Кристиан Жак - Убитая пирамида
Беранир всячески поддерживал своего ученика. Если потребуется, он готов был продать дом, чтобы Пазаир смог выплатить долг. Разумеется, к вмешательству старшего судьи портика следовало отнестись серьезно – этот упрямый, жесткий человек нередко осложнял жизнь молодым судьям, чтобы закалить их характер.
Смельчак резко остановился и стал принюхиваться.
Тень вышла из-за укрытия и направилась к Пазаиру. Пес зарычал, хозяин придержал его за ошейник.
– Не бойся, мы здесь одни.
Смельчак ткнулся носом в хозяйскую руку.
Это была женщина.
Высокая, стройная, лицо скрыто под темным покрывалом. Уверенным шагом она подошла поближе и остановилась в метре от Пазаира.
Смельчак застыл на месте.
– Вам нечего опасаться, – заверила она.
И откинула покрывало.
– Ночь так тиха, царевна Хаттуса, и так располагает к уединенному размышлению.
– Мне нужно было застать вас одного, без свидетелей.
– Официально вы в Фивах.
– Какая прозорливость!
– Ваша месть оказалась весьма действенной.
– Моя месть?
– Меня отстранили, как вы того желали.
– Не понимаю.
– Не стоит надо мной смеяться.
– Именем фараона, я ничего не предпринимала против вас.
– Разве я не зашел слишком далеко, по вашим собственным словам?
– Вы меня вывели из себя, но я оценила вашу смелость.
– Вы признаете обоснованность моего поведения?
– В доказательство скажу только одно: я говорила со старшим судьей Фив.
– И каков результат?
– Он знает правду, инцидент исчерпан.
– Только не для меня.
– Мнения вышестоящего чиновника вам не достаточно?
– В данном случае – нет.
– Поэтому я и пришла сюда. Старший судья предполагал – и не зря, – что эта встреча необходима. Я поведаю вам правду, но взамен требую молчания.
– Я никакого торга не признаю.
– Вы невыносимы.
– Вы надеялись, что я сразу соглашусь?
– Вы меня не любите, как и большинство ваших соотечественников.
– Вам бы следовало сказать: наших соотечественников. Вы же теперь египтянка.
– Разве можно забыть, откуда ты родом? Меня волнует судьба хеттов, попавших в Египет в качестве военнопленных. Некоторые осваиваются быстро, другие выживают с трудом. Я обязана им помогать, и поэтому я переправляла им зерно из амбаров моего гарема. Смотритель сказал, что запасов до следующего урожая не хватит, и предложил договориться с одним знакомым чиновником в Мемфисе.
Я дала согласие. Поэтому вся ответственность за этот груз лежит на мне.
– Верховный страж был в курсе дела?
– Естественно. Он не усмотрел ничего преступного в стремлении накормить голодных.
Что тут может сделать суд? Разве что обвинить ее в административном правонарушении, да и то виноваты будут оба смотрителя. Монтумес станет все отрицать, судовладелец окажется ни при чем, Хаттуса даже не предстанет перед судом.
– Старший судья Фив и его коллега из Мемфиса привели документы в порядок. Если процедура покажется вам незаконной, вы вольны вмешаться. Буква закона соблюдена не была, согласна, но разве дух закона не важнее буквы?
Она побила его на его же территории.
– Мои несчастные соотечественники не ведают, откуда они получают пищу, и я не хочу, чтобы они узнали. Вы не откажете мне в этой просьбе?
– Кажется, дело перешло на рассмотрение в Фивы.
Она улыбнулась.
– У вас сердце случайно не каменное?
– Мне бы очень этого хотелось.
Смельчак успокоился и снова принялся резвиться, то и дело нюхая землю.
– Последний вопрос, царевна: доводилось ли вам встречаться с полководцем Ашером?
Она напряглась, голос зазвучал резко.
– В день его смерти я буду предаваться веселью. Да пожрут бестии преисподней мучителя моего народа.
***Сути наслаждался жизнью. Благодаря своим подвигам и полученным ранам он имел право отдохнуть несколько месяцев, прежде чем снова приступить к службе.
Пантера играла роль покорной супруги, но, судя по приступам безудержной страсти, темперамент ее нисколько не угас. Каждый вечер схватка возобновлялась с новой силой. Иногда победа оставалась за ней, и она, сияя от восторга, сетовала на вялость партнера. Но на следующий день Сути заставлял ее молить о пощаде. Игра приводила их в восхищение, ибо каждое движение тела возбуждало ответную реакцию, а наслаждение приходило одновременно. Она повторяла, что никогда не влюбится в египтянина. Он утверждал, что ненавидит варваров.
