Кэндис Робб - Аптекарская роза
В глазах Филиппы блеснули слезы. Она смотрела на Люси, но было ясно, что видела перед собой в эту минуту Амели.
Наконец леди Филиппа очнулась.
— Но я отвлеклась. Как вы правильно поняли, Николас теперь почти не виделся с Амели. Но в конце лета Джеффри уехал, чтобы все устроить в Милане, и Амели снова приблизила к себе Уилтона. Она даже ревновала, когда он слишком много времени проводил в лавке или в своем саду. Его отец давно открыл сыну кошелек, поощряя делать заказы в дальних странах, откуда присылали семена экзотических растений. Парень разрывался между желанием угодить отцу и доставить удовольствие Амели. Надо отдать ему должное, работа обычно перевешивала. А это только усложняло мою жизнь. У меня уже не хватало терпения заботиться об Амели в ту зиму. Она металась в большом зале, срываясь на тебе, малышка, за малейшую провинность, почти ничего не ела и постоянно на все жаловалась. Весной вернулся Джеффри. Он отправился к Николасу и поблагодарил его за то, что тот был другом Амели. А еще он заверил Николаса и меня, что теперь у него есть куда отвезти Амели, хотя Люси по-прежнему предстояло пожить какое-то время в монастыре. Девочка моя, мое сердце все изболелось за тебя. Итальянский монастырь. Джеффри клялся, что сестры там знают французский и вполне образованны и добры. Он попросил нас с Николасом еще немного послужить опорой для Амели. Он должен был съездить к своей семье в Линкольншир, попрощаться, уладить кое-какие дела. Это было затишье перед бурей. Амели постепенно становилась все мрачнее, но как-то незаметно, так что я даже не сразу поняла, что случилось. Она стала очень скрытной. От Николаса я узнала, что она как-то пришла к нему утром, раньше чем обычно, такая одинокая, напуганная. Оказалось, что ей снова предстояло стать матерью. Она попросила его помочь. Поначалу он даже не понял, ведь не так давно она ждала этой самой новости. Амели сказала, что Джеффри не возьмет ее с собой, если узнает о ее состоянии. Николас был против решительных мер. Она ведь могла скрывать беременность довольно долго. Но округлившийся живот был уже довольно заметен в июле. А Джеффри все не возвращался. Он не мог уехать раньше Михайлова дня, в конце сентября. То есть ждать предстояло два месяца. Амели сказала, что зачала ребенка, потому что наконец узнала, что такое счастье. Позже она сможет родить, но не сейчас, когда это означало бы конец всей ее радости. Она молила Николаса дать ей средство, чтобы избавиться от ребенка. Он испугался. Он знал, что это смертельный грех, к тому же небезопасный для ее здоровья. Она с таким трудом родила Люси, а теперь пребывала в глубоком расстройстве. При таком состоянии, когда человека одолевает слабость, лекарство может превратиться в яд. Николас отказался. Тогда Амели встала перед ним на колени и принялась плакать и угрожать, что сама выпьет настойку из руты, растущей в моем саду. Он упал на колени рядом с ней и заплакал. В общем, она почти его уговорила. Он только попросил подождать чуть-чуть, потому что хотел помолиться. А на самом деле отправился к своему старому другу Ансельму просить совета. Ансельм сказал, что Амели все равно раздобудет нужное средство у кого-то другого, поэтому если Николас заботится о ее здоровье, то сам должен приготовить снадобье. Он был лучшим аптекарем в Йоркшире. Настанет день, и он станет мастером. И сейчас он сын мастера.
Люси сразу поняла замысел Ансельма.
— Архидиакон надеялся, что снадобье убьет ее. Он ревновал к ней. А если Николас окажется виновным, то постарается ее забыть. И тогда у Ансельма появился бы еще один шанс.
Филиппа дернула плечом.
— Я не подозревала об их отношениях. Знала лишь, что Николас прислушивался к мнению Ансельма и верил ему, что дело не получит огласки. Раз Ансельм посоветовал дать Амели лекарство, Николас так и поступил. Он смешал зелье из руты, можжевельника, пижмы и полыни, но в достаточно малых дозах, чтобы снадобье действовало постепенно и не могло стать опасным. В общем, насколько обыкновенный смертный может это гарантировать. Меня он уверял, что дал ей совершенно безвредную дозу. Ни одна из составляющих не гарантировала бы избавление от ребенка, но это был редкий случай, когда все пошло не так, как задумывалось. Я тогда решила, что он поступил мудро, но не могла избавиться от дурного предчувствия. Я следила за Амели, как наседка, под моим присмотром она принимала лекарство крошечными порциями утром и вечером. Она была очень осторожна. Мне казалось, Николас внушил ей мысль, как важно следовать его инструкциям. А потом я сглупила: ослабила бдительность. Настал сентябрь, Джеффри по-прежнему не появлялся; Амели выглядела плохо, вздрагивала от малейшего шума, сильно жестикулировала в разговоре, под глазами у нее пролегли тени, словно она плохо спала. Я тогда отнесла это на счет вестей из Кале. Роберт написал, что король Филипп наконец-то привел огромное войско для спасения жителей Кале, но несколько дней спустя приказал армии отступить без боя. За городскими стенами стоял сплошной вой. Целый год горожане прожили в осаде, а теперь узнали, что король их бросил. Весть была радостной для нас, но только не для Амели. Ведь это был ее народ.
