной из трех дверей на площадке. Выбрал наугад одну из дверей, нажал кнопку звонка.
