Чекистский невод - Валерий Георгиевич Шарапов
Ковтун открыл огонь откуда-то сбоку – методично палил из табельного оружия. Про него, честно говоря, забыли. А парень ответственно отнесся к поручению. Автоматчик резко повернулся, но полоснуть не успел, пуля пробила его плечо. Он все еще пытался выстрелить, и это решило его судьбу. Серия пуль пробила грудь, и он повалился навзничь, выронив из рук оружие.
Истошно завизжала дама, открыла огонь из пистолета по Ковтуну. Теперь капитану приходилось кувыркаться и совершать чудеса эквилибристики. Он вскрикнул, выдал в пространство пару смачных тирад, что как-то не вязалось с его интеллигентной сущностью. Запасной обоймы у преступницы не было, она отбросила пистолет, бросилась сломя голову в седловину между скалами. В лунном свете белела тропа. Михаил поднялся, стал стрелять, игнорируя боль в руке. Убивать эту суку не хотелось, но как-то надо было ее остановить! Женщина визжала, петляла, как заяц. Пуля пропела, рикошетом уходя от скалы. Кучка камней покатилась ей под ноги. Она споткнулась, упала. Могла бы подняться, но Кольцов настиг ее в пару прыжков, толкнул. Она извернулась, падая, ударила ногой, матерясь при этом как сапожник. Снова завертелся мир, майора отбросило к скале. Подбежал Матвей – видимо, ранение было несерьезным, пнул извивающуюся змею по бедру. Она выхватила нож из невидимого чехла, но тут уж Кольцов не растерялся – рухнув на колени, вывернул конечность женщине. Не самое галантное обращение с дамой, но сегодня можно. Злодейка взвилась, заорала дурниной. Пришлось дать оплеуху, чтобы утихла. Лунный свет освещал окровавленное лицо. Знакомые черты, «физика твердых тел», доброй вам ночи, гражданка Гущина… Преступницу скручивали в четыре руки, Матвей пожертвовал для благого дела свой соломенный ремешок. Преступница злобно стреляла глазами, захлебывалась слюной. Опасности эта мегера уже не представляла.
С субмарины никто не высадился, на выручку не пришел. Звуки выстрелов отпугнули подводников. Шатаясь, Михаил добрел до тела автоматчика, достал фонарь. Данный индивидуум ночь не пережил. Пользы никакой от переизбытка свинца в организме. Тоже знакомое лицо: водитель киношного фургона, «очкастый частный собственник», поджидавший жену… Кряхтя и сильно прихрамывая, подошел капитан Ковтун, вылупился из полумрака Матвей Ивашов. Открыли багажник, уставились на свернутого вдвое Белецкого. Человеку откровенно не повезло. Его искололи препаратами, наградили, видимо, и ударами за сопротивление – скула приобрела неприятный фиолетовый цвет. Мужчина пребывал без сознания, но главное, что живой, и не сказать, что сильно пострадавший. Его оставили в машине – не было сил вытаскивать. Тем более со стороны шоссе приближались огоньки – подмога спешила на всех парах. Притихла и как-то жалобно вздрагивала выжившая преступница. Михаил прислонился к заднему бамперу, сполз на землю. Тяжело опустился Ивашов. Рухнул на бок капитан Ковтун – пуля попала в бедро, и он мог находиться только в этой позе. Застонал в багажнике Белецкий, но подниматься было выше всяких сил. «Больше никуда, – думал Кольцов. – Пусть домкратом поднимают».
– Ухо прострелил, сука, – пожаловался шепотом Ивашов, зажимая пострадавший орган. По его пальцам текла кровь.
– Ничего, Матвей, до свадьбы новое отрастет… – прокряхтел Ковтун. – Нечего было головой вертеть…
– Ага, на себя посмотри, – обиженно пробормотал Матвей. – Пулю задницей словил, обхохочешься… Убегал, что ли?
– Нет, просто противник с тыла зашел…
Всем было больно, теряли кровь, но смеялись, отчего становилось еще больнее, вздрагивали, хватаясь за животы. Подкатили две машины, из них стали выскакивать люди, их силуэты расплывались в ночном мареве…
Субмарину заблокировали в шхерах. Капитан подводного судна сделал попытку вырваться. Но сжали тиски пограничные катера, соскользнула с желоба в воду донная бомба. Глухо ухнуло, дрогнули толщи воды, и катер закачался на волне. Самоубийц в стальном корыте не было. Часть экипажа подводной лодки получила контузию. Капитан дал команду на всплытие. Судно медленно поднималось, забурлила вода, показалась обтекаемая рубка, затем стальной, поблескивающий в лунном свете борт. Стрелок на носу катера с любопытством разглядывал заморское чудо сквозь прицел крупнокалиберного пулемета…
Только в четыре утра майор Кольцов добрался до своего гостиничного номера. Сорок минут промурыжили в больнице. Пуля выдрала клок кожи, зацепила мышцу. Чуть в сторону – и было бы хуже. Пострадавшее место продезинфицировали, наложили мазь, туго забинтовали, заставили больного принять лекарство. Дежурный врач на всякий случай поинтересовался, не хочет ли больной до утра полежать в больнице. Больной не хотел. Подчиненный полковника Науменко довез до гостиницы, пожелав счастливого отгула. Шатаясь, как пьяный, Кольцов вошел в номер, рухнул на первый подвернувшийся стул, отдышался. Ничего себе поездочка в Крым… За окном уже серело, не за горами был новый безмятежный день на всесоюзном курорте. В дверь постучали. Он подавил нервный смех. Не всех еще убийц переловили? Хорошо, что дверь оставил открытой. В номер робко вошла Полина, исподлобья уставилась на своего отвергнутого любовника. Что-то, видимо, тронуло, облизнула губы. В четыре часа утра она вполне неплохо выглядела. Призывно заурчало в желудке. Соседка подошла, присела на корточки, осторожно положила руки ему на колени.
– Ты… ранен? – Она волновалась.
– Ну, так. – Он сделал неопределенный жест.
– Помиримся?
– Давай.
Она улыбнулась, стала аккуратно стаскивать с него пиджак, а потом рубашку. Ей удалось это сделать почти безболезненно. Только опустив руку, он вдруг стиснул зубы, стал покрываться бледностью.
– Я могу что-то сделать? Прости, не хочу спрашивать, что с тобой произошло… Пока не хочу…
– Спасибо, уже все сделали… залечили всего, теперь только время поможет…
– Тогда ложись в кровать. – Она подскочила, стала стаскивать с кровати покрывало.
– Один не хочу, – заявил Кольцов. – Ляжешь со мной? Просто полежим… как пионеры.
– Как пионеры? – Полина задумалась. – Знаем мы этих пионеров… Ну, хорошо, я подумаю, посмотрю на твое поведение. Ты ложись, а я решу.
– Знаешь, неуд за поведение мне сегодня точно не грозит… – Вздрагивая от смеха, он тяжело поднялся, доковылял до койки. Возможно, и не самый худший финал напряженной работы. Несколько дней он еще пробудет в Крыму. И Полина пробудет. А потом… Да хоть суп с котом!
