Борис Акунин - Чёрный город

На соседней улице стреляли: «наган», гасымовский «смит-вессон», снова «наган», снова «смит-вессон». Выстрелы постепенно удалялись.

Наконец полминуты, необходимые для адаптации, прошли. На счете «тридцать» Фандорин открыл глаза – и снова выругался. Оказывается, пока он терял время, луна снова выглянула. На земле отчетливо виднелись пятна крови. Эраст Петрович побежал, глядя под ноги.

Метров через сто следы пропали. Фандорин не сразу это заметил – почва здесь была совсем темная, пропитанная нефтью и мазутом. Пришлось вернуться, светить фонариком.

Оказалось, что капли свернули в сторону, в зазор между двумя заборами.

Там, у перевернутого дырявого корыта, лицом вниз лежал человек, раскинув куцые руки. Он был без сознания. Пощупав пульс, Эраст Петрович понял, что ничего сделать нельзя – сердце вот-вот остановится.

Все же попытался: перетянул культи, нажал точку у основания носа, потом нанес точечный удар по грудине, чтобы заставить сердце работать. Тщетно. Дыхание прекратилось.

– Юмрубаш! Эй, Юмрубаш! – орал где-то неподалеку мощный голос.

– Я здесь!

Вытирая платком руки, Фандорин выпрямился.

– Догнал Шубина?

– Не догнал, собака быстро бегала.

– Упустил?!

– Зачем упустил? Пуля догнал. Я живьем хотел, честно. – Гасым поправился. – Нет, врать не буду. Не хотел живьем. Но очень старался. Не получилось.

– И у меня не лучше, – мрачно сказал Эраст Петрович, светя вниз фонариком. – П-полюбуйся. Ладно… Подгоню машину, погрузим трупы. И руки прихватим.

– Руки зачем? – удивился Гасым.

– Для дактилоскопии – сверю отпечатки.

Но тут же вспомнилось, что сверять не с чем. Отрубленные руки ничего не дадут, потому что в досье Одиссея-Дятла отпечатков нет. Во время единственного, давнего ареста в полиции дактилоскопического отдела еще не было.

Как всегда после победы над особенно трудным врагом, навалились усталость и опустошение.

Фандорин зажег сигару.

Всё, охота на Одиссея закончена.

Человек, которого Фандорин считал мертвым и даже взгрустнул по этому поводу, в это время находился не так далеко от рабочего поселка компании «Бранобель».

Листал конторскую книгу, сплошь исписанную цифрами.

На странице сверху купеческой славянской вязью было напечатано «2 (15) июля, среда». Потом шла обычная бухгалтерская таблица из трех столбцов. В левом, куда записывают название финансовой операции, артикул товара или что-то подобное – длинный перечень нефтедобывающих предприятий, коротко обозначенных именем владельца или директора. В среднем, где обычно проставляют дебет, значились цифры – число работников. В правом, кредитном, тоже шли цифры – число бастующих. Если показатели среднего и правого столбцов приблизительно совпадали, человек ставил плюс; где была существенная разница – минус. В нескольких местах справа пузырился ноль в сопровождении жирного восклицательного знака.

Вот как это выглядело:

Закончив подводить дневной баланс, счетовод посмотрел на часы. Пару дней назад он по протекции устроился на должность, которую не променял бы ни на что на свете. Нынче первый раз предстояло идти в ночную смену, однако время еще оставалось.

Человек задумчиво прищурился, глядя в угол тесной комнатенки. Там на вешалке висел дождевик. Он слегка качнулся на сквозняке – будто повел плечами.

– Как делишки? – спросил Черт. – Кудряво?

– Идет к концу, – беззвучно пошевелил губами человек. Усмехнулся. – А ты сомневался.

– Восхищаюсь и даже снял бы шляпу, если бы она не висела на отдельном крюке. Что, брат, скоро уже?

– Осталось договориться с эсерами насчет флотилии и с грузинами насчет железной дороги. Тогда уже неважно, все буровые встанут или не все.

Черт поинтересовался вроде бы почтительно, но в то же время и с подковыркой:

– Значит, всё у тебя предусмотрено, всё под контролем? А главный фокус не подведет? Гляди, не сорвалась бы охота.

– Не сорвется. Времени достаточно.

– А не слишком ли достаточно? – задал собеседник вопрос, в грамматическом смысле не вполне грамотный, но где сказано, что черти обязаны в совершенстве владеть русским языком?

– Зараза… – Человек заерошил волосы, начал хмурить брови, барабанить по столу. И вдруг обругал ни в чем не повинного беса: – Чтоб ты провалился! А ведь верно! Может сделать ручкой. Зачем ему теперь? Ах ты, козел рогатый! Не предусмотрел!

