Павел Сутин - Апостол, или Памяти Савла
– Да самое хорошее у меня впечатление, – немного грустно сказала Курганова. – Умная книга, хороший язык. Огрехов, разумеется, полно… Но это уже дело редактора. Вы приезжайте ко мне вечерком, Михаил. Сможете?
– Спасибо, что позвонили, Софья Георгиевна! – выпалил Дорохов. – Вам понравилось?
– Да, – решительно сказала Курганова. – Вы на славу потрудились. Тут есть о чем говорить. Так вы приедете?
– Господи, да куда ж я денусь-то! – счастливо сказал Дорохов. – Когда вам удобно?
– В семь приезжайте. Успеваете?
– Конечно!
«Надо в четыре смыться. Побреюсь… Галстук… У меня где-то был!»
– Тогда до встречи.
– До свидания, Софья Георгиевна. В семь я у вас.
Он бережно опустил трубку и шумно выдохнул.
«Вот так… Вот так все повернулось…»
Он взял пачку форезов и пошел к экселенцу.
– Что произошло? – изумился Риснер. – Из Инюрколлегии звонили?
– В смысле? – спросил Дорохов, улыбаясь во весь рот.
– Ты выглядишь, будто получил наследство.
– Алексан Яклич, если не возражаете, я сегодня пораньше уйду.
– Ради бога… Ты не влюбился ли?
– Да так… Кое-какая приятная неожиданность, – уклончиво ответил Дорохов.
Без четверти семь он подошел к «Пионеру». Выкурил папиросу возле подъезда. На фонарном столбе висели квадратные часы. Он дождался, пока минутная стрелка подойдет к одиннадцати, поправил под шарфом узел галстука и потянул на себя тяжелую дверь.
– Добрый вечер, Михаил, – сказала Курганова. – Холодно на улице?
– Да нет, градусов десять.
– Славно, что снег идет каждый день. Прошлая зима была совсем бесснежная.
– Я тоже люблю, чтобы снег, – сказал Дорохов. – И мороз очень люблю. Московские зимы это одна слякоть.
– Ну да, вы же из Сибири… Чаю выпьете?
– С удовольствием.
– А коньяку не хотите?
– С удовольствием.
– Вы позитивный человек, – одобрительно сказала Курганова. – Ни от чая не отказываетесь, ни от коньяка.
Он прошел в знакомый кабинет (его папка лежала на письменном столе), опустился в кресло, поискал глазами пепельницу. Потом встал, вышел в гостиную и громко спросил:
– Софья Георгиевна, вам помочь?
– Да, идите сюда, Миша, – ответила Курганова издалека. – Берите рюмки, а я возьму чайник.
Они вернулись в кабинет. Поговорили о погоде, Дорохов воспел сибирские зимы. Она спросила, чем он занимается на работе. Дорохов коротко объяснил. Рассказал про экселенца. Вы так любовно выписали своего Нируца, сказала Курганова, я сразу поняла, что у вас есть наставник. Дорохов улыбнулся, сказал, что «наставник» это очень верное слово. Что его шеф, и вправду, человек необыкновенный.
– А вы когда-нибудь думали о том, что станете заниматься литературой профессионально? – между делом спросила Курганова.
– Конечно не думал. Да я и не ожидал, что вы всерьез отнесетесь… Вы уж простите, Софья Георгиевна, но я как на духу…
– Говорите, Михаил, говорите, – Курганова понюхала коньяк. (Она держала рюмку щепотью, подносила ее сухими бледными пальцами к лицу и вдыхала.)
– Я ожидал, что получу равнодушное напутствие, – Дорохов пожал плечами. – Мол, пишите, Миша, у вас есть задатки… А вы говорите: книга вам понравилась. Вы… Ну я не знаю… Вы держали в руках новомирскую прозу шестидесятых…
– Да оставьте же вы это восторженное сюсюканье, Миша! – Курганова поморщилась. – Придумали тоже… Всякому времени своя проза. Сейчас восемьдесят седьмой год, ваша проза вполне хороша. И вы не лыком шиты.
– Мне очень приятно это слышать… – пробормотал Дорохов.
– Вам приятно это слышать, но хотелось бы практической помощи. Так?
– Да, – честно сказал Дорохов. – Если вы действительно думаете, что и я не лыком шит.
– Хорошо, что не вы кокетничаете… Так все же – вы о профессиональной литературной работе думали когда-нибудь?
– Нет.
– Это неблагодарное дело, – сказала Курганова так, словно отговаривала Дорохова делать литературную карьеру. – Предстоит терпеть и трудиться, трудиться и терпеть… Но я о другом. Постарайтесь понять уже сегодня… – она сделала паузу и посмотрела в сторону. – Литература это профессия. Такая же специфическая профессия, как ваша химия.
– Молекулярная генетика.
