Дэвид Дикинсон - Ад в тихой обители
— Нет, Джонни, — возразил он. — Ты здесь не останешься. Это исключено. Пусть лошадь отдыхает, а ты быстро садись сзади меня. Попросим кавалеристов послать сюда кого-нибудь и забрать твою бедную конягу на поправку.
В половине восьмого, когда край неба заалел зарей, измотанные Пауэрскорт и Джонни Фицджеральд предстали перед часовым возле казарм.
— Полковник Хилер в офицерской столовой, сэр, — ответил часовой Пауэрскорту. — Я провожу вас.
Пересекая вытоптанный плац, Пауэрскорт лишний раз убедился, что армейская архитектура не служит славе Англии. Правда, неописуемо убогие бараки (доказательство чрезвычайной рачительности Военного министерства) соседствовали с роскошными конюшнями. Видимо, не в пример людям, кони чахнут без красоты и комфорта жилищ.
— К вам полковник Пауэрскорт и майор Фицджеральд, сэр! — козырнув строго по уставу, доложил дежурный.
Сидевший в одиночестве за столом на дюжину офицеров полковник наслаждался обильным завтраком. Эскадронному командиру на вид было под пятьдесят, его седеющую шевелюру дополняли огромные седые усы.
— Похоже, джентльмены, — зычно произнес он, — спать этой ночкой вам не довелось. Так что прежде всего необходимо подкрепиться. Капрал! Еще два стула! И за двумя полными утренними пайками, бегом!
Усадив гостей, полковник потер лоб:
— Пауэрскорт, Пауэрскорт… Не тот ли, который лихо действовал в Индии? Потом в Южной Африке?
Пауэрскорт кивнул, уточнив:
— Мы оба служили в тех краях, полковник.
— Черт подери! Да вы вдвоем там сотворили столько славных дел, сколько наш полк за сотню лет. Видали? — Полковник показал вилкой с маринованным грибом на густо увешанную портретами стену. — Офицеры Комптонского кавалерийского. Тоже отчаянные парни. — Командир сделал паузу, энергично кромсая жареные почки. — Хороши, а? В полном параде, с орденами? Скажу вам словечко о них. Вот эти четверо, — он простер руку к левой стене, — с армией Мальборо дрались в таких горяченьких местечках, как Уденард и Бленгейм. А вон те шестеро, — полковник указал вилкой (теперь с куском помидора) на галерею ветеранов вдоль стены напротив, — с армией Веллингтона пронеслись через всю Испанию, дрались во Франции. Талавера, Бадахос, Виттория, Саламанка, Тулуза[64]. И только вернулись домой после Тулузы, как были посланы биться при Ватерлоо. Потом чертовы русские в Крыму. Потом чертовы буры в Южной Африке. Мы тут забытый батальон, Пауэрскорт. Чудо, что эти идиоты из Военного министерства еще помнят про наше довольствие.
На столе перед гостями появились горы снеди: яйца, бекон, сосиски, помидоры, почки, грибы, поджаренный хлеб.
— Полный ассортимент, на выбор! — весело объявил полковник. — Разрешается не употреблять хлеб, не употреблять сосиски и так далее.
— Нет уж, «далее» останутся только яйца с беконом, — возразил Джонни, отправляя в рот сочный гриб.
— Позвольте, полковник, я сразу разъясню цель нашего визита, — сказал Пауэрскорт. — Простите, очень мало времени.
Он кратко изложил суть комптонских событий: убийства, коварные планы Рима, вчерашнее действо с костром и пасхальным молебном, намерение сегодня отслужить мессу и к полудню превратить англиканский собор в храм католиков.
— Черт подери! — побагровел полковник. — Дьявольщина! В протестантской стране! У католиков есть где справлять свои мессы или что там у них. Чего же им еще?
Пока полковник черпал немного утешения в комбинации омлета с беконом, Пауэрскорт взглянул на часы: без пяти восемь.
— У полиции не хватает людей, полковник. Нас послали искать подкрепление.
Посмотрев на Пауэрскорта, полковник Хилер горько усмехнулся:
— Вечность комптонская кавалерия гниет здесь; никакого дела, ни единого приказа разбить каких-нибудь врагов Его Величества. Наконец нас зовут! Зовут кавалеристов превратиться в драных полисменов, чтобы арестовать горстку нахальных сельских попов. Ладно, Пауэрскорт. Наш полк не подведет. Сколько людей вам надо?
— Тридцать человек, — решительно сказал Пауэрскорт. — А лучше — сорок.
Полковник нечленораздельно гаркнул, видимо призывая капрала, и сосредоточился на окончании завтрака. Яйца, почки, сосиски исчезали с невероятной скоростью, внушая Пауэрскорту опасения насчет желудочных колик, что неминуемо настигнут скачущего командира на пути в Комптон.
