Артуро Перес-Реверте - Фламандская доска

Антиквар испустил долгий, подчеркнуто меланхолический вздох, потом нахмурился.

— В общем-то, — снова заговорил он, на этот раз гораздо менее легкомысленным тоном, — это была та часть дела, которую мы можем считать игровой… — Он взглянул на Хулию пристально, сосредоточенно, как будто подбирал слова, находясь перед невидимой, более многочисленной и солидной аудиторией, на которую считал нужным произвести хорошее впечатление. — А дальше начались настоящие трудности. Я должен был сориентировать тебя надлежащим образом как в первой части игры — разгадке тайны, так и во второй, гораздо более опасной и сложной… Проблема заключалась в том, что, так сказать, официально я не умел играть в шахматы; мы с тобой вместе должны были заниматься исследованием картины, но у меня оказались связаны руки, я не мог помочь тебе. Это было ужасно. Кроме того, я не мог играть против самого себя: мне нужен был противник. Шахматист высокого класса. Так что не оставалось ничего другого, кроме как найти Вергилия, способного вести тебя по пути этого приключения. Это была последняя фигура, которую мне нужно было поставить на доску.

Он допил стакан и поставил его на стол. Потом, достав из рукава халата шелковый платок, тщательно вытер губы, после чего с дружеской улыбкой взглянул на Муньоса:

— Вот тогда-то, после консультации с моим соседом сеньором Сифуэнтесом, директором клуба имени Капабланки, я и остановился на вашей кандидатуре, друг мой.

Муньос сделал утвердительное движение головой — сверху вниз. Возможно, он размышлял о сомнительном характере подобной чести, но вслух не стал давать никаких комментариев. Его глаза, казавшиеся еще более запавшими в полной теней, слабо освещенной комнате, с любопытством взирали на антиквара.

— Вы никогда не сомневались в том, что выиграю я, — тихо произнес он.

Сесар чуть поклонился в его сторону, ироническим жестом снимая с головы невидимую шляпу.

— Действительно никогда, — подтвердил он. — Ваш шахматный талант стал очевиден для меня, как только я увидел, как вы смотрите на ван Гюйса. А кроме того, дражайший мой, я был готов предоставить вам целый ряд отличных подсказок, которые, будучи верно истолкованы, должны были привести вас ко второй загадке — загадке таинственного игрока. — Он удовлетворенно причмокнул, будто смакуя какое-то изысканное кушанье. — Должен признаться, вы произвели на меня огромное впечатление. И, откровенно говоря, продолжаете делать это до сих пор. Вы так восхитительно своеобразно анализируете каждый ход, так последовательно подбираетесь к истине путем исключения всех невероятных гипотез, что заслуживаете единственного титула: мастера высочайшего класса.

— Вы смущаете меня, — отозвался Муньос бесцветным голосом, и Хулия не смогла понять, были эти слова сказаны искренне или с иронией. Сесар, запрокинув голову, безмолвно изобразил довольный смех.

— Должен сказать вам, — уточнил он с двусмысленной, почти кокетливой усмешкой, — что чувствовать, как вы медленно, но верно загоняете меня в угол, постепенно превратилось для меня в источник подлинного возбуждения. Даю вам честное слово. Такого, знаете ли… почти физического, если вы позволите мне употребить это слово. Хотя, в общем-то, вы не совсем в моем вкусе. — Он задумался на некоторое время, как будто решая, к какой категории следует отнести Муньоса, потом, видимо, решил отказаться от этого намерения, — Уже на последних ходах я понял, что вы превращаете меня в единственного возможного подозреваемого. И вы знали, что я это знал… Думаю, не ошибусь, если скажу, что именно с этого времени мы с вами начали ощущать какую-то близость, не правда ли?.. В ту ночь, что мы просидели на скамейке против дома Хулии, отгоняя сон с помощью моей фляжки с коньяком, мы вели долгую беседу относительно психологических черт убийцы. Вы уже были почти уверены, что я являюсь вашим противником. Я с огромным вниманием слушал вас, когда в ответ на мой вопрос вы изложили все известные гипотезы о патологии в шахматах… Все, кроме одной — правильной. Той, о которой вы ни разу не упоминали до сегодняшнего вечера, но которая, тем не менее, была вам отлично известна. Вы знаете, что я имею в виду.

Муньос сделал еще одно движение головой сверху вниз — утвердительное, спокойное. Сесар указал на Хулию:

— Вы знаете, я знаю, а она не знает. Или, по крайней мере, не знает всего. Следовало бы объяснить ей.

Девушка посмотрела на шахматиста.

