Павел Сутин - Апостол, или Памяти Савла
– Рав Амуни к досужей болтовне не склонен. Раз он говорит такое, значит это правда… Проповедника забили?
– Да, – сказал Севела, помрачнев. – Забили. Возле Дамасских ворот.
Он прикрыл глаза, и перед ним встала вчерашняя толпа.
Когда Стефана вывели на обрыв, над толпой повисла тишина. Стражники подтащили человека к тому месту, где холм был словно разрезан надвое, а одна из половин растаяла, пропала без следа. Тридцать локтей высоты было в том обрыве. Стефан не упирался. Лицо его посерело, проповедник закрыл глаза и часто сглатывал. Стражники откачнули его назад и бросили. Толпа ахнула. Человек перевернулся, мелькнули заголившиеся ноги. Проповедник упал спиной на валуны, и раздался громкий хруст. Между глыб торчала белая нога, а там, где видны были светлые волосы, растеклась алая лужа. Нога дернулась и замерла. Иаков гортанно выкрикнул. Из толпы стали выходить люди. Деловито раздвигая остальных, они пошли туда, где торчала нога. Один – рябой, в желтом кефи – натужась, поднял камень. И опять хрустнуло. А толпа мерзко застонала, и сочувствия в том стоне не было – один только грязный интерес. Еще четыре-пять фигур сгрудились там, куда упал человек, руки замелькали, опускались камни, слышался стук с хлюпанием. А потом все кончилось. Голой ноги больше видно не было, и алой лужи видно не было. Громоздилась гора камней, и люди стали расходиться.
Неслышно появился Руфим и поставил перед Севелой стакан с лимонной водой.
«Гадина, жестокая тварь этот Иаков, – подумал Севела. – Он ведь потворствует зелотам, двуличный негодяй…»
– А как вы думаете, мастер, – неторопливо сказал он и поднял глаза на Пинхора. – Если я попрошу Амуни рассказать мне о дружбе Иакова с зелотами?
– Зелотов рав Амуни покрывать не станет, – без сомнения ответил гончар. – Зелоты ему ненавистны. И все, кто покровительствует зелотам – тоже ненавистны. А в особенности те, кто пятнает сан кохена первой череды.
– Кстати, – вспомнил Севела, – а где рав Амуни сейчас? Его должны были отпустить из крепости еще вчера.
– Да, его отпустили, – подтвердил гончар. – Ему даже принесли извинения… Он приходил ко мне, пробыл здесь несколько часов, но потом ушел. Сказал, что его пригласил погостить адон Борух. Тот самый, что разговаривал с ним в крепости Антония. Оказалось, прелюбезнейший человек… Просил рав Амуни рассказать о учении галилеян. У адона Боруха, по словам рав Амуни, есть богатый родственник, он сейчас в отъезде. И адон Борух временно занимает его виллу…
Вот как, подумал Севела. У прелюбезнейшего Боруха есть родственник, имеющий виллу. Гостеприимный Борух приглашает туда арестованных проповедников.
– Не будем больше говорить о Иакове и зелотах. Довольно. Вчера я измучился головной болью… Весь день дул ветер, я совершенно не переношу этот горячий ветер, в такие дни у меня разламывается голова. И сегодня у меня тоже был тяжелый день. А беседы с вами просветляют разум и дают успокоение… Не злоупотребляю ли я вашим вниманием, мастер?
– Ну что вы… – добро сказал Пинхор и улыбнулся. – Я, признаюсь, тоже рад вам. Хотя познакомились мы в неподходящем месте.
– Совершенно неподходящем! – весело сказал Севела. – Мастер, у меня такая служба, что я знакомлюсь с самыми разнообразными людьми в самых непредсказуемых местах!
– Вы молоды, – одобрительно сказал Пинхор. – Вам нравится многообразие жизни, адон Малук. Вы любите приключения, вам интересны люди… Это прекрасно.
– А хотите пойти в таверну, мастер? – вдруг сказал Севела.
– В таверну? – удивился гончар.
– Ну да! Что же мы тут с вами – как два киника… Говорим, да попиваем воду…
– Может быть, вы голодны?.. Я сейчас скажу Руфиму, он принесет вина, пирог. Я-то редко пью вино, но в погребе есть родосское…
– Пойдемте в таверну, мастер! – решительно сказал Севела и встал. – Пойдемте, право. Как два добрых приятеля. Я угощу вас ужином. Мне, сказать по правде, пора хоть как-то отблагодарить вас за гостеприимство и терпение.
– Но я не ем нигде, кроме своего дома… – растерянно сказал мастер Джусем. – Разве что в поездках… А в тавернах шумно. Там случаются драки.
– Ха! – осклабился Севела. – Так подеремся! Вышибем зубы какому-нибудь наглецу! Все, мастер, я не желаю слушать возражений… И потом, вы все еще числитесь под надзором Внутренней службы. И я, надзирающий офицер, настаиваю на немедленном посещении таверны!
– Но расходы за мной, адон…
– Это невозможно! – ответил Севела с театральным высокомерием. – Я – приглашающая сторона. Идемте, мастер.
– Хорошо, – сдался Пинхор. – Я только предупрежу Руфима. А когда мы…
…четвертой кружки кносского мастер Пинхор выглядел оживленно. Его вежливой сдержанности теперь как ни бывало. У гончара блестели глаза, он уписывал жареных цыплят и пирог, говорил громко и за столом сидел расслабленно. Севела после второй кружки рассказал несколько забавных историй, случившихся с ним в поездках. В тех историях фигурировали и воришки, и кабатчики, и непотребные девки. Гончар смущенно кривил губы, но смеялся и даже сам вспомнил что-то курьезное из своей молодости. Так что ужин удался на славу. Двое добрых друзей, один – молодой офицер, а другой – горожанин в возрасте, сошлись в таверне и кутили напропалую.
– Вкусное вино! – восхищенно сказал Пинхор. – Капитан, да я ног не чувствую!
– Теперь я вижу, что вы пьете нечасто. Но голова-то ведь у вас ясная?
– Совсем ясная, адон Малук!
– Вот и славно. Вы, мастер, живете затворником. А всякому здоровому человеку изредка нужна добрая попойка. Короткий миг беспечности, мастер… Голова должна отдыхать от умственной работы. Согласны?
– Согласен, – весело сказал гончар и вновь взялся за кружку.
«Не пришлось бы после тащить его на себе, – озабоченно подумал Севела. – Как, однако, он разошелся!»
– Посмотрите, здесь много романцев, – заметил гончар и кивнул через плечо.
– Я люблю такие места, – Севела взял с блюда цыплячью ножку и разгрыз хрящик. – Где романцы, там вино. Там хорошая кухня. В Нижнем городе таких мест не сыскать.
– Странно это видеть, – сказал гончар и оглядел зал. – Не в праздник, не в семейное торжество… Люди приходят вечером, пьют вкусное вино, радуются…
– Устраивают драки, продают и покупают краденное, выбирают шлюх, – продолжил Севела. – Здесь бывает всякое, мастер. Но сегодня здесь спокойно.
Он подумал: пока он тут распивает с гончаром кносское, Никодим допрашивает людей Шомона. Тех, кто остался в живых после вспашки.
Севела тоже отпил из кружки и неожиданно спросил:
– А вам нравится ваша жизнь, мастер?
Гончар усмехнулся.
– Сейчас мне определенно нравится моя жизнь. Покой, веселье, хороший собеседник…
– Я о другом – о вашем затворничестве. Одно лишь чтение, одно лишь написание комментариев…
– Вы сказали «одно лишь», а назвали уже два занятия, – мягко возразил гончар. – Так добавьте еще дружбу с высокообразованными и высоконравственными людьми, добавьте мое ремесло… А я ведь, адон Малук, владею ремеслом тонким и художественным. Получится не так мало.
– Но вы живете один, без женщины.
– Я живу один – ну так об этом мечтают многие. Пару раз в месяц Руфим приводит ко мне девку, выбирает, надо отдать ему должное, прекрасно… Жениться второй раз я не стану.
– Отчего же? – спросил Севела и осекся. – Простите меня, мастер… Мне не следовало говорить об этом.
– Ну что вы… У нас ведь дружеская попойка, верно? Вы всего лишь задали дружеский вопрос.
Гончар сморгнул и положил руки на стол.
– Я был близок с женой, – ровно сказал он. – Она помогала мне в мастерской. Через месяц после свадьбы она попросила разрешения расписывать посуду, я позволил… У жены оказалась замечательная способность к составлению орнаментов. Собственно, посуда моей мастерской стала пользоваться таким спросом только после того, как за нее взялась Эсфирь. Благодаря жене я узнал, что ремесло может быть изощренным искусством… И никого милее Эсфири для меня не было… Она умерла от оспы, в тот год в Ерошолойме многие умерли… С нами жил ее брат, он тоже умер. Я не заболел, ухаживал за Эсфирью, похоронил ее. Боли уже нет, много времени прошло с тех пор… Боль ушла, но взять другую женщину в свой дом я не могу.
– Не стоило мне заводить этот разговор.
– Это прошло, и я это пережил… Но наша дружеская попойка продолжается?
Севела улыбнулся и подлил в обе кружки из шершавого кувшина.
«Славный человек, – подумал он. – Умный и добрый».
– А позвольте-ка, мастер, еще порасспросить вас о учении галилеян… Вы, мастер, придерживаетесь учения предельно разумного и человеколюбивого. Однако и ваш канон обязывает к соблюдению ритуалов. Галилеяне ведь тоже несвободны от ритуалов, я прав?
– Ритуалы братьев-галилеян немногочисленны и просты, – добродушно сказал гончар. – Их обряды придают бытию радость и удобство.
