Джойн Бойн - Криппен

Она подкралась к нему незаметно, осторожно ступая, чтобы не звякнули бокалы. Лишь когда Виктория уже практически поравнялась с Эдмундом, он поднял голову, внезапно очнувшись от раздумий, и заметил, что она стоит рядом.

— Виктория, — сказал он. — Ты напугала меня.

— Извини, — промолвила девушка. — Я окликнула тебя, но ты меня не услышал. — Ложь.

Он мельком взглянул на бутылку и бокалы у нее в руках и вздохнул. Уж не пытается ли она снова закрутить с ним роман?

— Я тебе не помешала? — нежно спросила Виктория.

— Нет, — ответил он без особого энтузиазма, желая тем не менее соблюсти правила приличия. — Пожалуйста, садись. Я вижу, ты принесла выпить.

Она засмеялась.

— Прошел еще один день, — сказала она. — И мне захотелось выпить немного шампанского — одной, вдали от всех. Я подумала, что смогу здесь на время спрятаться. Не ожидала никого здесь встретить.

— Но ты же принесла два бокала.

— Я сказала стюарду, что это для нас с матерью. Иначе он, наверное, не дал бы мне бутылку. Держи, — добавила она, протянув ему один, — теперь ты тоже сможешь со мной выпить.

Эдмунд подумал минуту и наконец, улыбнувшись, взял у нее из рук бокал. Оказалось, что она принесла огромную двухлитровую бутылку шампанского — целых две кварты.

— Да уж, бутыль ты принесла знатную, — сказал он. — Неужели собиралась выпить все одна?

Девушка пожала плечами и, отведя от него взгляд, посмотрела на иссиня-черное море с мерцавшими в лунном свете волнами.

— Я подумала, выпью бокальчик, — сказала она ему. — А потом еще один. И если захочется — еще один. А потом будет видно — по состоянию.

Эдмунд рассмеялся.

— Что ж, тогда приступим, — сказал он. Он потянулся за шампанским, с хлопком выбил пробку и подержал бутыль на весу, пока не стекла пена.

Виктория обожала шампанское. Это был ее самый любимый напиток с четырнадцати лет. Эдмунд налил два полных бокала и поставил тяжелую посудину у себя за спиной, чтобы не опрокинулась, — в желобок, оставленный стопором шлюпки.

— Твое здоровье, — сказал он, чокнувшись с попутчицей.

— Твое здоровье, — ответила Виктория. — За Канаду.

— За Канаду.

На пару минут между ними воцарилось молчание: они смотрели на воду и слушали ритмичный плеск воды о корпус. Эдмунд обрадовался, что Виктория наконец-то в спокойном настроении. Похоже, она не собиралась снова его соблазнять, поэтому он расслабился и получил еще больше удовольствия от шампанского.

— Если бы в этом плавании ты мог что-нибудь изменить, — наконец спросила она, — что бы это было?

Эдмунд задумался.

— Возможно, это покажется странным, — сказал он, — но я бы заменил капитана.

— Капитана? — удивленно спросила Виктория. — Но с какой стати?

— Не знаю, — ответил Эдмунд. — Этому человеку я почему-то не доверяю. Когда оборачиваюсь, мне всегда кажется, он стоит сзади и за мной наблюдает. Выхожу из каюты — он притаился у двери, сижу в столовой — он в десяти футах от меня. Гуляю по палубе, поглядываю на штурманскую рубку — а он смотрит оттуда на меня в бинокль. Конечно, в ту секунду, когда я поднимаю глаза, он отворачивается, но вид его все равно меня тревожит.

Виктория подняла брови и убрала пару прядей, упавших на лицо.

— Честно говоря, даже не заметила, — сказала она. — Хотя один разок видела, как он стоял в коридоре возле наших кают и вел себя действительно очень странно.

— Наверно, у меня начинается паранойя, — произнес Эдмунд. — А ты? Что изменила бы ты?

— Все очень просто, — ответила она. — Мне хотелось бы иметь собственную каюту. Если ты не слышал, как храпит моя мать, значит, не знаешь, что такое бессонная ночь.

Эдмунд рассмеялся:

— Мне кажется, без подобной роскоши я вполне мог бы обойтись.

— Честно говоря, я с самого начала просила себе отдельную каюту, но мать сказала, что это слишком дорого. Но она просто пошутила, потому что сама просила отца забронировать «президентский люкс», который в любом случае почти в два раза дороже нашей каюты, но отец отказал ей, заявив, что это слишком дорого. В нашем роду все были ужасными скрягами, Эдмунд.

Они допили шампанское, и Эдмунд впервые почувствовал к Виктории симпатию. Он снова наполнил бокалы и подумал, что на самом деле не такая уж она дрянная девчонка, просто немного упрямая и своенравная. А сам он разве другой? Эдмунду так не казалось. В конце концов, если вспомнить, как он вел себя последнее время, действия Виктории отойдут на задний план.

