Джойн Бойн - Криппен

— Правда? — удивленно и радостно спросил Дью. — И что же пишут?

— «Таймс» пишет, что это самая авантюрная погоня в истории. Предлагает присвоить вам рыцарское звание, когда его поймаете. «Стар» называет вас самым смелым полицейским Англии.

— Самым смелым, говорите? — сказал он, довольно погладив бородку. — По-моему, слишком смело.

— «Монд» написала, что по возвращении вас пригласят выступить перед французскими полицейскими, чтобы вы научили их ловить беглых убийц.

— Бесплатная поездка в Париж. Чудесно. Развлекусь.

— «Мичиган Дейли Рекорд» поместила о нас большой материал: по всей видимости, Криппен родился в этом штате. Похоже, там в глубине души надеются, что мы его не догоним.

— Конечно, догоним. Вы же мне пообещали?

— Догоним, не волнуйтесь. А «Квебек Газетт» посвятила этой истории несколько страниц. Напечатала карты, показывающие, где и когда мы его поймаем. Очевидно, они считают это большой честью для Канады. Вся полиция мобилизована для того, чтобы пресечь волнения в порту после прибытия «Лорентика» или «Монтроза».

— Спасибо, капитан, — радостно сказал Дью. — Приятно сознавать, что все это не зря.

— Остается лишь надеяться, что он тот, кто вам нужен, — произнес капитан, и это неожиданное замечание вызвало у Дью опасения.

— Разумеется, тот, — сказал он. — Иначе и быть не может.

Чем ближе подбирался Дью к жертве, тем сильнее беспокоился, что человек, называющий себя мистером Джоном Робинсоном, может оказаться вовсе не тем, с кем он подружился на Хиллдроп-креснт, 39, в Камдене. И хотя инспектора приятно волновал интерес, проявляемый к этой истории всем миром, он едва ли смог бы пережить то унижение, которому подвергся бы, окажись этот Робинсон кем-то другим. Комиссар полиции почти наверняка мгновенно сместил бы его с должности за то, что он выставил служащих Скотланд-Ярд идиотами в глазах публики. Да что там — в глазах всего мира. Рыцарского звания ему тогда не видать. Приглашение в Париж аннулируют. И ему придется возвращаться в Англию не под аплодисменты, а под насмешки попутчиков. «Я лишь преследую человека, подозреваемого в убийстве, — подумал он, — а между тем от этого зависит вся моя карьера».

Стремясь почувствовать себя в центре событий, некоторые пассажиры уже подходили к нему с нелепыми расспросами. Одним хотелось разузнать подробнее, как протекает следствие, но он, разумеется, не имел права этого разглашать, хоть и подбрасывал им пару крох, с целью разжечь у этих голодных бедняг аппетит. Другим не терпелось услышать гнетущую историю, как доктор Криппен расчленил свою жену. Третьи же высказывали различные предположения о том, где могла находиться исчезнувшая голова.

— А вы проверяли мусорные баки? — спрашивал один. — Если б я отрубил жене голову, то бросил бы ее туда.

— Или духовку? — спрашивал другой. — Может, он ее там запек.

— А вытяжную трубу?

— Или закопал ее под деревом?

— Я слышала, он ее съел, — заявила одна особенно кровожадная дама. Когда попутчики уставились на нее в изумлении, она не стала отступать. — Подумайте хорошенько, — сказала она. — Это единственный способ спрятать голову так, чтобы ее никогда не нашли. Если он смог без зазрения совести изрубить женское тело на мелкие кусочки, то наверняка мог бы поступить точно так же и с головой, а затем потушить ее и съесть. Позволю себе заметить, в голове много железа.

— Право же, — сказал инспектор Дью, которого затошнило при одной мысли об этом. — Мне кажется, у всех вас просто разыгралось воображение.

Страстно желая пообщаться с инспектором, чтобы и на них тоже лег отсвет его романтического ореола, некоторые докладывали о мелких правонарушениях на борту «Лорентика»: исчезали ожерелья, с шезлонгов воровали пальто, из бумажников пропадали деньги.

— К сожалению, это не в моей компетенции, — говорил Дью всякий раз, когда кто-нибудь сообщал ему о подобном происшествии. — Вам нужно обратиться к капитану Тейлору.

— Но вы же из Скотланд-Ярда, — возражали ему. — Вы наверняка можете что-нибудь сделать.

— Я преследую подозреваемого, — твердо заявлял он. — И на борту этого судна не обладаю какой-либо иной юрисдикцией. Боюсь, ничем не могу вам помочь.

Это никого не удовлетворяло, но он стоял на своем. Впрочем, когда инспектор зашел поздно вечером 25-го числа к капитану Тейлору, тот его немного порадовал.

