Список чужих жизней - Валерий Георгиевич Шарапов
– Месье, с вами была женщина, где она?
Какой же это бальзам на раны! Он чуть не рассмеялся агенту в лицо.
– Месье, я же вам французским языком сказал, что я один. Да, со мной была моя коллега, но возникли срочные причины, и она уехала.
– На чем она уехала? – настаивал агент. – Машина, на которой вас видели, находится здесь. У вас была еще одна машина?
И вот на этом месте Никита решил воспользоваться правом на молчание. Молчать теперь предстояло долго. Агент, не получив ответы, начал раздражаться. Право на молчание оказалось так себе правом – не сдержавшись, сотрудник SGRS двинул его по уху. Что-то недовольно проворчал коллега. Никиту схватили за руки, заволокли в фургон и бросили на сиденье. Руки были скованы наручниками, пришлось повозиться, чтобы придать себе приемлемую позу. За окном переливалась «цветомузыка», шумел народ. Напротив сидел угрюмый малый и пожирал его глазами. Ждали минут десять. Затем в минивэн стали садиться мужчины, недобро косились на задержанного. Ищут, но пока не нашли, – сделал вывод Никита. Конвой состоял из трех человек, еще один взгромоздился за руль. Машины сопровождения, насколько он понял, не было. Остальной личный состав, включая полицию, искал ветра в поле…
Машина плавно начала движение, развернулась, покинула заброшенный приют богомольцев. Через несколько минут выбралась на шоссе, повернула к Брюгге. Никита закрыл глаза. Он был спокоен, как удав. Пусть все идет, как и должно идти…
На ночной дороге в чистом поле фургон с ревом обошел подержанный полногабаритный седан. Никита открыл глаза, уставился в окно, но увидел лишь хвост пролетающей «кометы». Седан вильнул, подрезая фургон, водитель от неожиданности вывернул баранку. Громоздкий минивэн вылетел на обочину, сполз в канаву водостока, накренившись на правый борт. Затрещал ломающийся бампер, заклинило колеса. Пассажиры покатились к борту, не успев ничего сообразить. Никита зацепился ногой за ножку стоящего впереди сиденья, схватил скованными руками подголовник. Агенты возмущались и негодовали, образовался клубок. Кто-то сильно ушиб плечо. Из седана выскочила взбешенная женщина в маске, бросилась к водительской двери фургона. Водитель оказался единственным, кто в этой ситуации мог покинуть автомобиль. Он распахнул дверцу, взбешенная «амазонка» схватила его за руку, выдернула из кресла. Бедняга с воплем повалился под колеса. Получил звонкую затрещину, вырубившую его, и пистолет из заплечной кобуры перекочевал в хрупкую женскую длань.
– Буду стрелять! – закричала «амазонка» по-французски, перепрыгивая канаву, выругалась на каком-то незнакомом языке.
Она держала стойку, сжимала рукоятку обеими руками. Это было что-то эпичное, Платов не верил своим глазам. Анна оказалась не из тех, кто бросает своих. Она не зря предупреждала – дважды надавила на спусковой крючок, когда кто-то из конвойных потянулся за стволом. Пули разнесли стекло, пассажиров забрызгало осколками.
– Выбираться по одному! – скомандовала дама. – Жить хотите – выполняйте! Увижу что-то не то, стреляю на поражение! Вперед, господа, вперед! Медленно выползаем, оружие и средства связи бросаем на дорогу, а сами – в поле, в шеренгу становись и руки за голову! Первый – пошел!
Агенты выбирались на четвереньках из накренившейся машины, выполняли полученные указания. Баба явно была не в себе, а жизнь – одна. И прожить ее надо так, чтобы не было больно. Они стояли в поле, задрав руки, уныло глазели на одинокую (и изначально безоружную) девицу, справившуюся с четырьмя мужиками. Никита вылез последним, пошутил:
– Мне тоже в поле?
– Тебе не надо, – помотала головой Анна. – Собери все, что валяется на дороге, и брось в багажник. Эй, господа, у кого ключи от наручников? Бросайте же!
Прежде чем сесть за руль, она дважды выстрелила по колесам фургона. Может, и не стоило, машина прочно застряла в кювете. Агенты спецслужбы, оставшиеся без оружия, средств связи и передвижения, уныло смотрели, как уходит седан…
На втором километре Анна свернула на примыкающую дорогу, замелькали перелески. Покосилась на спутника:
– Что?
– Ничего, – улыбнулся Никита. – Боюсь задать вопрос…
– Вот и не задавай, – огрызнулась Анна. – Не волнуйся, я никого не убила.
– Спасибо, – сказал Никита.
– За что? А, за это… Не стоит благодарности, кушай с булочкой, товарищ майор. Давай помолчим, мне надо сосредоточиться.
Дальнейшие четверть часа они безмолвствовали. Бежали за окном деревенские пейзажи. Потом опять была трасса – уже параллельная, мимо проносились населенные пункты с устремленными в небо шпилями церквей. Полученная фора заканчивалась, пора было прятаться. Анна спешила убраться подальше. Проехала спящую деревню, мостик через звенящую речушку, заехала в сарай заброшенного фермерского хозяйства. У сарая не было ни окон, ни дверей, а также двух стен, что и позволило заехать. Хозяйство давно разорилось, не выдержав жестокой конкуренции. «Было бы колхозом, никогда бы не разорилось», – подумал Платов. Ночь казалась бесконечной, хотя фактически только начиналась. Анна откинула голову, в глазах опять блестели слезы. Но она передумала плакать, помотала головой и стала рыться в карманах.
– Кассета при тебе? – спросил Никита.
– Не знаю, потеряла где-то… – Она продолжала хлопать по карманам.
– В смысле?!! – Ужас накрыл с головой.
– А, нет, вот она. – Анна нащупала пропажу, с хитринкой покосилась на спутника: – Что с тобой?
– Больше так не делай. – Он через силу сглотнул, стал обшаривать свои карманы, нашел сигареты, на которые не покусились местные рыцари плаща и кинжала. – На каком языке ты там ругалась?
– Вообще-то иврит… Я не очень в нем сильна, знаю только несколько крепких выражений…
– Понятно, – засмеялся Платов. – Надеешься свалить эту дикую историю на израильский Моссад? В принципе, попытка не пытка. Мы же нигде не оставили «русский след»?
– Ты же не ругался при задержании на русском языке матом? – покосилась на него Анна.
– Кажется, нет… Кстати, что агенту Моссада мешает ругаться на русском языке матом?
– Да, это так. – Анна прыснула, но быстро вновь стала серьезной. – Уму непостижимо, мы с тобой еще и шутим. Предлагаю отдохнуть несколько часов, иначе завтра будем просто никакие. Впереди тяжелый день… если нас не схватят уже на рассвете. Я пересяду. Ты тоже можешь… если хочешь.
Анна вышла из машины, перебралась назад. Никита, смутившись, отправился за ней. Заднее сиденье было настоящим диваном. Он сидел как дуб, не зная, как себя вести. Анна прижалась к нему – легонько, словно для опоры. Поколебавшись, он обнял ее, поцеловал по-братски в щеку. Она приподняла голову – Никита достал до губ. Губы
