Николай Свечин - Московский апокалипсис
Уже далеко за полночь Ахлестышев с Сашей сумели вырваться на Остоженку. И с ужасом обнаружили, что в доме не горят окна и сняты часовые… Их женщин увезли! Оставленный для наблюдения Чайкин рассказал, как всё было. В полдень подъехали три экипажа. В них загрузили множество бумаг, сундуки с вещами и обеих дам. Жандармы из охраны сели на коней и сопроводили экипажи в Кремль.
Утром восьмого октября Ахлестышев уже знал, что в Москве остался семитысячный корпус Мортье, герцога Тревизского (Молодая гвардия и дивизия Делаборда). Сам маршал перебрался в покои Кремлёвского дворца, из которых съехал Бонапарт. Все ворота в Китай-город были забаррикадированы. Снаружи ходили сильные патрули численностью не меньше роты. В полдень по Тверской прискакал казачий отряд и попытался ворваться в Кремль, но был отбит. Прямо посреди воюющих сторон, не обращая на них никакого внимания, с деловым видом сновали мужики на возах и разворовывали казённые склады с солью. Так же на телегах по городу разъезжали шайки грабителей в 15-20 человек и обирали всех подряд. На Рождественской, против здания Медико-хирургической академии Петру с Сашей встретился Лешак во главе пьяной толпы, и они еле от него ускакали…
Два дня, восьмого и девятого октября, запершиеся в Кремле французы занимались загадочными нехорошими делами. Они отловили много обывателей и заставили их что-то копать. Почуяв неладное, Ельчанинов приказал захватить языка. Пётр вспомнил молодость, надел вольтижёрский мундир и пошёл на охоту. И чуть было не попался. Французов в городе осталось уже немного, и среди них не было армейских вольтижёров, только гвардейские… Первый же патруль попытался арестовать подозрительного человека; Ахлестышев едва убежал. Ему пустили несколько зарядов в спину, но только продырявили кивер. В развалинах партизан натолкнулся на трёх оборванных, голодных испанцев.
Почти все солдаты испанских частей были мобилизованы в армию насильно и мечтали из неё дезертировать. Ненависть к Наполеону была всеобщей. Вот и эти трое решились наконец бежать, только не знали, куда… Пётр привёл их к партизанам и первым делом велел накормить. Наевшись, дезертиры сообщили важные сведения.
Во-первых, выяснилось, что два часа назад в плен к французам попал Винценгероде! Командир летучего отряда лично приехал на аванпосты в сопровождении адъютанта и казака с белым флагом. Пытался начать переговоры о сдаче, но был арестован и отправлен к герцогу Тревизскому. Винценгероде являлся по происхождению гессенцем, то есть уроженцем государства Рейнского союза, подчинённого теперь Бонапарту. На этом основании его могли объявить не военнопленным, а изменником и казнить[82].
Во-вторых, испанцы сообщили, что Наполеон приказал Мортье покинуть Москву завтра. А перед уходом взорвать Кремль, собор Василия Блаженного, Новодевичий монастырь и все публичные здания, кроме Воспитательного дома! И сейчас сапёры закладывают под кремлёвские башни огромное количество бочек с порохом.
Последнее сообщение особенно поразило партизан. Злопамятный корсиканец, вышвырнутый из Москвы, решил отомстить. Нельзя было допустить гибели национальной святыни. Здесь короновались русские цари, здесь стоят самые почитаемые храмы… Штабс-капитан Ельчанинов послал срочный рапорт командованию с просьбой прислать войска, но ответа не получил. Кутузову было не до Кремля. Его корпуса преграждали Великой армии путь на богатый, не разорённый войной юг. Если Бонапарт опрокинет их, то вырвется на зимние квартиры, сохранив войско. И тогда по весне война начнётся с новой силой… Командование над отрядом Винценгероде принял, после его пленения, генерал-майор Бенкендорф. Численность его была невелика, других крупных соединений возле города не было. А счёт уже шёл на часы…
В этих условиях Пётр и Саша-Батырь и упустили своих невест. Невозможно разорваться надвое: и освободить женщин, и спасти Кремль. Дело заключалось даже не в приказе начальства, хотя, конечно, Ельчанинов распорядился как надо. Слишком велика и ответственна была задача, и слишком мало имелось сил для её выполнения.