Шпионя за Эдмундом, Виктория не заметила, что за ней тоже следили. Том Дюмарке, впервые за несколько дней принявший ванну, наблюдал за ней на расстоянии, недоумевая, почему она себя так ведет. Девушка держала в руках бутылку и два бокала, но стояла в тени, высматривая что-то или кого-то вдалеке. Как бы ему хотелось распить эту бутылку вместе с ней! Когда же Виктория наконец сдвинулась с места, он пошел за ней, но по другую сторону от шлюпок, и когда она прислонилась к одной из них, тоже прислонился с противоположной стороны, прислушиваясь к каждому слову. Мальчик был шокирован, узнав, с кем она там встретилась, и ему оставалось лишь, обойдя шлюпку, нарушить их идиллию. Он опустил руку во внутренний кармана куртки, где лежал перочинный нож, и с облегчением нащупал его. Если Эдмунд Робинсон попытается сплутовать, Том раз и навсегда положит конец его донжуанским похождениям. Эдмунда ведь предупреждали.

— Мне кажется, я должна перед тобой извиниться, — сказала Виктория, и от этого слова ее чуть не вырвало.

— Извиниться? За что?

— За назойливую попытку соблазнить тебя недавно в вашей каюте. Сама не знаю, что на меня нашло.

— Право же, Виктория, забудь об этом.

— Понимаешь, я думала, ты разыгрываешь из себя недотрогу.

— Вовсе нет.

— Я очень часто встречалась с подобной тактикой.

— Конечно.

— И дело в том, что я не привыкла к отказам.

Эдмунд оглянулся на нее. В лунном свете ее тусклая красота казалась гораздо более уязвимой, особенно после сделанного ею только что признания.

— Я даже предположить не мог, — сказал он. — Ты такая красивая — как тебе можно отказать?

— И все же ты отказал.

Он вздохнул:

— Если ты не привыкла к отказам, тогда поверь мне: я еще менее привык к тому, чтобы красивые девушки бросались мне на шею.

— А вот в это мне верится с трудом, — со смехом сказала она.

— Но это так.

— Ты себя недооцениваешь, Эдмунд. Меня притянуло к тебе с первой же минуты.

— Правда? — Это поразило его, но в то же время заинтриговало. — А можно спросить, почему?

— Напрашиваемся на комплимент?

— Нет, — взволнованно ответил он. — Просто я хотел сказать…

— Ничего страшного. Я всего лишь тебя дразню. Но если уж ты спросил — у тебя очень нежный взгляд, которого нет у большинства мальчишек. Такая мягкая кожа, а контур фигуры… послушай, — сказала она, покраснев в темноте и сама удивляясь, как хорошо ей удается играть свою роль. — Я говорю как героиня любовного романа.

— Ты удивляешь меня, — промолвил он. — И меня удивляет эта лесть.

— У тебя где-нибудь есть девушка?

— У меня? — переспросил он, покачав головой. — Нет.

— И все же, наверно, когда-то была. Не можешь же ты быть… Я хочу сказать, ты же, конечно, не… у тебя в жизни уже была девушка.

— Я был влюблен, если ты это имеешь в виду, — признался он. — Один раз. Мне действительно повезло. Я встретил очень необычного человека. Он попал в беду. И терпел унижения от другого. Я помог этому человеку, потому что меня охватили чувства, которых я никогда раньше не испытывал. Я даже не представлял себе, что можно совершить во имя любви.

— И что с ней случилось? — спросила Виктория. — Умерла или еще что-нибудь?

— Нет, — с улыбкой ответил он. — Ничего подобного. Скажем так: у нас большие надежды на будущее.

Виктория кивнула. Она по-прежнему стеснялась Эдмунда, но они сидели так близко, что ее плоть затрепетала.

— Это шампанское уже ударило мне в голову, — проговорил он, разливая по четвертому бокалу. — Скоро напьюсь.

— Еще полбутылки осталось, — с улыбкой сказала она, довольная тем, что ее план близок к осуществлению. Напоить его, чтобы затем соблазнить, — трюк, конечно, дешевый, но игра стоила свеч. По крайней мере, когда это произойдет, он больше не сможет относиться к ней столь же высокомерно.

Всего в нескольких футах от них Том Дюмарке с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в ладони: потребовалось причинить себе физическую боль, чтобы не закричать от злости. Прислушиваясь к словам Эдмунда, он начинал все больше презирать своего соперника; бесполезная болтовня о красоте, любви и чувствах вызывала у мальчика отвращение. Об этом еще может рассуждать глупая романтическая девчонка, но только не здоровый молодой парень. Если б он со своими дружками припер этого хлыща к стенке где-нибудь дома, на улицах Парижа, они бы ему показали, где раки зимуют. А она! Контур фигуры, понимаешь ли. «Я покажу тебе контур фигуры», — подумал он. Какой жестокий мир: красивая девушка тратит свое время на этого никчемного кретина Эдмунда Робинсона, между тем как ею стремится завладеть он — Том Дюмарке, сильный, мужественный, атлетически сложенный. Он был не в силах этого вынести, однако не мог ни уйти, ни вмешаться в их разговор.