Елена Арсеньева - Печать Владимира. Сокровища Византии (сборник)
– Я понимаю твой гнев, – согласился Артемий.
Дружинник положил руку Василию на плечо.
– Позволь поговорить с Деметриосом. Магистр абсолютно ничего не знает об отношениях между русью и половцами. Выслушав меня, он непременно принесет тебе свои извинения. Следуй за мной!
В сопровождении Василия Артемий проворно поднялся на третий этаж и подошел к двери Деметриоса. В то же мгновение она отворилась и на пороге появился греческий сановник. Отправляясь на допрос, Деметриос облачился в плащ и мантию с золотыми знаками отличия, свидетельствовавшими о его высоком положении в византийском обществе. Увидев старшего дружинника, магистр приветствовал его, низко поклонившись и коснувшись пола правой рукой.
– Благородный Артемий, мне очень жаль, что меня задержал досадный инцидент, – заявил грек, поправляя складки церемониальной мантии. – Кстати, я тебе признателен за то, что ты разрешил мне присутствовать во время обыска. Этот воин, – добавил он, показывая на Василия, – хотел принять в нем участие…
– Этот воин, благородный Деметриос, – отрок из дружины князя, как и его товарищ. И они вместе будут производить обыск!
– Но… Я не понимаю… Этот человек, он не рос. Невозможно представить, чтобы ему поручили столь важную задачу!
– Благородный магистр, ты один из чужеземцев, которые посещают нашу страну, чтобы затем верно описать ее своим соотечественникам. Я объясню тебе причину этого недоразумения, – ответил Артемий. – Пока мы будем беседовать, мои люди выполнят возложенную на них миссию.
– Не могу ли я присутствовать…
– Нет, – отрезал дознаватель. – Мы пройдем в мой кабинет, Вернее, расположимся на улице, в беседке. В сумерках приятно посидеть в саду.
– Как пожелаешь, боярин, – сказал Деметриос и добавил, обращаясь к отрокам: – Осторожно обращайтесь с хрупкими предметами!
Артемий и Деметриос покинули дворец. Слуги суетливо бегали между кухней и пиршественной залой, занятые подготовкой к вечерней трапезе. Подозвав одного из слуг, дознаватель велел подать в беседку прохладительные напитки и принести свечи. Слуга быстро зажег свечи в большом серебряном подсвечнике и поставил на круглый столик кувшины и кубки. Старший дружинник направился вслед за слугой, чтобы запереть калитку, затем, вернувшись, сел рядом с греком.
– Мне очень жаль, если я своими словами оскорбил твоего подручного, – сказал Деметриос, наливая себе смородинного кваса. – Я понимаю, что князь использует наемников-варваров. Наш император тоже все чаще прибегает к помощи наемников, будь они франки, норманны или печенеги. Настали суровые времена, враги окружили владения басилевса, словно собачья свора.
Деметриос вздохнул.
– Но как вы, росы, можете доверять нечестивцу, дикарю из степи?
– Ты заблуждаешься, – холодно отрезал Деметриос. – Василий – христианин. Его отец, половецкий князь, принес клятву верности великому князю киевскому и оказал ему много услуг. Поскольку ты, отправляясь в путешествие, поставил перед собой цель описать русские земли, я расширю твои знания, магистр.
Плеснув себе медовухи, Артемий продолжил:
– Степь, извечный враг Руси, время от времени давала нам верных союзников. Случается, половецкий хан вступает в союз с русскими князьями, берет в жены местную девушку. Так поступил и отец Василия. Однако Василий и его приятель Митько – не просто мои подручные. Они оба мои ближайшие соратники и доверенные лица.
– Ты сообщил мне весьма интересные сведения, боярин. Я немедленно запишу их! – воскликнул Деметриос, хватая перо и чернильницу, висевшие у него на поясе. – Ах, какая досада! Чернильница пуста. Я забыл ее утром наполнить. Мне надо бы следовать примеру Михаила Пселла[32], нашего прославленного придворного и хрониста! Он всегда носит с собой палочку из слоновой кости и восковую табличку, куда записывает наблюдения, прежде чем внести их в свои дневники. Этот метод более практичный, чем переносная чернильница.
– Я слышал о Михаиле Пселле, – заметил Артемий. – Князь Владимир восхищается им. У князя есть даже несколько сборников его стихотворений.
