Макс Коллинз - Неоновый мираж
– Я хотел узнать, как она себя чувствует, – объяснил ее брат. Он посмотрел затравленными глазами на Сигела. Мы вошли в лифт. – Я слышал, ты избил ее, Бен.
– Заткнись, Чик, – оборвал его Сигел, глядя вверх, словно поторапливая лифт, чтобы тот двигался быстрее.
Она лежала на спине на широкой кровати, покрытой розовой простыней. На ней все еще было то разорванное платье. Грудь ее была обнажена, глаза – закрыты. Сигел склонился над ней.
– Она дышит, – сказал он. – Едва-едва, но дышит. Принеси мне мокрое полотенце!
Чик намочил полотенце в ближайшей ванной комнате, на полу которой я нашел пустую упаковку из-под транквилизаторов. Парень передал Сигелу полотенце, и тот начал шлепать им ее по лицу.
– Просыпайся же! – приговаривал он. – Просыпайся, черт возьми!
Чик стоял рядом с беспомощным видом, готовый разрыдаться.
Я сказал:
– Бен, слушай, давай как можно скорее отвезем ее в больницу; там ей промоют желудок. Я подгоню сейчас «бьюик» к подъезду. Хорошо?
Он держал ее на руках. Повернувшись ко мне, он кивнул.
– Вы сможете вдвоем донести ее до подъезда? – спросил я.
Сигел, кивнув, сказал:
– Не мешкай. Беги за машиной!
Саут Невада Хоспитэл находился в пяти милях от нас, на бульваре Чарльстоун. Движение на трассе было интенсивным, и я, выжимая восемьдесят миль в час, был вынужден делать обгоны и увертываться от встречных машин.
Вирджиния Хилл находилась на переднем сиденье, между мною и Сигелом. Он, обнимая ее одной рукой и прижимая к себе, шептал ей какие-то успокоительные слова. Чик сидел сзади с выражением отчаяния на лице.
– Прибавь скорость! – прикрикнул Сигел.
– Попробую, – ответил я.
– Глупая, вздорная девчонка, – сказал Сигел тихо. – Зачем ей это было нужно?
Я гнал «бьюик» под девяносто миль в час. Сзади, в ночи, раздался звук сирены.
– Проклятье, – сказал я, – полицейский.
– К черту полицейского, – сказал Сигел, прижимая к себе Вирджинию. – Гони, не оборачивайся.
Коп догнал нас, лишь когда мы подрулили к приемному отделению больницы. Сигел, не глядя на него, машинально вручил ему стодолларовую купюру.
Санитары положили безжизненное тело Хилл на тележку и повезли в палату неотложной помощи.
Через некоторое время нас допустили к ней. Сигел пожимал руку доктору, который вернул ее к жизни. Оказалось, что Вирджиния Хилл была миссис Сигел. Под такой фамилией она была зарегистрирована в приемном отделении.
– Доктор, – сказал Сигел, одаривая его своей лучезарной улыбкой, – огромное спасибо. Я теперь просто обязан пристроить к вашей больнице еще одно крыло.
Вирджиния Хилл, бледная, еще не пришедшая окончательно в себя, подняла глаза, и ее первые слова были: «Отдай им этот чертов „Фламинго“ в качестве нового корпуса. Давай, Бен, уедем отсюда, пока ты жив! Пока ты жив...» И она разрыдалась.
Он стал успокаивать ее, а мы с доктором и Чиком оставили их вдвоем.
Я сказал Чику:
– Они обручились?
Чик пожал плечами:
– Да, это не многие знают. Они сделали это, будучи в Мексике, не так давно.
– Почему они это скрывают?
– Они это не скрывают, но, я думаю, что некоторые из друзей Бена на востоке с неодобрением относятся к моей сестре.
– Черт, я всегда думал, что она поддерживает с ними тесные контакты.
– Это было до того, как она и Бен близко сошлись друг с другом. После этого она перестала поддерживать какие-либо деловые контакты с ними.
Через несколько минут из дверей больничной палаты вышел Сигел. Он улыбался. Его улыбка была какой-то беспокойной, и я не мог понять почему.
Потом мне стало все ясно.
– Нат, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты забрал свою маленькую девочку с собой.
– Мою маленькую девочку?
– Пегги Хоган. Ты знаешь, ей здесь не следует оставаться. Тэбби настроена против нее.
Эхо от наших голосов разносилось по коридору.
– Хорошо, – сказал я. – А что, если мисс Хоган не захочет уезжать?
– Я уже позаботился об этом. Тебе сейчас следует отправиться в «Ласт Фронтиер» и постучать ей в дверь.
– Но сейчас почти четыре часа утра, Бен.
– Делай, как я говорю, Нат. Она не спит. Я позвонил ей. – Он ухмыльнулся, как смущенный ребенок. – Тэбби сказала, чтобы я позвонил ей.
