Елена Хорватова - Тайна царского фаворита
– Валя, обещай, что не будешь сердиться, если я спрошу у тебя одну вещь. Почему ты до сих пор штабс-капитан? Тебе ведь пора уже иметь другой чин.
– А что, штабс-капитаном я тебе не гожусь? – попробовал отшутиться Валентин. – Ну прости, в генералы еще не вышел.
– Господи, о чем ты? Просто я не хочу, чтобы ты скрывал от меня свое прошлое. Расскажи, пожалуйста! Мне очень важно это знать.
– Ну что ж, раз ты так хочешь. Я был разжалован за дуэль.
– Брат, мстящий за честь сестры. – Ане тут же вспомнился Валентин из «Фауста», о котором говорила Леля.
Валентин нахмурился.
– Ну раз ты и так знаешь, то для чего спрашивать? Наверное, Лена насплетничала? В тех обстоятельствах я просто вынужден был стреляться. Нельзя же было допустить, чтобы мою сестру оскорбляли и унижали безнаказанно…
Аня вздохнула. Объяснить, что никто ничего не знает и ни о чем не сплетничал, а ее догадка была всего лишь случайной ассоциацией? Или просто перестать задавать вопросы на эту больную тему?
– Кстати, война списывает старые грехи… Я получил известие о производстве меня в чин капитана, – сказал после некоторого молчания Валентин. – Кактолько мы сможем отвлечься от твоих сокровищ, будем обмывать мои новые погоны. Хочется закатить настоящий пир. А дней через десять мне пора назад на позиции. Загостился я здесь.
– И ты оставишь меня одну?
– Анечка, война еще не кончена, я офицер и должен вернуться в свою часть. Отпуск по ранению не может быть вечным. Но тебя я никогда не оставлю. Если хочешь, мы можем обвенчаться до моего отъезда. Только подумай как следует, зачем тебе нужен пехотный капитан, немолодой, израненный, изуродованный… Ты теперь, наверное, одна из самых богатых женщин Московской губернии и можешь выбирать наилучших женихов. Я-то как раз в качестве жениха отнюдь не подарок. Разумная дама предпочла бы соседа-помещика или интеллигентного сельского врача, жила бы с ним в своем имении, выращивала георгины и парниковые огурцы…
– Я, пожалуй, выберу сельского врача, чтобы иметь возможность бесплатно пользоваться медицинскими консультациями, – засмеялась Аня. – Только при условии, что это будет не такой старый зануда, как наш здешний доктор. Но даже если множество юных красавцев-весельчаков с медицинскими дипломами станут просить моей руки, я все равно предпочту всем врачам в мире одного пехотного капитана, который несет всякую чушь и никак не может остановиться. А если ты считаешь, что таким дурацким образом предложил мне руку и сердце и этого вполне довольно, то я, признаться, хотела бы услышать предложение, облеченное в более романтическую форму.
Валентину ничего не оставалось, как добавить к своим словам изрядную долю романтики, и после долгих поцелуев Аня наконец прошептала:
– Послушай, мне в голову пришла одна мысль – я тоже пойду с тобой на фронт, сестрой милосердия. Я ведь училась на сестринских курсах. Надеюсь, командование не будет чинить препятствий и отправит меня именно в тот полк, где служили и мой покойный, и мой здравствующий мужья.
Валентин вздрогнул и горячо заговорил о том, что никак не может одобрить подобное решение. Ведь Аня не знает, что такое война! Это только в статьях фронтовых корреспондентов боевые действия кажутся захватывающим приключением, а на деле – это кровь, грязь и постоянная, выматывающая душу близость своей и чужой смерти…
Причем чужая смерть даже страшнее, чем собственная. Когда твой друг у тебя на глазах превращается в разорванный снарядом труп; когда ты слышишь стоны людей, умирающих в страшных мучениях и умоляющих, чтобы их пристрелили; когда в атаку приходится бежать по телам убитых, а в голове бьется одна мысль – нужно уничтожить как можно больше немцев, превратившихся в обезличенную, лишенную человеческих черт серую толпу противников, бегущую навстречу русским цепям со штыками наперевес… Разве женщине место в этом аду?
Говорил он долго, веско, приводя все новые и новые аргументы…
Аня слушала внимательно, но, похоже, придерживалась прежнего решения.
– Знаешь, – тихо сказала она наконец, – в свое время мой дед, тот самый, что похоронен здесь в парке, вон там, за деревьями видно его надгробие, так вот, дед отправился на Балканскую войну, а бабушка решилась его сопровождать. А война с турками – тоже дело не из легких, даже если судить по картинам побывавшего там Верещагина. И кровь, и грязь, и смерть, и нечеловеческая жестокость, и все ужасы войны были налицо, вот разве что газовыми атаками тогда еще не баловались. Так вот, дед написал в своем прощальном письме о решении жены отправиться в действующую армию вместе с ним: «Одобрить этого не могу, но и воспрепятствовать сил не имею. Предадимся в руки Божий, лишь Он властитель наших судеб». Ты не находишь, что только так и следует поступать, если ты сам не в силах кому-либо что-либо запретить?