– Русский князь молод, – улыбаясь, ответил Деметриос. – Если Богу будет угодно, с возрастом он станет более рассудительным. Я хорошо знаю Пселла. Его репутация образованного человека основана не на поэтическом даре, а на любопытстве, которое заставляет интересоваться всеми событиями, происходящими в столице, даже самыми незначительными. Надо признать, у него бойкое перо. Он играет словами, как ярмарочный жонглер шарами и кольцами. Но подумай о сюжете стихотворений! «Энкомий[33] блохе», «Сирены столицы»… Какой стыд! Я же пишу только оды в честь империи и императора.
– Почему бы не описать природу и окружающие нас вещи? – возразил Артемий, любуясь неподвижными деревьями и остроконечными башенками дворца, выступающими на темнеющем небе. – Но я ничего не смыслю в поэзии. Будет лучше, если я не стану отвлекаться от своих обязанностей. Могу ли я спросить, что ты думаешь о тех двух делах, которыми я занимаюсь, благородный Деметриос? Ты уже наверняка знаешь, что после убийства вчера вечером было совершено еще одно преступление. Драгоценности Феофано украдены.
– Да, мне это известно, – подтвердил грек. – Сомневаюсь, что могу быть полезен в первом деле. Я не знаком с жителями Смоленска, не знаю, какие страсти ими движут. Мне кажется, что жених молодой боярышни не питал к ней сердечных чувств. К тому же есть еще англичанка, которая больше всех остальных выиграла от смерти соперницы. Надо остерегаться женщин, боярин! Когда речь заходит об их интересах, эти хрупкие создания становятся опасными. Что касается украденных драгоценностей, то, вероятно, речь идет об интригах против Владимира.
Вздохнув, грек осушил кубок и стал поглаживать свою черную бороду.
– Нет ничего более запутанного, чем заговор и козни против власти! – продолжал Деметриос. – Поверь, сам порфирородный[34] не застрахован от преступных махинаций, направленных на то, чтобы лишить его трона и жизни. Да, не удивляйся, боярин! Одни императоры закончили свои дни в жалкой келье отдаленного монастыря после того, как им выкололи глаза. Другие были убиты евнухами, коварными, как женщины, или своей неверной супругой. Какова была участь Романа II и Никифора Фоки… Они оба были отравлены прекрасной Феофано. И все же… Боярин, ты когда-нибудь был в нашем городе и в императорском дворце?
Артемий отрицательно покачал головой, и Деметриос восторженно продолжил:
– Я помню, как еще совсем юным попал впервые на прием в Магнавру[35]. Перед троном возвышалось золотое дерево, на ветвях которого сидели птицы из позолоченной бронзы и распевали песни, каждая свою. Позолоченные львы били хвостами по полу и, раскрыв пасть, рычали, а их языки шевелились. Я подошел к огромному императорскому трону, как вдруг он взмыл вверх и повис в воздухе. Я не испугался, поскольку меня предупредили об этом чуде, которое должно было впечатлять послов чужеземных стран. Но я дрожал от счастья, понимая, что вижу повелителя Вселенной, того, перед кем все народы падают ниц!
Деметриос посмотрел на Артемия. Его лицо помрачнело, и он продолжил уже обычным тоном:
– К сожалению, со временем я узнал, что и император может совершать ошибки, если забывает о государственных интересах. Государство стоит над всеми нами. Оно смысл жизни всех подданных Византии, будь они крестьяне, высокопоставленные сановники или сам басилевс. Не знаю, понимаешь ли ты меня, боярин. Приведу тебе конкретный пример. Несколько лет назад Константин Мономах, дед вашего князя, женился на старой императрице Зое. Это была полезная для империи партия. Тогда я сочинил оду во славу басилевса. Мое восхищение Константином было искренним и не имело ничего общего с низкой лестью Михаила Пселла, который во всех стихотворениях воспевал красоту Склирены[36], молодой любовницы императора.
– Понимаю, – откликнулся Артемий. – Вероятно, ты не одобряешь брак Владимира, не имееющий никакого отношения к дипломатии в прямом смысле этого слова?
Деметриос улыбнулся:
– Прости меня, боярин, но по сравнению с Византийской империей Русь – маленькая страна, и Владимир может жениться на ком угодно. Его брак ничего не изменит в судьбах мира.
– Благородный Деметриос, прошу тебя вернуться к вопросу, который я задал, – с плохо скрываемым раздражением сказал Артемий. – Что заставляет тебя думать, будто кража драгоценностей связана с заговором против Владимира? Во время пребывания в Смоленске ты заметил что-то подозрительное?
– Вовсе нет, боярин! – воскликнул грек. – Вижу, произошло недоразумение. Эта гипотеза кажется приемлемой, когда я думаю о внутренних делах Византии…
Наклонившись к дружиннику, Деметриос принялся говорить так тихо, что дознаватель улавливал только обрывки фраз:
