Элизабет Редферн - Золото Ариеля

Они заспорили; Пелхэм ударил ее. Она чуть не упала и снова опустилась на стул, держась за щеку. Издалека через сводчатые каменные переходы донесся крик истязуемого человека; потом настала тишина. Пелхэм стоял, тяжело дыша. Он спросил:

— Нед Варринер уже побывал здесь?

Тут она быстро обернулась, и он увидел, что глаза у нее широко раскрыты от страха.

— Нет, — сказала она. — С какой стати ему навещать меня?

— Вот об этом я и спрашиваю. Что для вас Варринер?

Она покачала головой и ничего не сказала.

— Что для вас Варринер?! — повторил он. — Он ваш любовник? Отвечайте.

Она встретила его взгляд с твердостью.

— Я и двух слов с ним не сказала с тех пор, как он вернулся с войны.

— А вы знаете, что он был шпионом Нортхэмптона? Вы знаете, что он был любовником Нортхэмптона?

— Я думаю, что среди нас мало кому не приходится скрывать что-то, содеянное в молодости.

— Я говорю о настоящем времени, — сказал он, ударяя кулаком о ладонь. — После своего возвращения он снова стал девкой этого старика; неужели вы не понимаете, что весь двор знает это и смеется?

Краска мгновенно сбежала с ее лица, и ему показалось, что сейчас она упадет в обморок. Но Кейт встала и проговорила:

— Оставьте меня. Если в вас еще сохранилось какое-то благородство, оставьте меня.

Он повернулся и вышел.

Пелхэм подписал бумаги, в которых брал на себя ответственность за нее. Он заплатил деньги за удобства и питание, которые предоставлялись заключенным на Господской половине, и сказал, что пришлет к ней ее служанку на все то время, пока она не выйдет на свободу. Он понял, что Кейт пробудет здесь по меньшей мере еще одну ночь. Завтра Кейт снова предстанет перед судом, и будет вынесено решение, виновна она или нет.

Пелхэм не смог заставить себя спросить, в чем ее обвиняют.

Он пришел домой темной сырой ночью, велел Бесс, служанке жены, отправиться к своей госпоже с одеждой и прочими необходимыми вещами. Затем обнял Себастьяна, который хотел знать, когда придет домой мама. Он помог своему маленькому сыну расставить вокруг кроватки оловянных солдатиков.

— А я скоро стану солдатом? — спросил Себастьян.

— Скоро, — заверил его Пелхэм, крепко прижимая к себе, — ты станешь таким же славным солдатом, как самый великий из рыцарей короля.

Пелхэма позвали вниз, в холл, потому что к нему пришел посетитель, его ростовщик Дюпре. Пелхэма удивило и расстроило, что этот человек незваным вторгается в его дом; но Дюпре поднял руку, чтобы остановить его возражения, и сказал, что пришел потому что, к сожалению, просрочена выплата крупной суммы денег. Пелхэм провел Дюпре в свой кабинет и запер дверь.

— Прошу объяснить, — сказал Пелхэм.

И Дюпре сказал, что ему придется лишить Пелхэма права выкупа заложенного имущества, если две сотни фунтов не будут уплачены в ближайшие три дня.

— Три дня? Но мы же договорились. Я сказал вам, что получил новую должность в доках, с регулярным жалованьем; мы решили, что я буду выплачивать свой долг постепенно.

— Разве? Я думаю, сэр, что этот долг уже просрочен.

Пелхэм сказал:

— Но у меня нет денег.

— Три дня, — тихо сказал Дюпре. — К сожалению, такова деловая необходимость.

С тринадцатого века в лондонском Тауэре содержали зверинец для развлечения монарха и его друзей. Король Яков особенно увлекался львами, помещение для которых было расположено к западу от средней башни. У них был двор, вымощенный камнем, и их выпускали из клеток, чтобы подвигаться, через деревянные двери, которые сторожа поднимали при помощи веревок и блоков.

Летом этого года окотилась львица, и король находил бесконечный источник любования, глядя, как растут ее детеныши. Король побывал там в этот вечер, двадцать третьего декабря, в сопровождении знатных лордов и придворных; он обсуждал с Уильямом Уадом, комендантом Тауэра, благополучно ли пройдет для львят эта холодная зима.

Граф Нортхэмптон находился в свите короля; он наблюдал вместе с остальными, как львица обихаживает малышей, в то время как лев-отец беспокойно бродит, обращая на зрителей свои янтарные глаза. Запах нечистот и звериных шкур, мокрых от дождя, был невыносим. Нортхэмптон, одетый из-за холодной и ветреной погоды в отороченное мехом верхнее платье из черного бомбазина, поднес к носу футлярчик с ароматическими шариками и с облегчением пошел следом за королем, когда тот наконец объявил, что все отправляются на королевскую барку, ждущую у ступеней Тауэра, чтобы отвезти его и свиту обратно в Уайтхолл.

