Колокольные дворяне - Светлана Владимировна Храмова
«25 декабря вся Августейшая семья была у ранней обедни. После обедни начался молебен. Обыкновенно бывало так. Чтобы не держать солдат на холоде, я отпускал их с постов до окончания богослужения, оставляя лишь небольшую часть около самой церкви. Так было и на этот раз…
Вообще же в церкви солдат всегда бывало мало. В этот же день, придя в церковь, я обратил внимание, что солдат было больше, чем всегда. Чем это объяснить, я не знаю. Может быть, это потому произошло, что все-таки был большой праздник. Когда молебен стал подходить к концу, я вышел из церкви, чтобы приказать солдату созвать караул. Больше я в церковь не входил и конца молебна не слышал. Когда молебен кончился и семья вышла из храма, бывший там Панкратов сказал мне: „Вы знаете, что сделал священник? Ведь диакон отхватил многолетие Государю, Государыне и вообще всем, именуя их так. Солдаты, как услыхали это, подняли ропот“. Вот из-за этого пустячного и никому не нужного поступка о. Васильева и поднялась целая история. Солдаты стали бунтовать и вынесли решение: убить священника или, по крайней мере, арестовать его. Кое-как с превеликим трудом удалось уговорить их самих не предпринимать никаких репрессивных мер, а подождать решения этого дела в Следственной комиссии. Епископ Гермоген тогда же услал о. Васильева в Абалакский монастырь, пока не пройдет острота вопроса. Я поехал к нему и попросил дать другого священника или, по крайней мере, арестовать его. Был назначен соборный священник о. Хлынов.
Этот случай совершенно разладил мои отношения с солдатами: они перестали доверять мне, и, как им ни доказывал обратное, они стояли на своем: „А! Значит, когда на дому служба бывает, всегда их поминают“. И постановили: в церковь совсем семью не пускать. Пусть молятся дома, но каждый раз за богослужением должен присутствовать солдат. Едва мне удалось вырвать разрешение, чтобы семья посещала церковь, хотя бы в двунадесятые праздники. С решением же их, чтобы за домашними богослужениями присутствовал солдат, я бороться был бессилен. Таким образом, бестактность о. Васильева привела к тому, что солдаты все-таки пробрались в дом, с чем до того времени мне удавалось благополучно бороться. После этого произошел следующий случай. Присутствовал как-то на богослужении солдат Рыбаков. Священник, кончая богослужение и поминая всех святых, упомянул и „царицу Александру“ (святую). Целую бурю поднял Рыбаков из-за этого. Пришлось мне вести его к себе, находить календарь и доказывать, что поминалась не Александра Федоровна, а святая царица Александра». (В. Алексеев. Гибель царской семьи… С. 297.)
Да, сплошные курьезы. Солдату Рыбакову нужно было со святцами в руках объяснять, кого именно поминал священник. Как часто говорят сейчас о невежестве государственных чиновников, все они – «дети солдата Рыбакова». Им просто вовремя никто ничего не объяснил.
«Бог, Царь, Отечество». Остальное – соблазн и суета. И в монастырском уединении отец Алексий был горд и силен духом, никогда не скажет Император Российский, что Васильев поддался соблазну обмана, трусости, измены. Боже, Царя храни. Верую истинно.
Аминь.
«28 декабря. Четверг
Чудный солнечный теплый день – 2° мороза. Долго пробыли на воздухе утром и вечером. Узнали с негодованием, что нашего доброго о. Алексея притягивают к следствию и что он сидит под домашним арестом. Это случилось потому, что за молебном 25 декабря диакон помянул нас с титулом, а в церкви было много стрелков 2-го полка, как всегда, оттуда и загорелся сыр-бор, вероятно, не без участия Панкратова и присных». – (Из дневника Николая II, 1917 год, цитируется по «Дневники Николая II и Императрицы Александры Федоровны 1917–1918», стр. 226, М., 2012. – Царь пишет, как всегда, кратко и по существу, в подробности не вдается.)
Позднее эта история получила освещение в местной газете:
«Дело о титуловании семьи Романовых
27 декабря (1917 год) в Исполнительный Комитет Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов поступило заявление от общего собрания отряда особого назначения о том, что на богослужении 25 декабря в Благовещенской церкви диакон Евдокимов (о. Александр) с ведома священника Васильева (о. Алексий) в ектении титуловал бывшего царя и царицу „их величествами“ детей – „высочествами“. Отряд требовал немедленного ареста обоих. Настроение было повышенное, грозившее вылиться в самосуд. Исполнительный комитет Совета с представителями всех революционных организаций и городского самоуправления решил пригласить обоих лиц и выяснить обстоятельства дела. Опрос не привел к выяснению виновного, так как в показаниях оба противоречили и самим себе, и друг другу. (Позже, во время допросов „где царские драгоценности спрятаны?“, показания отца Алексия, его жены и детей будут не менее противоречивы… к этому я еще вернусь.)
Поэтому было решено о происшедшем довести до сведения прокурора и епископа, а диакона и священника подвергнуть домашнему аресту во избежание самосуда и в целях гарантии дознания. Кроме того, еще выяснился факт крайне необычного привоза в Тобольск, и именно в Благовещенскую церковь, Абалакской иконы (Божьей Матери). Все это, в связи с тревожным настроением среди отряда, а также со слухами о развитии в Тобольске монархической агитации, дало возможность прокурору возбудить дело по признакам 120-й статьи о покушении на ниспровержение существующего строя. (Это говорят ниспровергатели существующего строя, напомню. И напоследок – особенно интересное замечание, невольный отзыв о строгостях того времени: „…а второй выехал в Абалак“, – то есть, пока страсти не остынут, сбежал в Абалакский монастырь при поддержке архимандрита Гермогена, попросту говоря.)
Пока шел вопрос о квалификации преступления, диакон и священник нарушили данную ими подписку о невыходе из дому: первый отправился к архиерею, а второй и вовсе уехал. (И надзор за Царской Семьей по строгости мало чем отличался, была возможность ускользнуть, была. Но – даже не попытались. Мечтали, хотели этого, готовились, но не попытались ни разу. Почему?!)
Совет (депутатов) нашел недостаточным судебное официальное следствие и постановил образовать революционно-следственную комиссию, которой поручил выяснить корни монархической агитации в Тобольске и окрестностях, облекши эту комиссию полномочиями и передав ее в ведение революционно-демократического Комитета. В состав комиссии вошли Желковский, Иваницкий, Коганицкий и кандидаты Никольский и Филиппов». (Тобольский рабочий, 1918, 6 января, N 1.)
Императрица – Анне Вырубовой, 10 декабря 1917, Тобольск:
«Были в церкви в 8 часов утра. Не всегда нам позволяют. Горничных еще не пустили, так как у них нет бумаг; нам ничего не позволяет ужасный комиссар, и комендант ничего не может поделать. Солдаты находят, что у нас слишком много прислуги, но благодаря всему этому я могу тебе писать – и это единственная хорошая сторона всего происходящего. Надеюсь, это письмо и пакет дойдет до тебя
