Эндрю Олвик - Следы апостолов

Истина одна, но мудрые идут к ней разными путями. Придет время и каждый из вас, верных сынов великой Германии, отопьет из Чаши Грааля, обретя славу и бессмертие. Фюрер прав, рождается нечто несравненно большее, чем рождение новой религии, — с пафосом заключил Вагнер свою речь.

«Боже, какой все-таки болван этот Вагнер, а может он просто сошел с ума? — подумал про себя профессор Кляйн, и по окончании мероприятия он попытался незаметно улизнуть из аудитории. — Грааль, Антарктида… Дай таким волю, они и статую Зевса откопают, а потом еще и водрузят ее возле Рейхстага. Так спокойно и рассудительно начал, а в конце сорвался на истерику, — бормотал себе под нос профессор, пробираясь сквозь толпу ожидавших у выхода почитателей Вагнера. — Нет, стоп, что-то важное я еще не сделал! Ах да, нужно же обязательно познакомить Генриха с Вагнером!»

— Куда вы так торопитесь, уважаемый герр Кляйн? — в ту же секунду окликнул его только что звучавший с трибуны голос. Старый профессор вздрогнул от неожиданности, обернулся и медленно подошел к коллеге. В тот же миг на глаза профессору попался Генрих. Он стоял чуть поодаль и держал в руках недавно вышедшею книгу за авторством Вагнера.

— Ах да, тороплюсь. Конечно же, я тороплюсь представить вам своего хорошего друга, вот он, собственной персоной, — профессор указал на Генриха.

— Профессор, из вашей лекции я понял, что вы остались на своих позициях. Хотя вас можно понять, старческий консерватизм всегда был преградой на пути новых открытий. Хоть вы и прочли материал по заданной тематике, но сделали все это кисло, без задора. Не пора ли вам подумать о пенсии и освободить место вот для таких молодцев, как этот, с которым вы хотите меня познакомить, — Вагнер кивнул на Генриха. — Ваш ученик? По-моему, вы приготовили себе достойную замену. Давайте книжку, подпишу, — обратился Вагнер к Генриху. Генрих приблизился и протянул ему книгу.

— Генрих Штраубе. Весьма талантливый, подающий надежды ученый, свободно владеющий десятью языками, — представил Кляйн своего молодого знакомца, радуясь тому обстоятельству, что удалось отвести разговор от своей персоны и выполнить навязчивое приказание, крепко вбитое в профессорское подсознание чужой волей. Тем временем Вагнер занес услышанное имя на форзац, захлопнул книгу и вернул ее Генриху, впервые взглянув на него с интересом.

— Скажите, как вас там, — Вагнер раскрыл книгу и заглянул на страницу с автографом, вспоминая имя молодого человека, — ах да, Генрих. Русским языком вы тоже владеете?

— Скажу больше, доктор, — ответил Генрих. — Я на нем думаю.

— Даже так? — заинтересовался Вагнер. — Не увиливайте от ответа, господин Кляйн, — вновь бросив на профессора холодный взгляд, произнес Вагнер. — Вам действительно противно преподносить материал в рекомендованном мной ключе? Все норовите по-своему повернуть?

— Вам показалось, коллега, я делаю все так, как вы рекомен-дуете. Просто вы относитесь ко мне предвзято, да и вообще сегодня не в настроении. Интересно, уважаемый Отто, почему вас, как специалиста по Индии, Тибету и Латинской Америке вдруг заинтересовал русский язык. Неужели ваша следующая книга будет посвящена раскопкам в России? Ведь это не совсем ваш профиль, — ответил Кляйн, все дальше уводя разговор в другое русло.

— Не совсем Россия, если уж быть точным. Скорее ее часть — Ост-ланд, — сверкнул глазами Вагнер. — Пути Господни неисповедимы, неизвестно где нам всем придется потрудиться во славу Германии.

— Ну, тогда Господь вам в помощь. А ведь он, я имею в виду Господа с его неисповедимыми путями, действительно вам помогает, — указав на Генриха, ответил профессор, — лучшего специалиста по русской словесности вам не найти. Извините, можно я пойду, а то, боюсь, я не добегу по своим делам. Старость не радость, знаете ли… — профессор несколько раз быстро переступил с ноги на ногу. «К каким только ухищрениям не приходится прибегать, лишь бы поменьше общаться с этим злодеем», — подумал профессор и, не дождавшись прощальных любезностей, поспешил к коридору.

— Старый простатик, — сказал ему вслед Вагнер. — Надеюсь, молодой человек…, — Вагнер взял из рук Генриха только что подписанную книгу и еще раз посмотрел на имя адресата. — Генрих Штраубе? Весьма приятно познакомиться, Генрих. А не дальним ли родственником вы приходитесь барону Вильгельму Штраубе и его дражайшей супруге Анне?