Слуги высоко подняли факелы, чтобы осветить им дорогу, но Нортхэмптон не увидел фигуры, вышедшей из темноты, пока она не оказалась совсем рядом с ним.

— Милорд…

Настойчивый знакомый голос. Нортхэмптон обернулся, нахмурившись.

— Варринер. Я ждал от тебя сообщений.

Вид у Варринера был усталый и потрепанный. Неуместный здесь вид. Нортхэмптон жестом велел ему отойти в тень, отбрасываемую стеной Тауэра, и только тогда подошел к нему.

— Ну? Последнее, что я слышал, это что тебя пинком вышвырнули из Сент-Джеймского дворца. Кажется, ты не очень-то преуспеваешь, Варринер.

— Милорд, я по-прежнему получаю очень важные сведения от жены Ловетта. Происходят вещи, в которых замешаны Ловетт и его партнеры. Я встречаюсь с Сарой Ловетт завтра вечером.

Нортхэмптон сузил глаза.

— Возможно, тебе следует знать, что дни жены Ловетта сочтены.

Он заметил, что подбородок у Варринера напрягся.

— Что вы имеете ввиду?

— Она умирает. Разве ты не знаешь? Она смертельно больна.

«Кашель. Бледность», — подумал Нед.

— О, она выглядела хорошо, — продолжал Нортхэмптон, — в те дни, когда у нее наступало улучшение. Никто не мог предположить. Но врачи сказали, что жить ей осталось недолго. Так что время, когда она будет тебе полезна, ограничено. Как, возможно, и твое.

— Милорд, я думаю, вы решите, что стоит подождать. Понимаете, мне кажется, что я вот-вот раскрою некий план, в котором замешан сам принц.

Нортхэмптон заинтересовался и проговорил:

— Снова даешь воображению далеко завести себя, Варринер?

— Думаю, милорд, что нет. У меня есть две просьбы.

— И в чем же они состоят?

— Во-первых, дать мне еще немного времени. А во-вторых, помочь Кейт Пелхэм. Она арестована.

— Жена Пелхэма? А с какой стати мне ей помогать?

— Я думаю, милорд, что ее использовали заговорщики. Использовали как ничего не подозревающего посыльного. Мне нужно, чтобы она была на свободе, если я должен продвигаться дальше.

Нортхэмптон некоторое время смотрел на него.

— Я думаю, что твое время тоже истекает, — тихо сказал он.

Потом повернулся, закутался в плащ, и поспешил вернуться в круг, где факелы освещали короля и его свиту, сходящую на королевскую баржу.

30

Алхимику следует быть сдержанным и молчаливым и никому не открывать результатов своей работы.

В тот же вечер у Мэтью Варринера состоялся неприятный разговор с Элис.

— Ты знаешь, — сказал он, лежа на спине в своей постели и глядя, как Элис расчесывает волосы, — ты знаешь, какое-то время я даже думал, что ты хочешь переспать с моим братишкой.

Элис медленно повернулась. Она была голая и все еще теплая после объятий Мэтью. Груди у нее были пышные и розовые; в комнате царил полумрак.

— С ним? — переспросила она. — Он же сходит с ума.

— Элис, Элис, почему ты так говоришь?

— Он думает, что может делать золото.

— Золото?

Мэтью больше интересовало, как темные соски Элис затвердевали, оказавшись на холоде.

— Иди сюда, — сказал он, но она покачала головой и продолжала расчесывать длинные светлые волосы. Он встал, снова возбужденный, и потянул ее к себе в постель.

— Да, золото, — сказала она. — Пусти меня, Мэт Варринер. А ты как думал, что делает Нед в этой пекарне, которую так старательно запирает?

Мэтью, который ласкал ее груди, ответил:

— Пытается найти средство от похмелья. Он мне так сказал. Иди же ко мне…

— Ты что, совсем дурак? — презрительно сказала она, опираясь на локоть и глядя на него сверху. — Да. Конечно, дурак. Он же тебе наврал. Твой брат пытается сделать золото. Как алхимики.

— Ты имеешь в виду философский камень, — поправил Мэтью. — Алхимики пытаются сделать философский камень, который все превращает в золото. Откуда ты знаешь, что Нед этим занимается?

— Его маленький помощник Робин рассказал мне об этом. Посмотри.

Она оттолкнула его и снова слезла с кровати. Мэтью с ругательством упал на спину, а Элис порылась в кармане своего платья, которое лежало грудой на полу. Потом повернулась и помахала каким-то листом бумаги.