Тереза Бреслин - Печать Медичи
— Папа Римский — наместник Христа на земле, — сдержанно напомнила Элизабетта. — Нельзя идти против его желаний.
— А король Людовик объявил, что Папа — лишь духовный глава и не имеет права вмешиваться в мирские дела!
— Королю Людовику выгодно вывести из игры единственного человека, способного объединить Италию, — сказал я, процитировав замечание Фелипе.
Но Паоло уже нашел, на что направить свой гнев и как избыть свое горе.
— Я уже все продумал! На эти деньги я куплю оружие и найму солдат. Меня будут знать как кондотьера дель Орте.
— Мы будем носить черные туники с красной перевязью от плеча до талии. По этим красным лентам нас будут узнавать и бояться. Наш отряд так и будет называться: «Красные ленты». Смотри, Маттео! Я уже купил материал и попросил Элизабетту сшить нам перевязи.
Действительно, на столе перед Элизабеттой лежали ножницы и рулон темно-красной шелковой материи. Элизабетта беспомощно развела руками.
— И кто же вступит в твой отряд? — спросил я Паоло.
Он перегнулся через стол и схватил меня за руки.
— Разумеется, ты будешь первым, Маттео! Ведь это то, чего мы всегда хотели! Это то, в чем мы поклялись там, на горе в Мельте. Помнишь? Отцовский меч по-прежнему у меня, и я буду носить его на боку и никогда с ним не расставаться! Мой отряд будет воевать против папских армий. Только так я смогу отомстить! А ты будешь моим заместителем, моим верным лейтенантом!
Я взглянул на Элизабетту. Она не ответила, лишь опустила глаза, чтобы избежать моего взгляда. Невольно я обратил внимание на ее прическу — аккуратные косы, тщательно уложенные сзади на шее.
— Мне надо отлучиться по хозяйству. У меня дела. Как поговоришь с Элизабеттой, зайди ко мне, поглядишь, что я уже приготовил.
Паоло поднялся из-за стола и вышел.
В комнате воцарилась тишина.
Потом я сказал:
— Ты могла отказать ему.
Она подняла глаза:
— Как я могла? Он пережил такое страшное унижение в Переле. Оно чуть не убило его. Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы он погиб там, рядом с отцом.
— Но ведь это ваш отец приказал ему спрятаться!
— Наверное, отец надеялся, что те люди пощадят его жену и детей.
— Но они оказались жестокими и беспринципными бандитами.
— Да, Маттео. И мы оба с тобой знаем это.
От этих слов у меня сжалось сердце. Что она имела в виду, говоря: «Мы оба с тобой знаем это»? Я посмотрел на нее, но она отвела взгляд и уставилась в окно.
— Отсюда видны вершины гор. Вон там, далеко-далеко! — тихо произнесла она. — Не знаю, те ли это горы, что мы видели из нашего дома в Переле, или нет.
Будущее так пугало ее, что мысли ее невольно уносились в детство, ища в нем опору.
— Не знаю, что со мной будет, — продолжала она. — Паоло уже наделал кучу долгов под залог недвижимости. Это хорошее имение, но ему нужен рачительный хозяин.
— Многие мужчины идут наемниками в войска или на службу к какому-нибудь знатному господину, — осторожно заметил я.
— Да, но это не та жизнь, которую хотели бы для Паоло наши родители. Сельский труд тяжел, но достаточно выгоден… — произнесла Элизабетта упавшим голосом.
Она понимала, что Паоло никогда не согласится вести жизнь простого крестьянина.
Я сделал еще одну попытку.
— Можно заниматься и тем и этим. Во Флоренции по совету Никколо Макиавелли создали гражданскую армию, милицию, которую набирает, вооружает и финансирует государство. Это кажется мне вполне разумным. Ведь в такой армии человек служит не только ради корыстного интереса.
— Ха! — усмехнулась Элизабетта. — Посмотрим, что произойдет с этой армией в деле! Что сможет противопоставить войско, набранное из крестьян, ремесленников и торговцев, тем хорошо вымуштрованным солдатам, у кого в голове нет ничего, кроме убийства!
— Но их обучали военному искусству, — сказал я. — И у них есть форма.
— Да! — горько воскликнула она. — Дай мужчине форму, — она взяла в руки красную перевязь, которую шила для брата, — одень его в яркий мундир, нацепи на него шляпу с плюмажем и всучи ему алебарду, и вот он уже марширует под бой барабана, отправляясь в далекий поход! Но мы знаем, что случается потом. Этот француз, капитан Шарль д'Анвилль, был прав, говоря, что в войне мало славы. Потому что многие солдаты — это те же уличные бандиты, которым дали полное право грабить, убивать, насиловать, воровать… И это станет будущим моего брата: с такими людьми придется ему теперь знаться! О боже! — Из ее глаз хлынули слезы, и она в отчаянии встала со своего места. — Для моего брата нет жизни без его цели, и он умрет, если не станет капитаном кондотьеров.