— Да, — сказала она, чувствуя усталость и раздражение, относившееся также и к Муньосу. — Пожалуй, вам следовало бы объяснить мне, о чем вы говорите, потому что мне уже начинают надоедать эти ваши взаимные изъявления дружеских чувств.

Шахматист не отрывал глаз от Сесара.

— Математическая природа шахмат, — ответил он, никак не реагируя на раздраженный тон Хулии, — придает этой игре особый характер. Наверное, специалисты определили бы его как садоанальный… Вы знаете, что я имею в виду: шахматы как борьбу между двумя мужчинами, борьбу, что называется, вплотную, в которой возникают такие слова, как агрессия, нарциссизм, мастурбация… Гомосексуальность. Выиграть — означает победить отца или мать, то есть того, кто занимает господствующее положение, и самому оказаться сверху. Проиграть — означает быть разбитым, подчиниться.

Сесар поднял палец, прося внимания.

— А победа, — вежливо уточнил он, — предполагает именно это.

— Да, — согласился Муньос, — Победа состоит именно в том, чтобы доказать парадокс, нанеся поражение самому себе. — Он метнул быстрый взгляд на Хулию. — В общем-то, Бельмонте был прав. Эта партия, так же как и картина, подтверждала самое себя.

Антиквар посмотрел на него с восхищенным, почти счастливым выражением.

— Браво, — сказал он. — Обессмертить себя в своем собственном поражении, не так ли?.. Как старик Сократ, когда выпил свой настой цикуты. — Он с торжествующим видом повернулся к Хулии. — Наш дорогой Муньос, принцесса, уже давно знал все это, но не сказал ни единого слова никому: ни тебе, ни мне. А я, уловив в этом молчании намек, относящийся к моей скромной персоне, понял, что мой противник идет по верному пути. И правда, когда он встретился с семейством Бельмонте и смог наконец исключить их из числа подозреваемых, у него больше не осталось сомнений относительно личности его врага. Я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь.

— Вы позволите мне один вопрос несколько личного характера?

— Задайте его и увидите, отвечу я или нет.

— Что вы почувствовали, когда нашли правильный ход?.. Когда поняли, что это я?

Муньос мгновение подумал.

— Облегчение, — ответил он. — Я был бы разочарован, окажись на вашем месте другой.

— Разочарованы тем, что ошиблись насчет личности таинственного игрока?.. Мне не хотелось бы преувеличивать свои заслуги, но ведь это было не настолько очевидно, мой дорогой друг. Это было весьма трудно даже для вас. Некоторых из действующих лиц этой истории вы вообще не знали, а мы с вами были знакомы всего лишь пару недель. В качестве рабочего инструмента вы располагали только своей шахматной доской…

— Вы не поняли меня, — возразил Муньос. — Я хотел, чтобы это оказались вы. Вы были симпатичны мне.

Лицо Хулии, переводившей взгляд с одного на другого, выражало растерянность и недоверие.

— Я рада, что вы до такой степени сошлись характерами, — саркастически произнесла она. — Потом, если вам будет угодно, мы можем сходить куда-нибудь выпить по рюмочке и, похлопывая друг друга по плечу, поговорить о том, какой смешной оказалась вся эта история. — Она резко тряхнула головой, чтобы вернуть себе ощущение реальности. — Это невероятно, но у меня ощущение, что я здесь лишняя.

Сесар взглянул на нее с нежностью и отчаянием.

— Есть вещи, которых ты не можешь понять, принцесса.

— Не называй меня принцессой!.. И ты очень ошибаешься. Я все прекрасно понимаю. И теперь я хочу задать тебе вопрос: как бы ты поступил тогда, на рынке Растро, если бы я села в машину и включила зажигание, не обращая внимания на баллончик и карточку, с этой бомбой вместо шины?

— Это просто смешно. — Сесар казался обиженным. — Я никогда не позволил бы тебе…

— Даже рискуя выдать себя?

— Ты знаешь, что да. Муньос говорил об этом несколько минут назад: в действительности тебе не угрожала никакая опасность… В то утро все было рассчитано: в небольшой каморке с двумя выходами, которую я снимаю под магазинчик, была приготовлена женская одежда, а перед этим я и правда встречался с поставщиком, но на это ушло всего несколько минут… Я быстро переоделся, дошел до переулка, проделал все, что надо, с шиной и оставил на капоте пустой баллон и карточку. Потом задержался на минутку возле торговки образками, чтобы она запомнила меня, вернулся в свою лавочку, снял женское платье и грим и тут же отправился в кафе, где ты назначила мне встречу… Согласись, что все было задумано и выполнено безукоризненно.