– Да… Так вот – это профессия. Со всеми трудностями, особенностями, выгодами и пакостями любой профессии. Коли вы в эту профессию намерены войти – тогда вам надо определиться. Вам надо… поставить на нечто. Понимаете меня? Вам надо как бы сделать ставку… Но надо знать точно – на что ставить! На свою гениальность? Не стоит, поверьте. Вы же первым будете подвергать сомнению свою гениальность каждый день. Самоедство от литературной профессии неотделимо. На успех поставить? А будет ли тот успех? А если нет? Да и успех – уж поверьте мне, всякие я видела успехи – он соотносится с качеством текста весьма косвенно… Гонорары? Смотрите выше, пункт «успех».
– Уверяю вас, что я в литературу не за деньгами, – быстро сказал Дорохов.
– Ох-ох-ох… У вас, Миша, еще восторженный период творчества. Определитесь сейчас: зачем вы идете в литературу? Какой у вас манок? Какой огонек вам светит? Определитесь – это мой вам первый практический совет.
– Я об этом подумаю, – пообещал Дорохов.
И сказал про себя: «Сто раз уже думал».
– Подумайте, Миша, подумайте, – доброжелательно сказала Курганова. – Я знавала многих литераторов. Самыми счастливыми из них были карьеристы и корыстолюбцы. Эти качества прекрасно сочетаются с талантом… А самые несчастные из литераторов – это способные бессеребренники.
Дорохов вежливо поднял брови.
– Что, запутала я вас? Желаю вам самодостаточности, Миша… Получайте удовольствие от писательства. И пусть это для вас будет главным. Все остальное приложится. В большей или меньшей степени, чем вы хотите, – но приложится… Теперь о практической помощи.
Дорохов задержал дыхание.
– Я отдала вашу рукопись своей ученице Лене Зубиной, – сказала Курганова. – Она сейчас заместитель главного редактора в издательстве «Московский рабочий». Книга ваша ей, скорее всего, пришлась по вкусу. Я знаю Лену, знаю ее пристрастия… Качественную прозу она распознает моментально. У Леночки большое будущее. Она будет настоящим… literature-maker – как это американцы называют.
– Спасибо, Софья Георгиевна, – тихо сказал Дорохов. – Спасибо.
– Не в том дело, что за вас просил Сеня. Да, мы с покойной Мариночкой близко дружили, и Сеня мне не чужой… Разумеется, если бы это… – она подбородком показала на папку. – Если бы это оказалось пустой писаниной… Я бы все равно постаралась чем-нибудь вам помочь. Попробовала бы растолковать азы. Ваша книга интересна. В ней множество фрагментов, слабых технически. Но это дело поправимое, этим Лена займется.
– Так вы думаете, что это могут напечатать? – жадно спросил Дорохов.
– Могут, Миша. Времена-то меняются. Вы же читаете газеты… А Лена в издательстве пользуется большим авторитетом, их «главный» к ней прислушивается. Она приезжала ко мне позавчера, взяла вашу папку, а сегодня утром вернула. Судя по тому, как скоро она прочла, книга ей понравилась… Мне еще кое-что в вашей книге симпатично. Вы не боитесь, что у читателя возникнут некоторые аллюзии, и вас определенно не пугает, что эту книгу станут сравнивать с одним широко известным произведением.
«Еще как пугает!» – подумал он.
– С терминологией, конечно, явный перебор… Вы целую лексику выдумали – это похвально. Но обрушивать на читателя столько незнакомых слов просто негуманно… Впрочем, и это можно отладить.
– Но?
– Что еще за «но»?
– Да я все жду, когда прозвучит «но». Знаете, как это бывает: «ваша книга обладает несомненными достоинствами, но …».
– Так никаких «но», – Курганова пожала плечами. – А что до публикации – я вам все сказала. Встретитесь с Леной, подпишете договор и будете работать над текстом.
«Господи… – смятенно подумал Дорохов. – „Договор“… „Работать над текстом…“»
– А скажите-ка, за фактологическую достоверность вы ручаетесь? Ляпы, несоответствия – исключено?.. Даты проверили?
– Нет, нет, за это ручаюсь, – торопливо сказал Дорохов.
– Жаль, что вы не пришли ко мне раньше. Я познакомила бы вас с одним человеком. Его консультации вам бы помогли… Впрочем, и сейчас не поздно. Насколько я знаю Лену – вам свой текст придется перелопатить не один раз. Что-то я еще хотела вам сказать… – она приложила ладони к вискам. – Да, о консультациях! Вы знаете церковь рядом с улицей Крыленко?
– Знаю. Обыденская церковь.
– Да, храм Ильи Обыденного. Настоятель – отец Николай, протоиерей… В миру он Николай Евгеньевич Бурмистров. Рукоположен был в очень зрелом возрасте… Кстати, доктор биологических наук, представьте.
– Священник – доктор наук? – недоверчиво спросил Дорохов. – Что же это за священник? И что же это за доктор наук?