— Но если он им станет, я потеряю его наверняка, только умрет он гораздо более лютой смертью!
И она по-настоящему зарыдала.
Слезы упали на красный шелк. На материи появились мокрые пятна.
Я встал и подошел к Элизабетте.
— Ткань, — пробормотал я. — Испортится…
Я протянул руку, чтобы отодвинуть шелк, как вдруг голова Элизабетты оказалась на моем плече, а ее лицо — прямо у моего лица, только ниже. Я тут же почувствовал на шее ее слезы, теплые слезы. Мне казалось, что она сейчас упадет, и я обнял ее, чтобы поддержать. Прическа ее сбилась, и коса тяжело упала на мою руку. И так мы стояли некоторое время, пока Паоло не окликнул нас со двора.
Мне пришлось пойти и посмотреть на купленных им лошадей, оружие и доспехи. Там я увидел хорошую аркебузу и несколько видавших виды мечей и щитов.
— Иди сюда! Смотри! У меня тут кузница в конюшне.
— И кузнец уже работает.
Паоло показал мне, над чем работает кузнец. Тот ковал меч.
Несколько мальчишек, а также невзрачных на вид мужичков наблюдали за ним, потягивая пиво.
— Это мой друг! — крикнул им Паоло, когда мы приблизились. — Он будет вторым после меня по старшинству.
— Паоло… — начал я.
Но он продолжал, словно не слыша:
— Он отличный наездник и мастерски обращается с кинжалом.
— Я не могу никуда уехать, — рискнул я вставить. — Ты же знаешь, Паоло, я нахожусь на службе…
И тогда он резко повернулся ко мне:
— И ты хочешь прожить так всю жизнь? Всю жизнь быть каким-то презренным слугой?
Я вспыхнул. Так вот, значит, кем он меня считает! Презренным слугой!
Он положил руку мне на плечо:
— Я думал, мы с тобой едины. Мы связаны нашим братством и, более того, нашей клятвой. Той, которую мы дали, когда уходили из монастыря в Мельте.
Я скинул его руку и зашагал прочь.
Но обедали мы вместе. Еда была сытная, да и приготовлена отлично. Паоло не держал на меня зла и весело болтал.
Но Элизабетта молча наблюдала за мной, и я был вынужден что-то отвечать и притворяться, что принимаю его планы всерьез.
Когда я уже собрался уезжать, она отвела меня в сторонку.
— Ты не обязан поступать в соответствии с намерениями Паоло. — Она помолчала. — Тебя ничто… — она опять замолчала, подбирая правильное слово, — ничто не обязывает… кроме обстоятельств, которые соединили наши жизни.
Но я знал, что это не так.
Именно я, и никто другой, стал причиной гибели их родителей, их младшего братишки и сестры.
На обратном пути в Милан я был так же мрачен, как небо у меня над головой. «Что мне делать? — думал я. — Маэстро был так щедр и великодушен ко мне, что открыл перед моей жизнью такие перспективы, о которых я и помыслить не мог.
Однако Паоло сказал правду: я связан с ним клятвой. Нет сомнения, любой священник возразил бы на это, что обещание, данное под принуждением, не является обязательным. Но почему же душа моя сжимается при мысли, что я могу не сдержать свое слово?»
Миновав несколько проселков, я выехал на главную миланскую дорогу. Свесив голову и погрузившись в тяжелые думы, я совершенно забыл об осторожности. Но даже если бы это было не так, впереди был лесок, полностью скрывавший поворот, который делала в этом месте дорога.
Поэтому у меня не возникло никакого дурного предчувствия, никаких мыслей о возможной засаде. На меня напали прежде, чем я успел что-либо сообразить.
Глава 56
Первый из напавших выскочил сбоку и схватил мою лошадь под уздцы.
Я вскрикнул от неожиданности.
Он заставил мою лошадь остановиться. Я попытался вырвать поводья, но мой противник держал их крепко. Тогда, руководствуясь врожденным инстинктом самосохранения, я резко пнул его в лицо. Но он предвидел подобную реакцию с моей стороны и пригнул голову, одновременно сильно потянув за поводья. Второй возможности ударить его у меня не было, потому что в этот миг появился второй разбойник. Прыгнув сзади, он потянул меня с лошади на землю. Последовала яростная схватка. Лошадь ржала, кружилась на месте, била копытами — в общем, тоже оказывала сопротивление. Тот, что держал ее, свободной рукой схватил меня за ногу, а напавший сзади рвал мне рубашку и пояс. Вдвоем они начали одолевать меня.