— Я служил с теми, кто побывал в Кале, — сказал Оуэн. — Жуткое время. Когда открыли городские ворота, то оказалось, что в городе не осталось ни собак, ни других животных, кроме нескольких дойных коров и коз. Всех остальных забили на прокорм. Очень много людей умерло. В городе царили пустота и тишина.
Люси вытерла глаза.
— Монастырь, где была мама, подвергся нападению королевского войска. Вот почему она оказалась дома, когда сэр Роберт привез ее отца и потребовал выкуп. А в монастыре ее спрятала одна из сестер в кадушке из-под муки. Какой-то солдат затащил в кладовку, где стояла кадушка, одну из ее подруг, изнасиловал, а потом перерезал ей горло прямо на глазах у мамы. Она не могла ни кричать, ни пошевелиться из страха, что ее обнаружат. Она могла только смотреть.
— Да, хлебнула она горя, — вздохнула леди Филиппа. — А известие, что Кале сдался войску короля Эдуарда, повергло ее в истерику. Мой брат прислал письмо, что скоро намерен вернуться в Фрейторп. Что, если он приедет раньше Джеффри? Милостивая Мадонна. Я все время спрашивала Амели, уверена ли она, что ребенок все еще в ней. Она была такая худенькая, что мне не верилось, как в таком тщедушном тельце мог расти младенец. Она клялась, что ребенок в ней жив. Тогда я ее предупредила, что больше нельзя принимать снадобье. С каждым днем она становилась все слабее. Металась, как птица в клетке, смотрела загнанным взглядом, а потом приехал Роберт, как всегда довольный собой, ничего вокруг не замечающий. Король Эдуард назначил его помощником губернатора Кале. Роберт намеревался увезти с собой Амели. Я поняла, он надеялся, что, вернув жену во Францию, сделает ее счастливой. Настолько счастливой, что она родит ему долгожданного сына. И я тогда вдруг поняла, что он, должно быть, очень сильно ее любит. Он ведь пересек пролив с большими трудностями, а потом шесть дней скакал галопом только для того, чтобы вскоре вернуться с ней обратно. Он был уже не молод. А задержаться в доме действительно не мог. Губернатор нуждался в нем, как никогда. А я помогла Амели предать Роберта. Святая Мадонна, я поощряла Амели, когда она решила не хранить верность моему брату, который любил ее и был ей законным мужем. Я просто увлеклась романтической мечтой. Конечно, Роберт неотесан, ни манер, ни деликатности. Из него воспитали воина, который потом повел своих людей на битву. Никто не учил его быть мужем. Но он хотел измениться, хотел дать жене то, чего, по его мнению, ей не хватало. Родную страну, ее людей. А потом все рухнуло.
Филиппа дрожащей рукой вытерла лоб. Люси так крепко сжала кулачки, что у нее побелели костяшки пальцев.
— Как-то раз, когда Амели спустилась к обеду, выглядела она нездоровой. Я предложила ей прилечь, но она отказалась, заявив, что если сыграет роль хозяйки как надо, то Роберт ничего не заметит. Но он был не настолько слеп. Он попросил прощения за то, что привез ее в Йоркшир. Сказал, что не понимал раньше, как ей трудно придется. Амели сидела прямо, ела мало, смотрела не мигая либо себе в тарелку, либо на руки мужа. Ее головной убор стал влажным на висках. Лицо побледнело, приобрело серый оттенок. Роберт продолжал есть и пить; он, видно, подумал, что бледность жены и дрожание рук — обычное для нее состояние. Ему не терпелось изменить все это, отправившись в Кале.
Внезапно Амели вскрикнула и, обхватив руками живот, повалилась со стула. Мы с Робертом подскочили к ней, Роберт успел поймать ее на лету. У нее началось кровотечение. Люси, ты, моя девочка дорогая, закричала, увидев кровь на руках отца. Я схватила тебя и отправила в детскую, велев Кук присмотреть за тобой.
Амели приняла чересчур большую дозу снадобья, решив как можно быстрее освободиться от свидетельства своей неверности, пока Роберт ничего не заметил. Доза оказалась смертельной. Бедняжка сказала, что не чувствует ни рук, ни ног. Она пришла в ужас. Я не верю, что она хотела убить себя.