Какое-то время они посидели молча, шевеля веткой угольки в костре, потом Валентин тихонько напел строфу известного романса на стихи Соловьева:
Смерть и Время царят на земле, -Ты владыками их не зови;Всё, кружась, исчезает во мгле,Неподвижно лишь солнце любви.
– Зачем думать о плохом? – снова заговорила Аня. – Война когда-нибудь кончится.
– Боюсь, это случится не скоро, – горько возразил Валентин.
– Ну и пусть! Пусть не в этом году, пусть в шестнадцатом, пусть даже в семнадцатом! Ничто не длится вечно. Мы подождем, все равно ведь ничего другого не остается. Зато представь, какая прекрасная мирная жизнь тогда наступит. Мы отдали так много крови, так много молодых жизней, что заслужили мир и покой!
– Мир и покой… Честно говоря, не знаю, чем я тогда займусь, – пожал плечами Валентин. – Я устал от войны, но, с другой стороны, вся моя жизнь прошла в армии. Как мальчишкой надел юнкерский мундир, так и тяну свою пехотную лямку. И никакой другой жизни я просто не знал.
– Тем более тебе будет интересно пожить как-то иначе. Благодаря наследству пращура мы сможем позволить себе все что угодно. Можем отправиться в путешествие, можем заняться предпринимательством, а можем привести в порядок это имение и жить как подмосковные помещики, в этом тоже есть своя прелесть.
– Еще чего не хватало, чтобы я проматывал твое наследство. Будем жить в моем доме и на мое жалованье, дорогая. Впрочем, имение, конечно, следовало бы привести в порядок – ты бы приезжала сюда на лето отдыхать… С детьми.
Аня только-только собралась ответить, как со стороны дома послышался какой-то непонятный шум и вроде бы даже приглушенный выстрел.
– Ты слышал? Стреляют! Там что-то происходит! – прошептала Аня.
Валентин вскочил, сбросив с плеча шинель. Но шум уже затих, и сколько они ни прислушивались, больше ничего разобрать не смогли.
– Здесь очень странные места – все время чудятся какие-то загадочные звуки, – заметила Аня, успокаиваясь. – Порой мне кажется, что не все можно объяснить с рациональных позиций, без призраков тоже не обходится…
– Анюта, а ведь в доме кроме Елены и твоей старенькой няни никого нет, – ответил Валентин, продолжавший чутко ловить каждый звук. – Мне не нравятся проделки призраков, жертвами которых могут оказаться две слабые женщины.
– Но Леля не относится к числу слабых натур! – возразила Аня.
– О да, сама она в этом уверена и не раз демонстрировала окружающим свою душевную стойкость, но любой храброй феминистке, старающейся ни в чем не отставать от мужчин, порой может пригодиться помощь. А я не привык оставлять в трудную минуту без помощи не только женщин, но и просто друзей. Пойду к дому и проверю, что там случилось. Звук выстрела я слышал совершенно отчетливо…
– Да, конечно, может статься, Леле нужна помощь. Но как же я? Я боюсь оставаться одна ночью с этим золотым мешком! – воскликнула Аня.
– И эта женщина только что собиралась на фронт! Возьми мой револьвер, в случае опасности стреляй и кричи – я услышу и прибегу. И не бойся так – ведь пока никто не знает, что мы нашли золото твоих предков, так что грабительских налетов ждать не приходится.
Валентин отдал Ане оружие, поцеловал ее в висок, туда, где из прически выбилась непослушная кудряшка, и быстро исчез в темноте.
Аня закуталась в его шинель и вновь уселась у костра, сжимая руками холодную сталь офицерского револьвера. Все вокруг снова наполнилось тревожными звуками, шорохами и чуть ли не вздохами…
На Аню накатилась волна страха. Вдруг кто-то прячется в кустах у нее за спиной? А если Валентина нарочно заманили к дому, чтобы она осталась лицом к лицу с неизвестным врагом? И что там, в доме? Если стреляли, то в кого? Неужели с Лелей что-то случилось? Валентин побежал на помощь, но он оставил оружие Анне, а теперь, может статься, с голыми руками противостоит вооруженному противнику… Господи, помоги!
Шорохи становились все отчетливее, похоже, по парку кто-то шел. Анино сердце гулко забилось, а на лбу у нее выступили капельки пота.
