Вадим Волобуев - Агент его Величества
– А вам какое дело?
– Вы уж, пожалуйста, не грубите мне, Степан Степанович. Мы делаем общее дело, и я должен быть в курсе событий.
– Вы уже были в курсе. Благодарю покорно.
– Разве я вам чем-то навредил? Не смотрите на меня словно сыч.
– Между нами всё уже сказано, Семён Родионович. Полагаю излишним добавлять что-либо.
– В таком случае просто сообщите мне, действительно ли прибыл вестовой от Попова, и правда ли то, что с ним явилась какая-то женщина?
– Уже разболтали? – угрюмо промолвил адмирал.
– Шила в мешке не утаишь.
Лесовский вздохнул.
– Чего же вы от меня хотите, господин шпион, если вам и без того уже всё известно?
– Если вы не против, мне бы хотелось присутствовать при докладе этого господина.
– С какой стати?
– С той стати, Степан Степанович, что мы, как-никак, посланы сюда великим князем и должны держать перед ним ответ. Хорошенькое же дело будет, если наши отчёты разойдутся в фактах.
Адмирал выдержал паузу, пытливо глядя на резидента.
– Ладно, бог с вами. Сидите. Но предупреждаю: пикните хоть слово, выгоню к чёртовой матери.
– Однако у меня есть вопросы к посыльному…
– Вопросы буду задавать я. А вы будете сидеть и слушать.
– Экий вы, однако, суровый…
– Да уж какой есть.
– Хорошо. Ещё приказы будут?
– Нет. Пока вы свободны. Возвращайтесь через три с половиной часа.
– Слушаюсь.
Костенко козырнул и, чеканя шаг, вышел из каюты.
Чихрадзе был уверен, что Лесовский знает о его приключениях в Рок-Айленде. Иначе и быть не могло – ведь Катакази наверняка предупредил его о бегстве гардемарина. Однако поведение адмирала не давало к тому никаких оснований. Судя по всему Лесовский был застигнут врасплох его появлением. Во всяком случае, тот факт, что он ни разу не обмолвился о Катакази, настраивал на некоторые мысли. Если резидент не послал ему весточки из Рок-Айленда, тогда чем могло быть вызвано такое неведение? Уж не действовал ли Константин Гаврилович на свой страх и риск, отправляясь встречать гонца в Иллинойс? Озадаченный, сбитый с толку, Чихрадзе не знал, что и думать, и находился в полном раздрызге, направляясь с рапортом к Лесовскому. Он чувствовал, что перестаёт что-либо понимать в хитросплетениях тайной политики и решил просто изложить адмиралу канву событий. А уж там будь что будет. Одно он решил твёрдо – Мэри он им не отдаст. Ни за что. Пусть уж лучше его расстреляют.
В таком настроении он заявился в каюту Степана Степановича. Адмирал был уже в мундире; опершись о локоть, он стоял над рабочим столом и рассматривал карты Попова. Рядом с ним на диване сидел немолодой жилистый человек в гражданской одежде. Вид у него был довольно хмурый.
– Познакомьтесь, – сказал адмирал. – Давид Чихрадзе, гардемарин. Семён Родионович Костенко, чиновник по особым поручениям при министерстве иностранных дел.
Они пожали друг другу руки, Чихрадзе сел.
– Итак, я вас слушаю, – сказал адмирал.
Рассказчиком Чихрадзе был неважным. То и дело останавливаясь, чтобы припомнить подробности, он с грехом пополам начал прясть нить своего повествования. Ему с трудом удавалось держаться главной колеи рассказа среди боковых ответвлений, притом, что незнание английского языка мешало толково разъяснить многие факты. Лесовский быстро понял это и не торопился с вопросами, ожидая, когда гардемарин закончит. Костенко же как будто вообще не интересовался тем, что говорил грузин. Он лениво скользил взглядом вокруг, иногда фокусируя его на лице гардемарина. Лишь однажды он как будто насторожился – когда речь зашла о допросе у партизан. Услыхав, что те знали фамилию Стекля, Костенко удивлённо задвигал бровями, словно поражаясь такой осведомлённости мятежников. Но вскоре вновь поскучнел и не просыпался до самой той минуты, когда Чихрадзе заговорил о Рок-Айленде.
Гардемарин не стал распространяться о ночном визите Мэри в его номер. Он просто рассказал, что она по ошибке постучалась в его дверь, и между ними внезапно вспыхнуло чувство. Говоря о Катакази, он старался сохранять бесстрастие, но чуть заметное волнение выдало его. Дойдя до сцены в театре, он заметил, что Костенко уже несколько минут пристально взирает на него. Это было подозрительно. Когда же гардемарин описал своё бегство от резидента, Костенко не выдержал и усмехнулся.
– Простите, гардемарин, – сказал он, вдруг поднимаясь. – Простите и вы меня, Степан Степанович. Но я должен покинуть вас.
– Что так? – спросил адмирал.
