Олег Петров - Стервятники

«Андерсу, копию передайте Альпову

Рокоссовского не сменять. Он не виноват, что трудна операция. Ватману оставаться на бригаде. Уборевич. 17. VI.24 г.»

Не обращая внимания на создаваемую сверху нервозность, Клиндер и Рокоссовский методично обкладывали бандитов. Через десять дней в Кокуе близ Сретенска обнаруживают раненого Мыльникова. Теперь уж никто не сомневается: подстрелил его Рокоссовский, не выдумка. И уничтожены основные силы Мыльникова и Деревцова.

Ясно и другое: отряд Гордеева с самого начала действует сам по себе. И маршрут у него свой - на прииски. Разобщенно, выходит, ударили беляки! Самонадеянны: не рассчитывали на отпор населения.

Красные командиры не ошиблись.

Гордеев, с первых дней рейда натолкнулся на откровенную враждебность местных жителей. Прятали лошадей, продовольствие, сообщали о движении отряда пограничникам и чоновцам. А на пути в поселок Лоншаковский гордеевское воинство настиг уже целый отряд сельчан, вооруженных берданами, винтовками и обычными охотничьими ружьями. Завязалась перестрелка, отряд нес потери.

Огрызаясь огнем, на какое-то время оторвались, сделали бросок к Ивановскому прииску, но и оттуда вскоре пришлось уходить к линии Амурской железной дороги. При переходе на ее северную сторону опять разгорелась перестрелка с местными. Под шумок Дуганов со своими людьми сбежал!

У Гордеева осталось три десятка штыков - грязных и голодных, злых оборванцев, деморализованных откровенными неудачами похода. На ночном привале перед Ушумуном, сговорившись, сбежала половина оставшегося отряда. Ее увел нерчинец Анохов. Эта группу через три дня уничтожат вооруженные крестьяне села Усть-Начин.

С Гордеевым остались шестнадцать. Настроение подавленное, усталость смертельная. Безразлично тащились по тайге, часто прятались в чаще, подолгу отдыхая, но нервы так и оставались на взводе, неизвестность и постоянное чувство опасности изматывали напрочь. В пади Желтуга снова напоролись на регулярный отряд красных. Пришлось улепетывать врассыпную, а потом долго собираться в поредевшую кучку. Решили уходить к границе.

Отряд 20 чел. конных 5-й Кубанской бригады под командованием Юшкова 5. VII в 9 часов внезапным налетом окружил группу бандитов числом 5 чел. во главе с ГОРДЕЕВЫМ в районе селения Ново-Оловское в пади Горбица. В результате короткой перестрелки захвачены все лошади и вещи означенной группы. Убит один бандит и другой тяжело ранен. Три оставшихся бандита во главе с ГОРДЕЕВЫМ пешими бежали в тайгу, преследование коих продолжается отрядами ЧОН.

По донесению Кащеева разбежавшиеся бандиты-одиночки из группы во главе с АНОХОВЫМ из банды ГОРДЕЕВА в ночь с 7 на 8 июля полностью ликвидированы в районе Ключи - Комаково - Нерея отрядами ЧОН совместно с отрядом Короткова, в перестрелке с коими убито 6 бандитов. По показанию пленного, сам АНОХОВ с тремя бандитами, будучи тяжело ранены при перестрелке 30. VI в районе селения Усть-Начин в пади Мульдай, умерли. Гоуппа АНОХОВА ликвидирована полностью, вместе с ней банда ГОРДЕЕВА. С ликвидацией банды ГОРДЕЕВА считаю операцию по борьбе с бандитизмом в вверенном мне участке конченной...

Нач. Заб.ГО ОГПУ Клиндер Нач. Боеучастка Рокоссовский Нач. штаба Арсентьев»

ЭТО было поистине дьявольское везение! Тайга укрыла, спасла! Но теперь он - один. Николашу наповал уложили. Не знать отныне ему, Захару, никогда покою: где могилы-то родные искать? Закопали красные. И его закопают, как собаку.

-     Однаха, совсем плохо дело, - тяжело дыша, прохрипел, крутя головой по сторонам, вымазанный запекшейся кровью бурят. Как его кличут, Гордеев не помнил. В отряде бадмаха откликался на прозвище «Лама».

-      Не ной, и так тошно, - подал голос второй из оставшихся с Гордеевым, бывший полковник Васильев, отрывая зубами полосу от подола грязной рубахи (Куда былой лоск делся!). - Херня война, главное - маневры! Ты, бадмаха, подмогни лучше руку замотать, зацепила-таки коммунячья пуля.

Затрещали кусты, Гордеев и «Лама» вскинули оружие.

-        Свои! Свои! - раздался громкий шепот, и из-за веток выглянула исцарапанная физиономия Ильина. Как и Васильев, держался в отряде с самого начала, из-под Читы.

-    Один? - спросил Гордеев, не опуская револьвера.

-    Втроем вышли, Захар Иваныч. Еще новеньких со мной двое.

