Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска
По удивительному совпадению Хлудовы жили в богатом особняке в самом близком соседстве с домом, где родился и рос Соколов, — в Хомутовском тупике, недалеко от Красных ворот. Еще в детстве будущий сыщик наблюдал некоторые чудачества богатого соседа. Так, у Миши была домашняя тигрица, которую он держал вместо любимой собаки, и в крепком подпитии любил кататься на ней верхом.
Дамы стали требовать от худощавого мужчины:
— Павел Григорьевич, миленький, расскажите про Мишино подношение!
Мужчина не стал упрямиться:
— Первые именины молодой жены Миши пришлись на семнадцатое сентября — ее звали Софьей. Гостей, как водится, полный дом. Все ждут праздничного обеда. Вдруг Миша говорит: “Я приготовил своей Софьюшке маленький подарочек. Прошу наверх, в залу!” Все поднялись на второй этаж. Смотрят, несколько рабочих тащат громадный ящик. Стали гвозди выдирать, крышку открывать. Сам Миша больше других старается, с топором суетится. Наконец крышку подняли, тут все завизжали и бросились, давя друг друга, к дверям. Из ящика выполз громадный крокодил. Миша сияет: “Вот, Софьюшка, прими — от всего сердца тебе дарю!”
— И что стало с крокодилом? — полюбопытствовал кто-то из дам.
— Съели! Крокодил откусил тигрице лапу, за это Миша его самолично застрелил, повар жарил крокодилятину во фритюре. Сказочное блюдо, сам ел!
Мужчина, дружески улыбнувшись, обратился к Соколову:
— Ваш подарок, Аполлинарий Николаевич, хорош, но до Мишиного, не обижайтесь, не тянет.
Соколов хмыкнул:
— Хм, придется другой раз сюда доставить живого льва!
Княгиня вдруг засуетилась:
— Господа, вы знакомы?
Мужчина с доброй улыбкой протянул руку:
— Кто не знает знаменитого Соколова! Даже мальчишки играют в “гениального сыщика”. Позвольте представиться: Павел Григорьевич Курлов.
Соколов в тон добавил:
— Кто не знает генерал-майора Курлова, товарища министра внутренних дел и командующего Отдельным корпусом жандармов! Мое, так сказать, высокое начальство.
— С недавних пор!
— Сменили Герасимова? Там, говорят, какая-то темная история... Ваши террористы-экстремисты куда хитрее и кровожадней наших подопечных — воришек и ординарных бандитов.
Курлов считался ставленником Императрицы, и с бывшим главой российских жандармов у него отношения были, мягко говоря, прохладными. Понятно, что Соколову об этом было известно, но деталей он не знал, да и не интересовался, ибо и своих забот хватало.
Вдруг Курлов сказал:
— Я еще вчера должен был уехать в Петербург, — в субботу делаю доклад Государю. Но, желая встретиться с вами в домашней обстановке, свой отъезд на сутки отложил.
Соколов удивленно поднял бровь, с высоты своего гигантского роста взглянув с недоумением на жандарма.
Тот задумчиво пожевал губами и решительно произнес:
— Да, граф, у меня к вам дело чрезвычайной важности! Это дело даже Государю стало известно, хотя я стараюсь его как можно меньше посвящать в нашу кухню. Государь настоятельно рекомендовал мне использовать вас в сложившейся ситуации.
Соколов вновь удивился. Курлов хотел продолжать, но в этот момент княгиня сказала:
— Господа, милости прошу к столу! Аполлинарий Николаевич, обратите внимание на мою племянницу Марию Егоровну, дайте ей руку...
Мужчины и дамы попарно двинулись в столовую.
Волнение крови
Княжна Мария Егоровна была очаровательна своей хрупкостью и особой тонкостью классических черт лица. Казалось, что она постоянно погружена в какие-то собственные, грустные думы. Ее отец и младший брат княгини Анны Алексеевны, отчаянный кутила и игрок, промотал состояние. Княжна считалась бесприданницей. И лишь ее необыкновенная миловидность подавала надежды на то, что девушка сумеет удачно выйти замуж. Под этим “удачным” замужеством подразумевалось, что найдется богатый, независимый человек, который будет настолько легкомысленным, что предпочтет красоту приданому.
Княжна протянула Соколову белую точеную руку в перчатке и с робкой улыбкой посмотрела ему в лицо. Казалось, что она совершенно не понимает своей силы, заключенной в красоте лица, в открытых плечах, в довольно смелом декольте. Сыщик ощутил близость ее тела, и у него в груди вдруг проснулось что-то давно забытое, то, что он не испытывал с той давней поры, когда был страстно влюблен в свою невесту, ставшую потом его супругой итак рано ушедшую.