– Я услышал всё, что меня интересовало. К тому же, извините за такую подробность, настоятельная необходимость требует моего присутствия в гальюне. Честь имею.
Он неторопливо вышел, осторожно закрыл за собой дверь, сунул руки в карманы и, сгорбившись, стремительно зашагал в каюту, где находилась Мэри Бойд. Дойдя до двери, он постучал и, услышав вопросительное «да?», произнёс по-английски:
– Я от адмирала Лесовского, мисс. Позволите войти?
– Заходите.
Он открыл дверь, ступил внутрь. Мэри встала. У неё был усталый и немного растрёпанный вид, но даже и такая она была ослепительна. Семён Родионович окинул её восхищённым взглядом, внутренне снял шляпу перед Чихрадзе. Влюбить в себя такую женщину дорогого стоило.
– Позвольте представиться, Семён Костенко, сотрудник министерства иностранных дел России, – сказал он.
– Мэри Бойд, – коротко ответила она.
– Разрешите сесть, мисс Бойд?
– Да, конечно. Присаживайтесь.
Костенко опустился на диван, выдержал паузу, разглядывая американку. Он знал – чем дольше длилось молчание, тем больше она нервничала. Ему важно было сразу лишить её самообладания.
– Скажите, мисс Бойд, где вы познакомились с Константином Катакази? – вымолвил он, без предисловий переходя к делу.
Она было вспыхнула, но тут же и погасла.
– Разве он не рассказал вам? – спросила она.
Мне бы хотелось услышать это именно от вас.
– В Мартинсберге, – помедлив, произнесла девушка.
– При каких обстоятельствах это произошло?
– Однажды он явился к нам в дом, назвал своё имя и сказал, что имеет ко мне дело. Я не хотела говорить с ним, так как думала, что его подослали люди Пинкертона… Но мистер Катакази был настойчив. Он предложил мне большую сумму денег, если я соглашусь войти в доверие к одному русскому офицеру. По его словам, офицер мог оказаться лазутчиком северян, подосланным к партизанам Конфедерации. Я не раздумывала долго – Юг для меня превыше всего. Так мы попали в Рок-Айленд…
– Катакази говорил вам, откуда он знает ваше имя?
– Нет.
– А он не упоминал о бароне Стекле?
– Нет. Я никогда не слышала об этом человеке.
– С кем ещё встречался Катакази кроме вас и Чихрадзе?
Мэри прищурилась.
– А почему вы спрашиваете? Разве он – не ваш коллега? Спросите у него сами.
– Мисс Бойд, – улыбнулся Семён Родионович, – давайте не будем играть в кошки-мышки. Отвечайте коротко и по существу.
– Это что, допрос? Тогда я требую себе адвоката. И пусть мне скажут, в чём меня обвиняют.
– Вы находитесь на российском судне, мадемуазель, и здесь не действуют американские законы. Впрочем, если желаете, я могу передать вас в руки федеральной полиции.
Расчёт был верен. Она со злостью посмотрела на Костенко.
– Что ж, если вам так хочется… Ни с кем он не встречался.
– Вы уверены?
– Совершенно.
– Почему вы решили сбежать от него? Неужели любовь? – Костенко скептически хмыкнул.
– Представьте себе. Для вас это удивительно?
– Ну почему же! Я хоть и клерк, но тоже не лишён чувств.
Мэри достала откуда-то носовой платок, промокнула им глаза. Сглатывая слёзы, она отвернулась к иллюминатору.
– И что же вы выяснили? Был ваш любимый лазутчиком или нет? – спросил Костенко.
– Что? О чём вы? – она непонимающе уставилась на него. Затем усмехнулась и досадливо поджала губы. – Ах это… Скажу честно, мне это безразлично. – И, заметив изумление на лице Семёна Родионовича, быстро добавила. – Да, безразлично. Все ваши интриги, манёвры, хитроумные планы – мне чихать на них. Провалитесь вы с вашим Катакази, с вашей Россией и с вашим Союзом. Я хочу быть счастлива и я буду счастлива. И ни вы, ни весь ваш флот не разлучит меня с Давидом. Неужто вы думаете, что я стану выкручиваться и лгать? Ха-ха! Мне это ни к чему. Я мечтаю лишь о том, чтобы поскорее вернуться с родной Мартинсберг и обвенчаться с тем, кого люблю. Остальное меня не заботит. Вообразите! И сколько бы вы ни усердствовали, вам не удастся лишить меня счастья. Вот так!
Она смотрела на него, красная от гнева, с полными слёз глазами, а он слушал её и молчал. Затем опустил взор, кивнул.
– Что ж, по крайней мере, откровенно. Благодарю вас. – Семён Родионович поднялся. – Но прежде чем я уйду, позвольте дать вам совет. Не сообщайте о нашем разговоре Чихрадзе. Он – человек вспыльчивый, может всё неправильно истолковать. А необдуманные действия ему сейчас противопоказаны.