Следом за Ильиным из зарослей показались сумрачные братья

Леоновы.

-       Ангелом укрытые, - выдавил кривую улыбку Гордеев. - Повезло вам, братцы-акробатцы. А что Мунгалов? Вроде уходил.

-         Куда, Захар Иваныч? - Ильин сокрушенно мотнул головой. - С кишками наружу далеко не убежишь. Сам видел: залепили ему в живот, там, в пади.

-         Так. - Гордеев ладонью обтер потное лицо, размазывая по щекам грязь. - Повоевали. Ну, что, други? Как будем?

-        За кордон уходить надо, - проговорил Ильин, прислушиваясь к лесным звукам. - Другой дорожки у нас теперя нет. Прокляты мы нынче, сплошна невезуха.

-        Наверное, ты прав, - раздумчиво проговорил Гордеев. - Всерьез и надолго большевички воцарились, лишние мы пока на русской земле, лишние. Но это пока, будьте уверены.

-    Херня! - убежденно отозвался Васильев. - Жизни не хватит.

-        Хорош лазаря петь! - отрезал Гордеев. - Политику разводить недосуг. Будем думать, как нам уйти в маньчжурку...

Хватило терпения и осторожности увести на следующий день лошадей на выпасе у Кадаи. Одну зарезали на мясо и, основательно подкрепившись, двинулись на юг. Обошли слева Байгул, падью Маргениха вышли на Бянкино, переправились через Шилку, сделали большой отдых в заброшенных сараях у Апреловского прииска и удачно добрались до Казаново. Оттуда - на поселок Тургинский, потом к железнодорожной станции Хада-Булак. Здесь перешли линию и, держась ее на отдалении, проскользнули на китайскую сторону.

Васильев и «Лама» остались на станции Маньчжурия, было у них где приткнуться. Затоптались нерешительно и «братцы-акробатцы». Гордеев их не держал, но напоследок спросил:

-    Ну, что на дальнейшее удумали?

-    Домой подадимся, охотничать.

-    Мир тесен, авось свидимся когда.

Щедро отсыпал Захар Иванович оборванным Леоновым серебряной монеты, взятой в приисковых кассах. На дорогу неблизкую.

Так и не сложились две половинки одной мозаики. Никогда они не свидятся, хотя в далеком Шанхае Гордеев вспомнит этих ходоков по Восточному Саяну, вспомнит, как брал их в отряд с прицелом на будущее, когда возможность появится заняться золотой жилой.

Если бы убитый в последнем бою хорунжий Мунгалов на самом деле умел ввинчиваться в людские души, то, наверное, узнал бы Гордеев тайну братьев Леоновых. Тогда уж точно бы на Золотую Чашу нацелился, а не прииски грабил по мелочи. Но зачем гадать. Если бы да кабы - последнее дело. И опять затерялась в закоулках памяти Захара Ивановича мыслишка про саянское золото.

Леоновская часть мозаики сложится, но об этом - в свое время. А у Захара Ивановича Гордеева судьба повернет круто и резко.

ЛОЩЕНЫЙ незнакомец с любопытством оглядел выкрашенный в белое кабинет, задержал взгляд на стеклянном шкапчике со склянками и небогатым инструментарием. Костюм из нанкинской полушерсти, лакированные штиблеты, ратиновое пальто и твердый котелок не скрывали офицерскую выправку. Еще б каблуками щелкнул!

-     Слушаю вас. Что беспокоит? - Поднял от записей желтое, с еле уловимыми монголоидными чертами, широкоскулое лицо фельдшер.

-        Мсье Касьянов? Василь Иванович? Честь имею. Яковлев, служащий французской помощи в Шанхае. Господин Остроумов просили известить вас о встрече. Не могли бы вы его навестить пополудни?..

-       После четырех часов. Мне надо закончить прием больных в установленное время.

-    Что ж, я загляну к четырем, чтобы сопроводить. Честь имею.

Под крышей французской помощи (так именовалось консульство Франции) в Шанхае вольготно расположилось бюро белой эмиграции, возглавляемое членом Высшего монархического совета Остроумовым. Штаб-квартира ВМС располагалась в Париже, а отсюда, из Шанхая, он протянул нити в Маньчжурию и другие китайские города, в Японию и Корею, всюду, где еще оставались приверженцы реставрации белой идеи на российских дальневосточных просторах. Ну, и зачем господину Остроумову слякотным декабрем 1924 года понадобился фельдшер Касьянов, пару месяцев назад получивший китайское подданство и ведущий скромную медицинскую практику в русскоязычной слободе на окраине города?..

Яковлев был пунктуален. Они вышли на тесную и грязную улочку, взяли рикшу и долго тряслись в неказистой коляске, поглядывая по сторонам и на мерно ходившие острые лопатки неутомимого китайца, пока не подкатили к уютному особнячку французского консульства, спрятавшемуся среди густого переплетения черных веток деревьев. Летом здесь царило непроглядное буйство зелени, а сейчас тянуло мозглой сыростью.