Но я не стал подниматься в номер Пег. Я отправился в свою комнату в «Ласт Фронтиер». У меня за этот вечер и без того было достаточно эмоциональных встрясок.
Я был уже под одеялом, готовым погрузиться в сон, несмотря на все происшедшее, как в дверь кто-то постучал. Я несколько мгновений лежал молча, глядя в потолок. В дверь опять постучали, еще раз и еще раз. Только после этого я выбрался из постели. Я был в одном нижнем белье. Впрочем, кому до этого было дело.
Я открыл дверь.
Она стояла на пороге с поцарапанным лицом, без следов какой-либо косметики, ее волосы не были прибраны. Она посмотрела на меня с выражением полной безысходности. Я не удержался и нежно прикоснулся к ее щеке.
– Мне очень жаль, Пег.
Она сказала, словно маленькая девочка:
– Ты заберешь меня домой, Нат?
– Конечно, милая.
Ее фиалковые глаза смотрели в никуда.
– Спасибо. Я очень благодарна тебе. Она повернулась, чтобы уйти. Ее походка была неверной. Я догнал ее. Я вышел в коридор в одном исподнем. Но кому было дело до нас в этот поздний, а может, ранний час.
– Ты в порядке?
– Не совсем, – ответила она тем же детским голосом.
Затем она схватила меня, прижалась к моей груди и заплакала. Заплакала!
Я довел ее до своей комнаты, посадил ее на край кровати, сел рядом, и она еще долго плакала, уткнувшись мне в плечо.
– Он... позвонил мне... и сказал, что между нами все кончено.
– Я знаю, – сказал я.
Она подняла на меня заплаканные глаза и спросила:
– Ты... ты знаешь?
Я коротко рассказал ей о том, что произошло с Вирджинией.
– Он... он звонил мне из ее больничной палаты?
– Да.
– И она была там?
– Безусловно.
– Ты знаешь, что он мне сказал?
– Нет.
– Он сказал, что она поставила его перед выбором – или она, или я. – Она проглотила слезы. – И он предпочел ее.
Я ничего не сказал.
– Как ты это воспринимаешь? – спросила она.
– Нормально, – ответил я. – Ведь они муж и жена.
В ее глазах сначала появилось удивление, а затем – гнев.
Я кивнул:
– Обручены. Они это сделали не так давно. В Мексике.
– Значит, я была... с женатым мужчиной? И даже не подозревала об этом?
– Именно так.
Она сидела и о чем-то думала. Затем она встала. Сбросила с себя халат. На ней была та самая ее коротенькая голубая ночнушка.
– Сними с себя все, – сказала она сквозь зубы.
– О'кей, – сказал я и сбросил с себя нижнее белье.
Она перешагнула через лежавший на полу халат. Ее тело было смуглым, за исключением двух белых полосок – тех мест, которые обычно закрывал ее купальник.
– Сделай это для меня, – сказала она, ложась на спину и раскрывая свои объятия.
Она хотела отомстить Сигелу. Я знал это.
Но я все равно сделал то, что она просила.
Я вонзился в нее, словно нож, и взял реванш за все, и она была в экстазе, когда я закончил.
Затем я прижал ее к себе и утешал, как Бен утешал находившуюся без чувств Вирджинию, и она уснула в моих объятиях.
В воскресенье мы несколько раз занимались любовью – в перерывах между прогулками, покупками дурацких сувениров и игрой с «однорукими бандитами».
А в понедельник, прежде чем сесть в поезд, мы зашли в одну из церквушек Вегаса и обвенчались.
Это была ее идея, я же воспринял это как игру. Разве Лас-Вегас не место для азартных игр?
Глава 22
В один из теплых июньских дней – это было в пятницу – я вновь оказался в Лос-Анджелесе. Мы сидели в офисе моего компаньона Фреда Рубински в Брэдбери-билдинг, обсуждая перспективы нашего дальнейшего сотрудничества. Мы оба были довольны тем, как идут дела в нашем совместном предприятии. Формально я был боссом, потому что мне принадлежал пятьдесят один процент акций его агентства. Вместе с тем я сделал его вице-президентом детективного агентства А-1, и он возглавлял филиал моей фирмы в Лос-Анджелесе. Словом, два наших агентства по-прежнему были независимы друг от друга, за исключением моего участия в его бизнесе. Мы теперь намеревались создать общенациональное детективное агентство. {Я собирался, в частности, открыть филиал и в Нью-Йорке.) У меня в штате работало десять детективов, у Фреда – шесть.
Обсудив наши дела, мы перешли к другим темам, хотя о чем могут говорить два детектива, кроме как о проблемах уголовного мира?
– Я так понял, что Билл Друри зашел в тупик в своем расследовании, – сказал Фред, нахмурившись, отчего на его обветренном лице появились глубокие морщины, контрастировавшие с его гладкой, блестящей лысиной.
– Как ни печально, но это так, – сказал я. – И это не удивительно. Прокуратура выдвинула против него обвинения.