— Не совсем дальним, но все же родственником. Я их племянник по материнской линии, — грустно улыбнулся Генрих.

— Давно мечтал познакомиться с советским шпионом, — рассеянно обронил Отто Вагнер. Генрих почувствовал, как по телу, от копчика до макушки, пробежал неприятный холод.

7

Карета, поскрипывая новыми рессорами, легко вкатилась по деревянному настилу во двор замка, и в доме сразу все пришло в движение. Молодой князь Доминик Радзивилл только что вернулся с утренней охоты, еще не успел перееодеться, и потому, как был в охотничьем костюме и высоких, заляпанных грязью сапогах, так и вышел навстречу гостям вслед за целой сворой слуг, поигрывая плетеным в три ремня хлыстом. С утра у него было отличное настроение, несмотря на то, что лег он поздно и долго не мог уснуть, ворочаясь под толстым пуховым одеялом. Спальня была слишком жарко натоплена, что противоречило его спартанским привычкам. Однако он не стал никого наказывать, а ограничился лишь коротким замечанием, сделанным во время утреннего туалета камердинеру, человеку ответственному, но слишком уж опекавшему его. Он служил князю еще со времен жизни его в доме Чарторыйских, и Доминик привык к нему. Вообще надо сказать, что молодой князь отличался той редкой терпимостью и великодушием к людям низших сословий, которые совсем не свойственны его кругу и часто воспринимаются окружением как свидетельство слабости характера. Однако упрекнуть в этом Доминика никому бы и в голову не пришло, да он бы и не позволил.

— Ах, тетушка, это Вы! — воскликнул молодой князь, подавая руку, чтобы помочь родственнице сойти на землю. — В такой ранний час? Вам, видно, не спалось?

Теофилия Моравская, приходившаяся Доминику Радзи-виллу родной теткой по отцовской линии, считалась близкой родней. История ее замужества вот уже пятнадцать лет оставалась предметом будуарных пересудов среди многочисленных родственников Радзивиллов.

В юности Теофилия была не робкого десятка и находила больше радости в стрельбе из пистолетов и фехтовании, нежели в чтении французских романов и пустой болтовне с модистками, за что была прозвана «рыцарскай дзяучынай». Куда бы не направлялся спесивый Пане Коханку со своим войском, она неизменно следовала с ним, всегда готовая сменить свой походный егерский костюм на уланский мундир и кирасу. Вот и в тот памятный день 26 июня 1764 года, когда под Слонимом сошлись войска ее брата и силы Генеральской конфедерации, поддерживаемые российскими штыками, она была в первых рядах атакующих. Впереди, расчищая путь личной охране Пане Кохане, бился молодой поручик Игнатий Моравский. Игнатий был бедным офицером из захудалого шляхетского рода, что не позволяло ему рассчитывать на благосклонность дам из дома Радзивиллов при иных обстоятельствах, нежели те, в которых они оказались волею случая. Теофилия, увлеченная его ратным азартом и бесстрашием, влюбилась в него, невзирая на происхождение своего избранника. Игнатий не смог устоять и вступил с Теофилией в любовные отношения вопреки голосу разума и доводам близкого друга, который предрекал ему гнев сиятельного брата. Их тайная связь в любой момент могла открыться, что грозило большими неприятностями обоим. Молодые решили скрепить свой союз, так как медлить было уже нельзя. Скрытно, под покровом ночи, они выехали во Львов, где утром следующего дня и обвенчались к неудовольствию брата невесты, могущественного Кароля Станислава Радзивилла. Позже он, все же сменив гнев на милость, не только помог неожиданно свалившемуся на него родственнику получить генеральский патент, но также пожаловал своей непутевой сестре в пожизненное владение имение Заушье, находившееся в десяти верстах от Несвижа и к тому времени уже слегка запущенное, но еще хранящее следы былого величия.

Молодой князь знал эту историю до мельчайших пикантных подробностей и втайне Теофилией восторгался, но более он восторгался ее белокурой внучкой, своей племянницей, тоже Теофилией, названной так в честь бабки. Присягнув на верность Российскому Императору Александру I и получив во владение Несвиж, один из первых своих визитов Доминик нанес в Заушье, где впервые увидел юную Моравскую, чей пылкий взгляд не оставлял сомнений в ее рано вспыхнувших чувствах к нему. Ослепленный страстью, Доминик тут же отослал в Варшаву свою жену Елизавету Мнишек, к которой всегда был равнодушен, женившись лишь по настоянию родни, желавшей вырвать его из-под тлетворного влияния Юзефа Понятовского, и целиком отдался новому увлечению.