Выстрел из темноты - Евгений Евгеньевич Сухов
Вскоре машина выехала за пределы Москвы и направилась в сторону рабочего поселка при Московском коксогазовом заводе.
– Куда мы едем? – удивленно спросил Рудин.
– На объект № 110, – охотно ответил майор госбезопасности и вновь принялся всматриваться в промерзшую дорогу, вдоль которой по обе стороны от нее потянулись деревянные бараки, отдельные строения, длинные склады, мастерские по ремонту боевой техники, горбатые ангары.
Типичный рабочий поселок, каковых под Москвой выстроилось немало.
Старший майор Рудин непроизвольно сглотнул. Объект № 110 среди своих называли «Дачей Берии». В действительности это была особо изолированная тюрьма специального назначения, располагавшаяся на территории и в зданиях Свято-Екатерининского монастыря. Одним из первых сидельцев острога стал генеральный комиссар госбезопасности Николай Ежов. Поговаривали, что когда бывшего наркома привезли в тюрьму, так на стенах повсюду висели его портреты, которые не успели снять.
В этом заведении Лаврентий Павлович был полноправным хозяином. Особенность этой тюрьмы заключалась в том, что большинство узников составляли сотрудники высшего и среднего звена Наркомата внутренних дел.
На территории Свято-Екатерининского монастыря Рудин бывал не единожды, вот только когда его переоборудовали в Сухановскую особорежимную тюрьму, бывать там не доводилось. А с того времени много что изменилось…
Подъехали к монастырю, окруженному двумя каменными заборами, поверх которых в три ряда протянули колючую проволоку. Из-за высокой каменной стены просматривался Екатерининский собор. По углам внутреннего забора установлены смотровые деревянные вышки, откуда в тюремный двор пристально всматривалась охрана, вооруженная автоматами. Между тюремными ограждениями по всему периметру бегала свора злых овчарок, раздражая округу злобным лаем.
Легковой автомобиль подъехал к металлическим высоким воротам, вышедший охранник взглянул на ветровое стекло машины с приклеенным на него пропуском, на документы водителя и, одобрительно кивнув, дал команду отворить ворота. «Эмка» въехала во двор и подкатила прямиком к колоннам Екатерининского собора, перестроенного в тюрьму. Жилые помещения монастыря, где прежде находились кельи, теперь были предназначены для заключенных. В окна были вставлены специальные гофрированные стекла с впаянной в них арматурой. Снаружи они выглядели темными, совершенно не пропускающими дневной свет. В камерах царил сумрак.
О Сухановской особорежимной тюрьме говорилось много и разное. Трудно было понять, где в переплетении пересудов присутствовала правда, а где нагромождение легенд. Поговаривали, что в стенах монастыря были оборудованы специальные карцеры, способные довести до коррозии самую железную волю, поломать самый тренированный организм.
Поговаривали, что всесильного наркома Ежова в Сухановке охраняли с особой тщательностью. За время его пребывания в особорежимной тюрьме он ни разу не остался в одиночестве. Снаружи камеры его охраняли четверо сотрудников НКВД, а в камере всегда присутствовал еще кто-нибудь из охраны. Администрация тюрьмы всерьез опасалась побега бывшего наркома, а руководство Наркомата внутренних дел полагало, что не исключалась попытка штурма Сухановской тюрьмы контрреволюционными силами – с целью его уничтожения, чтобы тем самым упрятать длинные щупальца существовавшего заговора. Следовало быть совсем бесшабашным, чтобы штурмовать многометровые стены, где размещалась рота хорошо вооруженной охраны. В соседнем поселке квартировался батальон НКВД, готовый в считаные минуты подойти на помощь личному составу Сухановской тюрьмы.
До старшего майора Рудина доходили слухи, что прежний железный нарком после месяца пребывания в особорежимной тюрьме опустился и превратился в настоящего доходягу и в его облике мало что оставалось человеческого.
О худшем думать не хотелось, но Рудин мог вспомнить немало примеров, когда после приглашения к следователю люди отправлялись прямиком на нары. Главное, не оскотиниться, тогда и смерть не страшна!
Дверцы автомобиля распахнулись, и первым из салона выскочил лобастый майор. Стараясь не выказать внутреннего напряжения, за крепышом вышел и старший майор Рудин.
В действительности Сухановка была даже не тюрьмой, а безликим чистилищем, не имевшим ни обозначений, ни имен, ни наименований. Здесь не было ни биографий, ни судеб, отсутствовала всякая индивидуальность – только цифры! Каждый из заключенных имел свой личный номер; надзиратели также значились под безликими номерами. Все, что было связано с Сухановской тюрьмой, было строго засекречено, и только самому узкому кругу лиц было известно, что представляет собой спецобъект под номером 110.
Между зданиями строптиво, будто бы скверно стриженные усы, клочковато торчала пожелтевшая вытоптанная трава. Зашагали прямо по ней. Вошли в здание. Коридоры перегорожены металлическими решетками, подле каждого из отсеков застыла охрана. По обе стороны от коридора размещались камеры, запечатанные тяжелыми металлическими дверями, в которых было небольшое смотровое отверстие, чтобы наблюдать за арестантами, а также окошки для передачи пищи. В коридорах – тусклый рассеивающийся свет, исходивший от темных запыленных ламп. Низкие своды тюрьмы, казалось, давили на плечи, вызывая чувство безысходности. Такая обстановка способна сломать кого угодно. Все создано для подавления арестантской воли. В таких стенах не возникает желаний, намеренно убивается даже инстинкт выживания. Все намертво отмирает, даже мысли, остаются только животные рефлексы.
Старший майор Рудин старался смотреть прямо перед собой, на тусклую желтую лампу в конце коридора.
С левой стороны небольшая деревянная дверца, покрашенная в белый цвет, выглядевшая на фоне темно-синих стен безвкусной заплаткой. Голубоглазый потянул на себя ручку двери, зная, что Рудин не отстает от него ни на шаг. Еще один коридор, на этот раз не столь длинный, с тяжелыми полукруглыми сводами. Касриель Менделевич ловил себя на том, что начинает горбиться, как будто бы в полной мере ощущал на себе их тяжесть. Невольно распрямлялся, сбрасывая со спины давивший груз, чтобы через каких-то пару десятков метров ссутулиться вновь.
Далее коридор был отштукатурен в ослепительно-белый цвет, чем разительно отличался от переходов, через которые прошли. Даже запах в нем был совершенно иным. Не тяжелым и душным, приправленным смрадом отходов человеческой жизнедеятельности, а почти домашним, сдобренным каким-то мясным варевом.
– Нам сюда, – остановился голубоглазый перед широкой дверью, обитой темно-коричневым дерматином.
Негромко постучавшись в дверь, он решительно ее распахнул и предложил Рудину, застывшему в нерешительности:
– Проходите, товарищ старший майор, – и после того, как Рудин прошел в комнату, незамедлительно вошел следом, плотно прикрыв за собой дверь.
Кабинет наркома Лаврентия Берии с узким решетчатым окошком под самым потолком оказался просторным. Когда-то в этом помещении была трапезная. Стены завешаны огромными персидскими коврами с замысловатыми рисунками, каменный пол спрятан под толстыми широкими досками. За столом средних размеров, покрытым зеленым сукном, с
