Елена Арсеньева - Печать Владимира. Сокровища Византии (сборник)
– Я недавно принес ему поесть, – объяснил стражник. – Но разбудить его невозможно! Он спит как убитый!
– По словам врача, он будет спать до полудня, – заметил Артемий. – Я просто хотел убедиться, что с ним все в порядке.
– Конечно, в порядке! – равнодушно ответил стражник. – Если только, проснувшись, он не расстроится, что каша остыла.
Осторожно поднявшись по скользким ступеням, Артемий вышел из темницы. Он надеялся, что больной вскоре проснется. Разумеется, узнику больше не в чем было признаваться. Дружинник нисколько не сомневался, что Андрей действовал в одиночку, без сообщника, как все люди, идущие на преступление из-за страсти. Однако требовалось выяснить ответ на главный вопрос: что Андрей сделал с драгоценностями. Сегодня же вечером князь должен был отправить гонца в Киев, чтобы сообщить греческим послам о том, что драгоценности найдены. Однако приходилось ждать до полудня. Дознавателю не оставалось ничего другого, как присоединиться к князю и придворным, чтобы присутствовать на судебном поединке.
Филиппос ждал Артемия у ворот. Они вместе протиснулись сквозь толпу, заполонившую площадь перед дворцом, и добрались до помоста, где только что прибывшие Владимир и Гита усаживались в кресла. За ними на скамьях сидели бояре, облаченные в длинные парадные одежды. Артемий, заметив свободный табурет, сел на него и приветствовал Деметриоса, оказавшегося слева. Он увидел, как Филиппос кому-то заговорщически подмигнул. Мальчик примостился на доски у ног старшего дружинника. И только тогда Артемий заметил Мину.
Мина в темно-синем плаще расположилась рядом с Гитой. На ней не было ни ожерелья, ни серег. Артемий не был уверен, что девушка заметила подбадривающий жест Филиппоса. Мертвенно-бледная, напряженная, устремившая взгляд в пустоту, Мина машинально теребила ленту в косе.
– Ну, яблоко раздора здесь! – прошептал Деметриос, тоже взглянув на Мину. – Вам бы, русским, стоило последовать нашим обычаям и запирать женщин в гинекеи[45]! Эти глупые создания всегда служат источником хлопот…
– Благородный магистр, – вмешался Филиппос, моргая, – что плохого сделали тебе женщины? Ты так сурово относишься к ним…
Улыбка Деметриоса погасла. Он хотел ответить, но в этот момент толпа загудела, что предвещало появление противников. Дознаватель увидел, как всадники выезжают из ворот крепостной стены. Казалось, они плывут по людскому морю, медленно направляясь к двум рядам стражников, окруживших площадь перед помостом. Когда церковные колокола отбили десять ударов, всадники миновали кордон и, не спешиваясь, поклонились князю.
Увенчанный остроконечным шлемом, Братослав был одет в роскошную кольчугу, спускавшуюся до самых бедер, широкие порты и сапоги из мягкой кожи. Он сидел на великолепном вороном жеребце с тонкими ногами. Круп коня был покрыт рысьей шкурой, а к коленям животного были прикреплены серебряные бубенчики. Братослав был вооружен копьем и мечом. Размахивая копьем, он отъехал назад и застыл в ожидании сигнала.
На другой стороне площадки Ренцо поднял оружие. На нем не было ни головного убора, ни кольчуги. Он, как обычно, был одет в зеленую рубаху и порты, облегавшие длинные мускулистые ноги. Смеясь от всей души, толпа обсуждала безумство латинянина, решившего помериться силами с лучшим ратником Владимира. Если бы Ренцо появился с деревянными шарами и кольцами, как любой ярмарочный жонглер, эти предметы выглядели бы более гармонично в его руках, чем меч и копье. Что касается лошади, то она казалась слишком маленькой для него. Это была степная кобыла, похожая на ту, которую Стриго подарил Альдине. Создавалось впечатление, будто все присутствуют на представлении бродячих скоморохов, когда шуту предстояло сразиться с Перуном, богом грома и войны.
В этот момент глашатай князя, взойдя на помост, объявил:
– Жители Смоленска! Из-за жалобы, поданной боярином Братославом на благородного путешественника Ренцо де Моретти, между ними состоится судебный поединок. Молитесь, чтобы Святая Троица помогла одержать победу правому! Бояре, – обратился глашатай к всадникам, – есть ли у вас последнее желание?
Братослав, с ненавистью глядя на своего противника, молча покачал головой. Но Ренцо, которому глашатай повторил вопрос по-гречески, ответил утвердительно. Направив лошадь к помосту, он обратился к князю:
– Благородный Владимир! Может случиться так, что вскоре меня не станет. Мы, венецианцы, до начала дуэли привыкли просить у дамы сердца залог ее любви: перчатку, кольцо, носовой платок… Таким образом, если я умру, смерть будет иметь для меня смысл.