— Мы успеваем, — подтвердил капитан, изучив карты. — По моим расчетам, мы обгоним «Монтроз» вечером 27-го числа. Телеграфировать заранее капитану Кендаллу и сообщить ему, что вы подниметесь на борт?

Дью задумался.

— А как я это сделаю? — спросил он.

— Спустим шлюпку, и один из матросов переправит вас к ним. Потом подниметесь на другой корабль.

Дью над этим поразмыслил и покачал головой.

— Так не пойдет, — сказал он. — Главное — их обогнать. Зачем же мне торчать целых три дня на корабле, пока он будет подплывать к Канаде, чтобы затем пересесть обратно? Мне кажется, лучше всего, чтобы доктор Криппен оставался в неведении о происходящем до самого последнего момента.

— Так что же прикажете нам делать?

— Дождемся того дня, когда они подойдут к порту. Тем же утром, перед самым их прибытием, я попрошу капитана Кендалла сделать полную остановку, но не сходить на берег. Потом я арестую преступника, пришвартуемся, и третьего августа я сяду на пароход, отправляющийся обратно в Англию.

Тейлор кивнул.

— Я сообщу им по телеграфу, — сказал он. — Если это разрешено.

— Конечно, конечно. Но повторите, чтобы никому ничего не рассказывали до самого последнего момента. Вероятно, доктор Криппен способен на все, и я не хочу, чтобы он растворился в воздухе или взял кого-нибудь в заложники, прежде чем я смогу его арестовать. Мне меньше всего хотелось бы иметь на руках еще один труп.

Тейлор кивнул и включил телеграфный аппарат.

По вечерам на «Монтрозе» с палубы третьего класса доносилась бодрая музыка, а в ресторане первого утонченно играли скрипки. Чаще всего Этель спускалась на палубу третьего, чтобы посмотреть, как развлекается простонародье: безусловно, это было гораздо веселее, чем слушать, как обычно, заунывные мотивы. В то же время Виктория Дрейк только сейчас узнала, что и в этой части корабля живут люди. Она, естественно, слышала о бедняках. И была уверена, что все это очень неприятно, но к ней-то никакого отношения не имело, правда?

Было одиннадцать часов, и мистер Робинсон удалился в свою каюту почитать книгу для общего развития. Миссис Дрейк отправилась спать, заявив, что у нее разболелась голова, после того как Матье Заилль в очередной раз закружил ее в танце, и она почувствовала, как в животе перевернулся съеденный ужин. Матье сделал это умышленно, чтобы избавиться от нее на весь остаток вечера. Ее уход означал, что он может спокойно поговорить с Мартой Хейз и никто не будет наблюдать за каждым их шагом, чтобы в конце объявить во всеуслышание об их помолвке.

Устав играть роль Эдмунда, пару дней назад Этель нашла тихое местечко, где полюбила сидеть одна и смотреть на звезды. Она сидела там и сегодня вечером, по-прежнему одетая в мужской костюм, вытянув ноги, прислонившись спиной к спасательной шлюпке и наслаждаясь шумом волн, бившихся о борт корабля. Она подумала о Хоули Криппене, а не о Джоне Робинсоне, и, слегка усмехнувшись, покачала головой, когда взглянула на одежду, которую вынуждена была носить во имя любви. Ее всегда поражало, как с этим хорошим человеком могла столь жестоко и презрительно обращаться женщина, и мизинца его не стоившая, не говоря уже о том, чтобы называться его женой. Этель ломала голову над тем, какой же хитростью Коре удалось женить на себе Хоули. «Но теперь-то ее, слава богу, нет», — с улыбкой подумала Этель.

Виктория Дрейк решила, что сегодня вечером сломит наконец сопротивление Эдмунда — или погибнет. Они все ближе подплывали к Канаде, Виктория практически вешалась на шею мужчине, а он отвергал ее при каждой удобной возможности — разве это можно пережить? Раньше в ее жизни такого не случалось, и будь она проклята, если допустит это сейчас. Если спустить с рук одному, то за ним потянутся другие. А что, если Эдмунд кому-нибудь расскажет? Ее репутация будет подорвана. Возможно, она больше никогда не возьмет верх.

Прошлым вечером, отправляясь спать, она заметила, что Эдмунд сидит один в своем новом тайном укрытии возле шлюпок, и сегодня весь день разрабатывала свой план. Это был совсем иной тактический ход: она одержит над ним победу, если полностью скроет свою истинную натуру и притворится той девушкой, которая, по ее предположениям, могла бы понравиться столь впечатлительному юноше. Короче говоря, она будет милой. Мысль об этом претила Виктории, но больше ничего не оставалось.