Когда он сообщил, что уезжает на неопределенный срок, она рассвирепела и ударила его. Он прижал ее к стене, крепко схватил за руки и запечатлел на ее губах самый долгий поцелуй за всю историю их совместного существования. Она изогнулась, как кошка, прильнула к нему и пробудила столь неодолимое желание, что он овладел ею стоя, так и не выпустив ее из объятий.
– Ты никуда не поедешь.
– Это секретное поручение.
– Если ты уедешь, я тебя убью.
– Я вернусь.
– Когда?
– Не знаю.
– Лжешь! Что за поручение?
– Секретное.
– От меня у тебя нет секретов.
– Не обольщайся.
– Возьми меня с собой, я буду тебе помогать.
Такого варианта Сути не рассматривал. Слежка за Чечи, наверное, будет делом долгим и скучным, да и при некоторых обстоятельствах действительно не мешает быть вдвоем.
– Если ты предашь меня, я отрублю тебе ногу.
– Не посмеешь.
– Ты опять ошибаешься.
***
Напасть на след Чечи удалось всего через несколько дней. Утром он работал в дворцовой мастерской вместе с лучшими химиками царства. Днем отправлялся в удаленную казарму и не выходил оттуда до самого рассвета. Все отзывы, которые смог собрать Сути, оказались самыми лестными: трудолюбивый, знающий свое дело, сдержанный, скромный. В упрек ему ставили лишь чрезмерную молчаливость и постоянное стремление оставаться незаметным.
Пантера быстро заскучала. Ни движения, ни опасности – только жди и наблюдай. Задание оказалось неинтересным. У Сути тоже опускались руки. Чечи ни с кем не общался, все время проводил за работой.
Полная луна озарила небо над Мемфисом. Пантера спала, свернувшись калачиком возле Сути. Предполагалось, что это будет их последняя ночь на посту.
– Вот он, Пантера.
– Я спать хочу.
– Кажется, он нервничает.
Чечи вышел из дверей казармы и забрался на осла, свесив ноги. Животное пошатнулось.
– Скоро рассвет, он возвращается в мастерскую.
Пантера, казалось, обомлела.
– Ну все, с этим делом покончено. Чечи – путь тупиковый.
– Где он родился? – спросила она.
– В Мемфисе, наверное.
– Чечи не египтянин.
– Откуда ты знаешь?
– Так на осла может сесть только бедуин.
***
Колесница Сути остановилась во дворе пограничного поста города Питом, расположенного у самых болот. Поручив лошадей заботам конюха, он побежал к писцу, ведавшему въездом в страну.
Здесь бедуины, желавшие обосноваться в Египте, подвергались долгому и упорному допросу. Были периоды, когда въезжать в страну не разрешалось никому. Во многих случаях прошения, направленные писцами в Мемфис, отклонялись столичными властями.
– Офицер-колесничий Сути.
– Наслышан о ваших подвигах.
– Не могли бы вы сообщить мне сведения об одном бедуине, по-видимому, давно уже ставшем египтянином?
– Вообще-то это не совсем по правилам. А в чем дело?
Сути смущенно опустил глаза.
– Это дело сугубо личное. Если бы мне удалось убедить мою невесту, что он не коренной египтянин, думаю, она бы вернулась ко мне.
– Ну ладно… как его зовут?
– Чечи.
Писец справился с архивами.
– Есть у меня один Чечи. Действительно, бедуин из Сирии. Явился на пограничный пост пятнадцать лет назад. Положение тогда было спокойное, и мы разрешили ему въехать в страну.
– Ничего подозрительного?
– Ничего предосудительного в прошлом, ни в каких военных действиях против Египта не участвовал. Комиссия решила вопрос в его пользу после трех месяцев тщательных проверок. Он принял имя Чечи и устроился в Мемфисе рабочим по металлу. Первые пять лет находился под контролем, но ничего настораживающего выявлено не было. Боюсь, ваш Чечи забыл о своем происхождении.
***
Смельчак спал у ног Пазаира.
С тяжелым сердцем судья в который раз отверг предложение Беранира, хотя тот продолжал настаивать. Рука не поднималась продать его дом.
– Вы уверены, что пятый ветеран все еще жив?
– Если бы он умер, я бы почувствовал.
– Раз он отказался от пенсии и предпочел скрываться, ему необходимо работать, чтобы себя прокормить. Кани копал глубоко и методично, но так ничего и не раскопал.
Стоя на террасе, Пазаир смотрел на Мемфис. Вдруг ему почудилось, что безмятежность большого города под угрозой, что над ним нависла неведомая опасность. А если дрогнет Мемфис, не устоят ни Фивы, ни вся страна. Внезапно ослабев, он опустился на стул.