Пожирая Мину пламенным взором, Ренцо замолчал. Владимир на время задумался и наконец изрек:
– Пусть будет так, раз это обычай твоей страны. Боярышня, я приказываю тебе подарить какую-нибудь принадлежащую тебе вещь мессиру Ренцо.
Мертвенно-бледная Мина поднялась и посмотрела на венецианца так, словно прощалась с ним. Страдание, читавшееся во взгляде, сделало темно-серые глаза Мины почти черными. Она растерянно взглянула на свои руки, но на них не было ни одного кольца. Тогда, пытаясь сдержать охватившую ее дрожь, Мина развязала лиловую ленту, украшавшую косу, и протянула Ренцо. Венецианец помахал ею над головой:
– Вот мой штандарт! – воскликнул он.
Затем, приставив копье к помосту, он ловко привязал ленту к древку. Братослав, наблюдавший за этой сценой, сжав зубы, не выдержал:
– Ты ослепла, боярышня? Разве ты не понимаешь, что пальцы этого человека уже привязывали десятки лент, похожих на твою? Ну что ж! Пусть твои распущенные волосы предвещают траур, который ты вскоре будешь носить по этому фигляру!
– Фигляру! – сказал Ренцо, повторив по-гречески единственное русское слово, которое он понял из тирады Братослава. – Но это ты скорее похож на шута со всеми этими бубенчиками, которые подвесил к ногам лошади!
– Довольно! – рявкнул князь. – Вы оба должны уважать обычаи страны своего противника! Займите ваши места!
Всадники разъехались. Толпа затаила дыхание. Владимир осенил себя крестным знамением и объявил:
– Начинайте!
Испытывая отвращение к этой пародии на битву, которая должна была неизбежно перерасти в бойню, Артемий отвернулся и погрузился в созерцание резных узоров, украшавших аркады собора. В полной тишине деревянная мостовая гудела под копытами лошадей. Но вместо звона копий дружинник услышал недоуменные возгласы, переросшие в смех.
Жеребец Братослава обнюхивал кобылу Ренцо, оказывая ей красноречивые знаки внимания! Братослав вонзил острые шпоры в бока животного. Прекрасный жеребец поднялся на дыбы и громко заржал. Однако вместо того, чтобы отскочить назад, он остался около кобылы и продолжил демонстрировать ей свое почтение. Братослав выругался. Но тут рассмеялся и князь. Его примеру последовали Гита и зрители, занимавшие первые ряды. Те, кто не мог видеть происходящее, узнавали обо всем от соседей. Вскоре от хохота содрогалась вся площадь.
– Я уверен, что это ты все подстроил, – заметил Артемий.
– Вовсе нет! – возразил Филиппос. – Я сейчас все тебе объясню. Лошадь Ренцо не имеет ничего общего с боевым конем. Поэтому он выбрал другое животное в конюшне князя. Но она оказалась молодой кобылой, а поскольку у Братослава жеребец…
– Ну конечно, можешь не продолжать, – проворчал Артемий. – Полагаю, это ты помог Ренцо сделать правильный выбор.
Филиппос не успел ответить. Глашатай объявил о начале пешей схватки. Постепенно смех затих, и толпа замолчала. Конюшие увели лошадей. Поскольку один из воинов собирался забрать копья у обоих противников, Ренцо отвязал лиловую ленту и спрятал ее в карман рубахи. Другой воин вручил противникам по кожаному щиту с медными пластинами. В соответствии с правилами пешей схватки оба противника должны быть либо в защитном снаряжении, либо без него. Поэтому Братославу пришлось снять кольчугу. Он также снял пояс, к которому были прикреплены ножны меча. Подвязав шнурок своих штанов, он хвастливо поднял оружие. Противники застыли в ожидании. Когда установилась полная тишина, Владимир крикнул.
– Начинайте!
Противники бросились друг на друга и скрестили клинки. Очень быстро Артемий понял, что Ренцо опытный дуэлянт, хотя явно никогда не брал уроков у учителя фехтования. Улыбка венецианца погасла. Его лицо стало суровым, однако полностью расслабленным. А вот лицо Братослава выражало высокомерие. Однако он нападал с яростью и неистовством, которые плохо сочетались со спесивым хладнокровием, застывшем на его лице. Ловко уклонившись от стремительной атаки Братослава, Ренцо ловко и непринужденно парировал удары.
Сам превосходный ратник, Артемий с возрастающим интересом наблюдал за схваткой. По мере того как Ренцо отступал, делал выпады и отражал удары, антипатия дружинника к венецианцу исчезала, уступая место восхищению. Старший дружинник увидел, как Братослав нанес Ренцо неожиданный удар. Он затаил дыхание, равно как и Филиппос. Клинок молодого боярина едва не задел бок Ренцо, оставив кровавый след на его руке. Венецианец отступил, сделал серию быстрых выпадов и сумел перейти в атаку.