Гости, разбиваясь по парам, проследовали в столовую. Первой шла княгиня, ведомая ее родственником-сенатором. Они и заняли главное место за громадным столом. Карточка с именем Соколова лежала на самом почетном месте — слева от хозяйки.
Прежде чем самому сесть, Соколов отвел молодую княжну на ее место — как раз с противоположной стороны, так что сыщик оказался напротив девушки. Но еще прежде, вдруг испытав что-то похожее на легкую робость, он успел сказать княжне:
— Мария Егоровна, вы еще никому танцев не обещали?
— Нет, — ответила она тихо, чуть краснея.
— Тогда позвольте пригласить вас на полонез, вальс, кадриль, падекатр... Что еще нынче танцуют?
Княжна простодушно ответила:
— Шакон, миньон, польку, падепатинер.
— Сдаюсь, — рассмеялся Соколов, — старому коню такая ноша не в пору!
Он поцеловал руку спутницы выше перчатки. Облаченный в новый, прекрасно сшитый фрак, в белый с мелкими звездочками жилет и в модный широкий белый галстук, Соколов выглядел как образец элегантности. И он добавил:
— Позвольте, княжна, иметь надежду на три первых танца?
Мария Егоровна покачала головой:
— Но нет же, граф! Вы отлично знаете, что это не по правилам — нельзя отдавать три танца подряд одному кавалеру... Если он только не жених.
— Дурацкие правила! Загодя завидую вашему жениху.
Княжна вновь покраснела:
— У меня нет жениха.
— Но если бы он и был, — быстро ответил Соколов, незаметно для других пожимая ее кисть, — то я... — он понизил голос до шепота, который, впрочем, было слышно в дальнем углу зала, — я бы отбил вас у него. Или, — он сделал страшные глаза, — застрелил бы на дуэли!
Все, как бывает обычно в начале обеда, двигали стульями, носились ливрейные лакеи, на хорах настраивался оркестр. Соколов, помогая удобнее сесть Марии Егоровне, произнес:
— Тогда мои — вальс и кадриль. Не возражаете?
Княжна белозубо в ответ улыбнулась:
— Согласна!
* * *...На хорах заиграла тихая музыка. Раздались звуки ножей и вилок. Подходя с правого плеча, дворецкий предлагал:
— Дрей-мадера или токайское?
Соколов приказал:
— Шампанское!
Подали черепаховый суп. Соколов отведал и восхитился:
— Анна Алексеевна, ваш каторжник и впрямь отличный кулинар!
Княгиня отозвалась:
— Рада угодить вам! А то на самом деле из-за какого-то супа моего бедного Жана этапом отправите в Сибирь.
За столом улыбнулись.
На мужской половине, как обычно бывает, делалось все шумнее и шумнее. Говорили о перемещениях в правительстве, о наглости германского императора и прусского короля Вильгельма II Гогенцоллерна, о разгулявшемся в России бандитизме и революционном терроризме, о Думе, ставшей источником склок и раздоров.
Курлов вина не употреблял, и чувствовалось, что он испытывает нетерпение. Соколов пил лишь шампанское, и им овладело приятное возбуждение. Он вдруг поймал на себе взгляд княжны, и это наполнило его приятным волнением.
Гости один за другим произносили пышные тосты в честь “незаменимого украшения общества княгини Анны Алексеевны, соединяющей в себе женственность, отзывчивость и радушие”, пили за ту, что “стоит на высоте современного положения вещей, когда достоинства личности более не определяются ее половым происхождением”.
Старенький сенатор Орлов, крестным отцом которого был Алексей Андреевич Аракчеев (о чем сенатор любил напоминать), долго и не к месту рассуждал “о нынешнем упадке нравов, крушении настоящих государственных авторитетов и возвышении личностей ничтожных”, но все же наконец закончил:
— Княгиня! Ваш дом — оплот настоящей и подкупающей обстановки душевного гостеприимства.
Пребывая в стенах вашей родовой крепости, я словно вновь погружаюсь в ту атмосферу человечности, которая была свойственна нашему обществу в благословенные времена Императора Николая Павловича! Так выпьем за княгиню Анну Алексеевну! Виват!
Обед подошел к концу. Мужчины потянулись в курительную комнату, в кабинет. Лакеи уже спешили туда с ликером и кофе. Соколов и Мария Егоровна вновь обменялись взглядами и уже улыбнулись друг другу как старые друзья.
Жандармские секреты
Курлов и Соколов направились в зимний сад. Шеф жандармов сказал:
— Если то, что рассказывают о вас, Аполлинарий Николаевич, хотя бы на треть верно, то вы рождены для политического сыска. Почему бы вам не перейти в наше ведомство?