Десятого октября корпус Мортье начал покидать Москву. Шёл сильный дождь, и это радовало партизан: сапёрам труднее будет поджигать намокшие фитили. Кремль по-прежнему строго охранялся, и французы довершали там свою чёрную работу. Вечером три дезертира привели русских к замурованным воротам Боровицкой башни. Здесь несли караул испанцы. После недолгих переговоров сержант-француз, начальник караула, был убит и испанцы начали разбирать завал. В одиннадцатом часу ночи в узкий лаз пробралось два десятка смельчаков – партизаны из отрядов Бершова, Отчаянова и Иванова (с Тишинки). Унтер-офицеры надели мундиры со всеми наградами. Командование принял на себя сам Ельчанинов. Его хором пытались отговорить от этого “для пользы дела”, но он пресёк разговоры. Сказал, что как разведчик уже не нужен и теперь является просто офицером. И, значит, его место в атакующей колонне…
Партизаны, крадучись, разошлись по Кремлю и вступили в рукопашные схватки с подрывными командами. Найдя приготовленный подкоп, они внезапно нападали. Бились белым оружием, чтобы не поднимать шума. На Царской площади “отчаянные” перекололи командный пункт сапёрной роты. Во время этой схватки погиб Иван Чайкин: его зарубили топором. Пётр взял у убитого им капитана план Кремля и поразился: повсюду стояли чёрные кресты. Были заминированы не только башни со стенами, но и Арсенал, и даже Ивановская колокольня.
Тут издалека, со стороны Калужской заставы, раздалось три пушечных выстрела.
– Это они сигнал подают! – догадался Саловаров. – Сейчас взорвут!
– Где заложено? – торопливо спросил Отчаянов, отбирая у Петра план.
– Бежим к Ивану Великому! – крикнул тот и первым сорвался с места.
Неожиданно со стороны Арсенала вспыхнула перестрелка, и сразу же раздался первый взрыв. Он был чудовищной силы. Волной обжигающего воздуха “отчаянных” швырнуло на землю. Из построек вокруг выскочили рамы вместе со стёклами, по небу летели вырванные двери и куски крыши. С грохотом рушились стены, во многих местах вспыхнул пожар. Партизаны, оглушённые и ошарашенные, с трудом поднялись на ноги, и сразу же рвануло у них за спиной.
Повторно брошенный наземь, Ахлестышев потряс головой. Гул в ушах не прекращался… Он опёрся на локоть и с трудом оглянулся. Прямо перед ним горела и осыпалась Тайницкая башня. Столбы дыма вперемешку с искрами понимались над Константиноеленинской и обеими Безымянными башнями. Петровской не было вообще. Отсутствовала и красавица Водовзводная, всего пять лет назад выстроенная заново. На её месте чадила груда развалин.
– Всё, – горько произнёс каторжник, оборачиваясь к своим. – Не успели!
– Вставай, твоё благородие! – перебил его Голофтеев. – Неколи хныкать – Иван-то Великий ещё цел!
А Сила Еремеевич просто взял Петра подмышки, поставил на ноги, да ещё и подтолкнул в спину.
Пять человек бросились к колокольне. Возле Архангельского собора путь им преградил вражеский патруль. Его перебили в мгновение ока… Ахлестышев оказался у подножия Ивана самым первым. В правой руке он сжимал кирасирский палаш, в левой – отобранный у сапёров смоляной факел. Прямо под фундамент уходил подкоп. Такие же норы виднелись и под Успенской звонницей, и под Филаретовой пристройкой. По земле во все стороны протянулись толстые, пропитанные порохом и серой проводники[83]. Пётр принялся рубить их сплеча, чтобы пущенный по ним огонь не достиг минных зарядов. Тут из лаза выбрался огромного роста сапёр и кинулся на каторжника. Рядом с ним Пётр был не более чем подросток… Гигант занёс над головой топор на длинной рукояти. Увернуться от удара уже не получалось. Ахлестышев заслонился палашом, но что он против топора? В последнее мгновение сзади француза вырос Саша-Батырь. Сильным толчком он сбросил противника обратно в подкоп и сам упал следом. Не раздумывая, Пётр прыгнул в яму. Вокруг, сколько видел глаз, стояли штабеля из пороховых бочек. Саша со своим соперником, пыхтя как два медведя, молча боролись на земле, и никто не мог взять верх. Из подкопа уже набегали на них пять или шесть французов. Ещё секунда и друзей закололи бы, но тут Пётр поднёс факел к ближайшей бочке. Сапёры сразу застыли, как вкопанные. Даже борцы прекратили своё занятие и повернули головы к Ахлестышеву.
– Умрём вместе, или как? – по-французски поинтересовался Пётр у перепачканного землёй офицера.
– Ты ведь не сделаешь этого, – хладнокровно ответил тот, вынимая шпагу.
– Угу… – каторжник приблизил огонь ещё на вершок к бочонку.
– Не взрывай!! – раздалось сразу несколько умоляющих голосов. – Мы сейчас уйдём!
– Сукины дети! – рявкнул каторжник. – С русскими силой меряться? Всех к богу отправлю! Бросили оружие на землю!