– Ну вот, я же еще и виноват, – донеслось из угла, но человек только отмахнулся. Он лихорадочно соображал.

Дьявол, впрочем, был не из обидчивых.

– Нужен дивертисмент, – прошептал он. – Что-нибудь милое, затейливое, но стопроцентное.

– Ты прав. – Человек улыбнулся, даже рассмеялся (тоже беззвучно). Сказал в рифму: – Скучать мы не дадим. Мы вот что учудим…

Фандорин задерживается

Кроме Черта с его невежливым собеседником и Эраста Петровича, в эту самую минуту размышлениям на охотничью тематику предавалась еще одна особа.

Саадат сидела, нахохлившись, на мягких кожаных подушках экипажа, и с каждой минутой всё больше злилась. Засада на зверя очень уж затянулась. Не пришлось бы возвращаться с пустыми руками.

Ночь сначала казалась отрадно прохладной. Потом Саадат в своем несерьезном одеянии начала мерзнуть. Хорошо, у припасливого Зафара под сиденьем оказался плед. В него Саадат сейчас и куталась.

Она была поражена и оскорблена, когда облагодетельствованный Фандорин нежданно-негаданно отказался явиться за благодарностью. Причем изумление было сильнее обиды.

Что за чудеса?

Москвич безусловно не из трусов, это проверено. К женским чарам неравнодушен – когда ужинали, всю с головы до туфель обследовал ненаглым, но вполне недвусмысленным взглядом. С женой он расстался и, судя по собранным сведениям, нисколько по ней не тоскует – совсем наоборот. В чем же дело?

Зафар пересказал какую-то дребедень про отсутствие взаимного притяжения. Но Саадат Валидбекова хорошо училась в гимназии, а лучше всего успевала по естественным наукам. Небесные тела не притягиваются друг к другу с равной силой. Это Солнце тянет к себе Землю, а Земля – Луну. Всегда кто-то тянет, а кто-то упирается; кто-то охотник, а кто-то дичь.

Западным женщинам нравится быть дичью. Они распускают перья и курлычат, но сами в атаку почти никогда не переходят. Если и охотятся на мужчин, то на манер хищного тропического цветка, который раскрывает лепестки, источает манящий аромат, а когда пчелка или бабочка села – ам!

На Востоке не так. За Саадат никто никогда не ухаживал, никто ее взаимности не добивался. В ранней юности девушку зорко оберегали, при живом супруге любые знаки внимания со стороны чужих были невозможны, а во вдовстве она держала себя так строго, что никому бы в голову не пришло осаждать эту неприступную крепость.

К шайтану мужские ухаживания! Ей нравилось охотиться самой, выбирать добычу по вкусу. Восемьдесят семь трофеев были развешаны по стенам воображаемой охотничьей комнаты, на самом видном месте – как двенадцатирогий олень – номер 29 (м-м-м!). И вдруг на́ тебе: зверь номер 88 идти в загон не желает! Этому должна быть какая-то причина.

Вчера портье гостиницы «Националь» любезно зачитал две поступившие на имя Фандорина, но еще не полученные им телеграммы (любезность обошлась недешево, в двадцать пять рублей). Саадат заволновалась.

Обе телеграммы пришли из Санкт-Петербурга.

«Срочно приезжай. Эмма». «Немедленно телеграфируй выезд. Жду. Эмма».

Вот она, причина. Ее звать Эммой.

Что же это за соперница такая, если затмила саму Клару Лунную? Наверное, немка. Золотоволосая, с пышными формами, молочной кожей, щечками-ямочками, растравляла себя Саадат, воображая полную свою противоположность.

Однако настоящего предпринимателя серьезная конкуренция только раззадоривает. У Эммы имелся один важный дефект. Она томилась далеко на севере, а Саадат была тут, рядышком.

Еще портье сказал, что постояльцу беспрестанно названивают из австрийского консульства. И все время заходят справляться какие-то люди. А господин Фандорин днем зашел на минутку и с тех пор не появлялся.

В общем и целом положение прояснилось. У человека масса дел плюс тоскующая Эмма со своей немецкой любовью. Конечно, Фандорину не до Саадат Валидбековой и ее благодарности.

Но невозможно смириться с тем, что ты не нужна мужчине, который нужен тебе.

Как поступил бы джигит, влюбленный в девицу-недотрогу? Перекинул бы через седло и увез в горы.

Так Саадат и решила поступить. Потому и мерзла уже который час подле опостылевшей гостиницы «Националь». Скоро ночь закончится, а Фандорина всё нет! Где его джинны носят?

Арташесов вернул похищенный «делонэ-бельвилль» еще вчера, но Саадат сказала себе, что ездить на нем не сможет. Воспоминания о крике Турала были ужасны, а еще в этом автомобиле убили бедного Франца. Пока нет новой машины, пользовалась экипажем.