Список чужих жизней - Валерий Георгиевич Шарапов
Лучше бы не слышать всего этого… Информация была бесценной, возможно, сами кураторы не представляли объем знаний, бывший в голове своего работника. Анна перевернула кассету. Запись признаний преступника продолжалась не меньше часа. Голос Старчоуса начал слабеть, спотыкаться, он невнятно произносил слова, жевал согласные. Туманился взор. Как-то ненавязчиво он начал нести бессвязный вздор.
– Это все, – обернулась Анна, – продолжения не будет. Доза была увеличена. Если ввести еще, он умрет. Но мне кажется, что все основное он сообщил.
– Мне тоже так кажется, – кивнул Никита. – Будем сворачиваться.
Возникла неловкая пауза. Не его это – убивать безоружных людей. Безоружных мразей – тоже не его. Анна вздохнула, склонилась над своей сумкой. Снова появился шприц, ампула с препаратом. Она плавно ввела «лекарство» в вену. Не продезинфицировала, – подумал Никита. Реакция последовала через несколько секунд. Пальцы умирающего задрожали, застучали по полу. Струйка слюны потекла с губ. Анна ждала. Тремор утих. Она приподняла веко, проверила пульс. «Тетя доктор», – подумал Никита.
– Все? – спросил он.
– Все, – кивнула Анна.
– Вынимай кассету и уходим. – Никита начал подниматься. – Убирать не будем, времени нет, чует мое нездоровое сердце…
Взяли только фонари, заспешили к выходу. Правильно чуяло сердце! Спецслужбы работали. Не прошли и половины пути с включенными фонарями – встали как вкопанные. С улицы доносился шум, перекликались люди. Проехала машина, свернула за угол, и крики усилились. В них звучали торжествующие нотки. Горло перехватило. Навалилась тоска. Глухо выругалась Анна. Машину, спрятанную за углом, искали недолго. Наконец-то их поиски увенчались успехом! Никита выключил фонарь.
– Гаси свой, – прошептал он. – Они еще не знают, где мы. Будут прочесывать все здания.
Но кто-то заметил сполохи света из подвала. Ажиотаж усилился. Хрустела крошка, самые энергичные уже лезли в подвал.
– Не спускаться! – крикнул Платов по-французски. – Я буду стрелять!
– Не прокатит, Никита, – выдохнула Анна. – Они знают, что нас двое.
Не было времени что-то выдумать. Мысли метались, подкрадывалась безысходность. Но шумиха улеглась. Люди затаились, задавали вопросы – видно, консультировались с начальством. Лезть под пули как-то не хотелось. Никита потянул Анну за рукав, побежали обратно, держась за руки. Выделялся на фоне серого неба рваный проем. Лестница развалилась, но теоретически выполняла свое предназначение. И здесь не повезло. Здание объезжали машины. Распахивались двери, бежали люди. Поскрипывал эфир в средствах связи. Отчаянные головы пытались забраться в подвал. Анна выстрелила в потолок в целях профилактики. Волна откатилась, и здесь начались активные консультации. Никита повлек молодую женщину за ближайший простенок. В нише валялись горы строительного мусора, стояли прислоненные к стене поддоны. Выли сирены, подъезжали новые машины. Спецслужбы в эту ночь работали совместно с полицией.
– У вас есть две минуты, чтобы выйти из подвала! – пролаял голос в громкоговоритель. – Затем мы запускаем в подвал служебных собак!
– Ладно, хоть не газ «Циклон-Б», – проворчал Никита. – Слушай сюда, Анна. Мы хорошо поработали, но теперь нужно выбирать. Давай пистолет, залезай под эти поддоны, навали на себя какого-нибудь дерьма. Я попробую их отвлечь. Как образуется просвет, сразу делай ноги. Они побегут, чтобы схватить меня, в этот момент и проскочишь. Ты должна выбраться, и это даже не обсуждается. Я старше тебя по званию – слушайся. Извернись, доберись до Брюсселя, сделай по дороге пару копий с кассеты. Передай запись по нашим каналам. Это бомба, ты и сама понимаешь, насколько важны эти сведения. Мы одним махом накроем огромную сеть. И это важнее таких пустяков, как отбытие срока в бельгийской тюрьме. В бельгийской, заметь, а не в гаитянской.
– Нет, Никита, подожди, – Анна замотала головой, – должен быть другой выход…
– Он есть, – согласился Платов. – Бельгийцы берут нас обоих. И давай не обсуждать приказы, офицер. Мне, кстати, плевать, что ты работаешь в другом ведомстве. Сбеги из этих подвалов. Ставки слишком высоки. Выйдешь на параллельную дорогу, лови попутку. Деньги, надеюсь, есть. Я буду молчать. О чем бы речь ни шла на допросах, буду молчать. Не знаю, как долго продержусь, может, день. За это время ты должна быть далеко. Ну все, родная, давай… – Он взял ее за плечи, крепко сжал. Анна задрожала, глаза заблестели…
Он медленно шел по коридору, стрелял в потолок – чуть с наклоном, чтобы штукатурка не сыпалась за шиворот. Кончились патроны, выбросил пистолет. Заричал: «Я один! Моя коллега уехала с полученными материалами час назад!» Логика с правдоподобием в этом утверждении сильно хромали, и в дальнейшем он не собирался на этом настаивать. Нужна пусть даже химерическая лазейка для Анны. Он стоял, расставив ноги, посреди широкого прохода и снова ничего не чувствовал. Ни отчаяния, ни досады. Одного лишь хотелось – выполнить задание до конца. Ставка больше, чем жизнь, или как там. Впрочем, на последнюю никто и не покушался. Фонари светили в затылок, в лицо, с двух сторон зажимали люди в штатском. Полиция держала оцепление. Мелькали в свете фонарей сосредоточенные, немного боязливые лица. Майору заломили руки, повалили лицом в грязный пол. Грима на лице сегодня не было, тросточка тоже осталась в прошлом. Он выворачивал голову, чтобы было чем дышать, терпел неджентльменское обращение. Труп Старчоуса в нише произвел впечатление. Агенты галдели, как сороки, но руки не распускали. Кто-то запнулся о магнитофон, подхватил с пола сумку Анны. Никиту схватили под мышки, погнали к лестнице. Он вертел головой, насколько позволялось, работал ушами.