Калифорния на Амуре [litres] - АНОНИМYС
Увидев возникшего на пороге надворного советника, Юй Лучань побелел от ужаса, забился под прилавок и только стонал в ужасе: «не убивайте, не убивайте!» Любопытно, что ни один китаец даже не попытался вступиться за менялу, все с интересом ждали, что будет дальше. Никакой охраны в этот раз в лавке не оказалось: видно, после прошлого визита Загорского меняла разочаровался во всех и всяческих телохранителях.
Пока Ганцзалин выгонял из лавки праздных зевак, Нестор Васильевич выковырнул из-под прилавка Юй Лучаня и, поскольку тот от ужаса совершенно не мог стоять на ногах, усадил на табурет.
– Ну, друг мой, рассказывайте, – доброжелательно проговорил Загорский, обращаясь к меняле. – И прошу говорить подробно и правдиво, иначе я отдам вас на растерзание моему Ганцзалину, который давно точит на вас зуб.
Ганцзалин в подтверждение этих слов оскалился так страшно, что бедный меняла, придя в ужас, снова попытался уползти под прилавок. Однако эту попытку немедленно пресек надворный советник.
После этого совершенно упавший духом Юй Лучань рассказал все, что знал. Знал он, впрочем, немного, и знания его все почти совпадали с предположениями Загорского. Так, он заявил, что фальшивые деньги на самом деле выдавал ему староста Ван Юнь. При этом отдавать эти деньги за золото он должен был только русским приискателям.
– А откуда Ван Юнь брал фальшивки? – полюбопытствовал Загорский.
Этого меняла не знал. Тогда надворный советник решил задать наводящий вопрос: не состоял ли китайский староста в особых отношениях с руководством русской Желтуги? Юй Лучань отвечал, что, возможно, и состоял, но в чем заключались эти отношения, он знать не может.
– А почему так много людей стоит к тебе в лавку сегодня? – спросил Ганцзалин.
Меняла испугался, заморгал глазами и стал говорить, что в этом никакого нет преступления…
– Да уж знаю, что нет, – перебил Ганцзалин, – ты просто ответь, почему?
Оказалось, все приискатели явились к Юй Лучаню, чтобы купить золота.
– Купить? – удивился надворный советник. – Или все-таки продать?
Дело в том, что по-китайски «купить» и «продать» звучит одинаково – «май», различие только в тоне. «Купить» произносят нисходяще-восходящим тоном, а «продать» – нисходящим. Загорский подумал, что меняла, для которого мандаринский диалект не был родным, мог просто перепутать тоны. Однако выяснилось, что никакой путаницы нет, и что золото приходили именно покупать.
– И чем же вызван такой странный ажиотаж? – полюбопытствовал Нестор Васильевич.
Дело оказалось в том, что неподалеку от китайского разреза появился вооруженный отряд манегров – конных солдат-тунгусов, состоящих на службе у китайской империи. Манегры эти объявили китайцам-приискателям, что по повелению цицикарского амбаня те должны немедленно покинуть Желтугу, в противном случае их будут расстреливать, вешать и разрубать на части.
Напуганные китайцы немедленно выразили полную готовность бежать с насиженного места, но тут выяснилась одна деталь. Манегры соглашались пропустить старателей только при одном условии – с каждого китайца должна быть выплачена дань в четыре унции[25] золота. Оказалось, что такой запас есть далеко не у всех – некоторые еще не наработали столько, другие уже успели поменять золото на деньги. И вот теперь те, у кого золота не было, бросились к Юй Лучаню, чтобы тот продал им нужное количество.
– По какой же цене ты им его продаешь? – внезапно заинтересовался помощник Загорского. – По той же, по какой и покупал?
Лицо у менялы сделалось оскорбленным: кто же продает по той же цене, что и покупает – ведь так и разориться можно!
– Значит, решил нажиться на чужом горе… – вид у Ганцзалина сделался недобрым, но надворный советник его прервал.
– Нам некогда восстанавливать социальную справедливость, – сказал он помощнику и перевел глаза на менялу. – Итак, ты продаешь приискателям золото, они отдают его манеграм и…
– И они нас выпускают, – заискивающе закончил Юй Лучань.
– Выпускают, значит, – повторил надворный советник, однако лицо его почему-то сделалось мрачным. – Дай-то Бог. А много ли явилось сюда манегров?
Меняла отвечал, что всадников – пятьсот человек, и все хорошо вооружены.
Загорский помрачнел еще больше и сказал, что против такой массы солдат китайцам, разумеется, выступать не с руки. Если нет другого выхода, то, конечно, надо отдавать все, что есть, потому что жизнь дороже. Однако он на месте китайских приискателей всё-таки посоветовался бы сначала с русским руководством Желтуги.
– Одна голова – хорошо, а две – много, – заметил Ганцзалин, по привычке коверкая пословицу.
Загорский отвечал, что в данном случае речь идет не так о головах, как о людях, которые, объединившись, могут дать врагу отпор. Однако меняла замахал руками и сказал, что у них все уже оговорено с манеграми, а китайцы – такие хитрые переговорщики, которых никто и никогда не сможет обмануть. Если манегры не выполнят договор, на них падет гнев всемилостивого Будды и князя ада Янь-вана – этого вполне достаточно, чтобы усмирить любых клятвопреступников.
Нестор Васильевич снова повторил свой совет – прежде обратиться к Прокунину или Фассе, а уж потом иметь дело с манеграми, но, видя, что Юй Лучань его не слушает, махнул рукой и сменил тему.
– Не знаешь ли ты, – спросил он напоследок, – куда мог отправиться ваш староста Ван Юнь?
Меняла полагал, что староста отправился скорее уж на север, поближе к русским, чем на юг. Все дело в том, что правительство Поднебесной было крайне недовольно строптивостью китайских старателей, которые добывали золото в Желтуге и не раз угрожало им самыми страшными карами. Но если простой приискатель был лицом анонимным, то такая видная персона как китайский староста наверняка была у властей на особом счету. Именно поэтому Ван Юнь скорее уж переберется на русский берег Амура и спрячется там, чем будет ждать, пока его отловят и предадут свирепой казни китайские войска.
Загорский кивнул и поднялся со стула.
– Прощай, – сказал он Юй Лучаню, – удачи вам всем!
И направился к выходу. Ганцзалин молча последовал за ним. Меняла изумленно смотрел им вслед. Выходит, господин не собирается карать несчастного Юй Лучаня?
– Как-нибудь в другой раз, – невесело пошутил надворный советник, и они с помощником вышли вон.
Буська бешено крутилась во дворе, глухо рыча на обступивших ее китайских старателей. Физиономии у них были такие плотоядные, что даже Загорскому сделалось не по себе. Ганцзалин несколькими крепкими затрещинами разогнал соплеменников. После этого они в сопровождении верной Буськи двинулись к зимовью Курдюкова и очень скоро добрались до него.
– Прежде, чем отправляться к Фассе, надо бы немного передохнуть