— Капрал! — рявкнул полковник возникшему ординарцу. — Поднять чертовых офицеров с коек и срочно сюда! Подать им чертов завтрак! Какой есть, обойдутся неполным ассортиментом. Найти батальонного старшину: тридцать пять конников в седло, при полной амуниции к восьми тридцати! Выполняйте!
Комптонский собор был забит до отказа. Толпы прибывших вчера с юга Англии на праздничный костер заполнили все скамьи, все проходы и галереи. Догоревшие пасхальной ночью свечи сменили новыми, готовыми с утра сиять во славу католического переосвящения храма. Руководил этим особым обрядом один из двух сановных римских посланцев; он был в епископской мантии, палец его украшал ярко сверкавший перстень. Паства стояла на коленях.
— «Sancte Michael, Sancte Gabriel, Sancte Raphael!» («Святой Михаил, Святой Гавриил, Святой Рафаил!»), — выводил литанию к святым и архангелам дуэт певчих.
— «Ora pro nobis, ora pro nobis» («Молитесь, молитесь за нас»), — подхватили молящиеся.
Джарвис Бентли Мортон, комптонский англиканский епископ, превращаемый в католического епископа Комптона, лежал, простершись ниц, с пропитанной елеем повязкой на голове.
Звенело молитвенное обращение дуэта ангельских голосов:
— «Omnes sancti Pontifices et Confessores, Sancte Antoni, Sancte Benedicte, Sancte Dominice, Sancte Francisce…» («О, все святые блюстители и исповедники, Святой Антоний, Святой Бенедикт, Святой Доминик, Святой Франциск…»)
Огромная коленопреклоненная толпа хором взывала:
— «Ora pro nobis!» («Молитесь за нас!»)
Добровольческая кавалерия Комптона не отличалась строгой дисциплиной. Двое молодых лейтенантов, назначенных полковником в поход, медлили подниматься с коек. Только жестокий нагоняй от адъютанта заставил их, с десятиминутным опозданием, выползти на плац.
— Ничего страшного, успеем, — дипломатично подбодрил скакавших рядом, мрачноватых со сна офицеров Пауэрскорт. — Начало мессы ровно в полдень, ни минутой раньше. Не опоздаем.
— Позор! — гневно буркнул полковник Хилер. — Стыд и позор! Куда уж этим чертовым молодцам вынести целый месяц в солдатских лагерях. Как же им без балов и вечеринок?
Скакавшему позади полковника Джонни Фицджеральду припомнились времена, когда в самом начале их военной службы они с Пауэрскортом не пропускали ни одного бала при блистательном дворе вице-короля Индии.
— А что, Пауэрскорт, — спросил полковник, чей дух воспрял в боевой экспедиции, — захвачу самого епископа, неплохо? Хорош будет трофей, а?
— Все возможно. — уклончиво ответил Пауэрскорт, не представлявший, что, собственно, творится в соборе и как проходит обряд католического освящения.
Патрик Батлер пожирал глазами удивительный спектакль. Спрятанный в католическом требнике репортерский блокнот был почти сплошь исписан. Стоявшая рядом Энн Герберт думала о покойном муже, который сейчас, наверное, переворачивается в гробу. Под чтение особой молитвы римский епископ возложил руки на голову Джарвиса Мортона, благословляя, посвящая его в сан. Затем на виду у всей паствы Мортон поцеловал Евангелие. Ему торжественно вынесли новое облачение.
— И что теперь? — шепотом спросил Патрик свою соседку, пожилую седую леди из Саутгемптона.
— Сначала на него наденут лишь стихарь и епитрахиль, — шепнула в ответ леди, польщенная возможностью излить свет своих знаний на темного безбожника, — затем диаконский далматик, а под самый конец — ризу епископа.
Несколько озадаченные «далматиком» (что-нибудь из костюма далматинских народов Адриатики?), уточнять Патрик не решился. Тем временем хор запел, моля о ниспослании вечного покоя всем святым. Мортону надели большой нагрудный крест, поверх белых перчаток украсили указательный палец его правой руки епископским перстнем. Потом вручили жезл епископа католической церкви. Стрелки часов, перешагнув одиннадцать, двинулись к полудню.
Отряду кавалерии до Комптона оставалось меньше десятка миль. Редкие зрители с порогов деревенских домов изумленно таращились на странную в утро пасхального воскресенья кавалькаду мчавшихся всадников в красных мундирах.
— Пауэрскорт! — окликнул на скаку полковник Хилер. — Вы меня извините, я был занят завтраком и недослышал. Вы сказали: вся соборная братия переметнулась к Риму? Все до последнего дьячка?
— Боюсь, именно так, полковник, — усмехнувшись, подтвердил Пауэрскорт. — Боюсь, даже церковный кот теперь будет мяукать мессу на латыни.