Палач приходит ночью - Валерий Георгиевич Шарапов
Туши? Это кто бы говорил!
Ладно, чего спорить. Затащили «туши». В результате в бункерном помещении очутились четыре диверсанта.
Окон там не было, а значит, и времена суток не менялись. Светили то тут, то там керосиновые и масляные лампы. Как они тут оперируют без электричества? При свечах?
Я прикрыл глаза. Можно сказать, расслаблялся после тяжелого и быстрого похода по лесу. Голова обвязана. Тряпки кровавые на руке и груди. Смотрелся непрезентабельно.
Нас аккуратно уложили на холодный бетонный пол. А затем пошла веселая работа.
Санитар получил рукояткой пистолета по черепу и отрубился. Бил я его умело. Не так просто вырубить человека, чтобы до потери сознания, но не смертельно. Нужно приложить очень аккуратно.
Потом мы похватали оружие. И пошли вперед, каждый в свою сторону.
Порядок действий был проработан заранее. Благо пленный бандеровец предварительно начертил подробный план госпиталя.
Около оружейки стояли двое. Карабины в углу, на боку кобуры с пистолетами, состояние расслабленное. Одному я нанес страшный удар в челюсть и отключил сразу. Другой хотел было заорать, но Белоусов небрежно и играюче насадил его на нож.
В другой стороне Крук и наш боец зачищали комнату отдыха, где проводит свободное время охрана. Там все пошло не так гладко. Послышался выстрел. И отчаянный крик:
— Тревога!
Все вмиг зашевелилось. Я сунулся было в ближайшую палату. Оттуда в меня выстрелили, едва не попали. Ну, сами напросились. Специально припасенная граната добила лечащихся бандеровских недобитков.
Прогремел еще один взрыв. Несколько выстрелов. И все затихло.
Кажется, готово. Схрон взят. Теперь можно поближе ознакомиться с тем, что оказалось в наших руках.
Я с трудом отодвинул тугой засов и распахнул тяжелую дверь помещения, где содержали пленных. И застыл на пороге. Будто что-то сдвинулось в сознании. Как тогда, в польской деревне, которую вырезали националисты.
В просторной комнате со спертым воздухом рядами стояли нары, на которых лежали детишки возрастом от пяти до десяти лет. Изможденные, бледные, на последнем издыхании. У некоторых воткнуты иглы в вены и сцеживается кровь. Доноры!
Почему-то у местных мракобесов от медицины считалось, что детская кровь лучше всего подходит для переливания. Вот бандеровцы и насобирали детей врагов Свободной Украины. Что сделали с их родителями — даже представить страшно.
Увидев меня, совсем мелкая малышка заголосила:
— Опять иголки?! Я не хочу! Девочки от них умерли! Не хочу!
— Кто втыкал иголки? — приблизившись и погладив ребенка по голове, полюбопытствовал я.
— Тетя Ганна.
Тетя Ганна была жива. Мелкая, тощая, некрасивая, в белоснежном халате, стояла, прислонившись к стене, в процедурном кабинете, с ненавистью глядя на нас.
— Иголочки, значит, детям втыкала, — прищурился я.
Она ничего не ответила, презрительно поджав тонкие губы.
Волна неукротимой ярости поднялась и понесла меня вперед. Эта тварь еще и ухмыляется! Я ладонью влепил ей такую оплеуху, что ее тут же снесло на пол. Она всхрюкнула, как подсвинок.
А я присел, придавил ее коленом, вытащил нож, вдавил лезвие в шею:
— У тебя иголочки, у нас ножики. Молись, курва!
Она плюнула в меня. Я успел отпрянуть и едва сдержался, чтобы не прирезать. Потом встряхнул головой, приходя в себя.
Нельзя их вот так убивать. Стерва эта непростая. Много знает. А каждое слово — это порой спасенные жизни солдат и мирного населения.
Как-то мы гоняли в приграничных лесах бандеровцев. Пограничники без разговоров расстреляли троих таких вот пленных медичек. Капитан-пограничник тогда сказал: «Это зверье хуже любого палача из Безпеки. Ты не представляешь, что они с нашими пленными делают». Оказывается, у ОУН были свои курсы медицинской подготовки. Обучение строилось следующим образом: пленным советским солдатам ломали руки и ноги — и девочки-санитарки учились накладывать шины. Так же обучали работе с огнестрельными ранениями.
Я поднялся на ноги и спросил угрожающе:
— Где Звир?!
— Утек Звир, — через силу улыбнулась медсестра. — Вчера ночью его хлопцы забрали! Теперь жди! Он и за тобой придет! Он за нас за всех отомстит!
— Думаешь? — уже спокойно произнес я.
— Знаю! Все кровью зальетесь! Просить о смерти будете! Вы — жертвы. А он палач. И не тебе это менять!
И снова плюнула в меня. Ну чистый верблюд.
Я сдержался и не пнул ее. Незачем. Ей и так в жизни предстоят очень тяжелые минуты.
— Вяжите эту мразь, — велел я…
Глава пятая
— Да не переживай ты так, — сочувственно произнес Розов, выслушавший мой доклад.
У него было чемоданное настроение. Его переводили начальником областного отдела по борьбе с бандитизмом. И эту должность он заслужил как никто другой. На его место назначили нынешнего зама — тоже человека боевого и заслуженного, с которым мы давно сработались.
— Ну почему так получается? Какая-то мистика. Пан Вчера не выходит из роли.
— Везение — вещь не бесконечная. Возьмем мы его. Со временем непременно возьмем, — кивнул Розов.
— Все будут расфасованы и упакованы, — усмехнулся я, произнеся наш девиз.
— Верно!
— Вот только плохо, что как раны Звир залижет, жди новых кровавых вылазок.
И ждать долго не пришлось. Его шайка уже через неделю устроила в лесу засаду на большую группу партийно-хозяйственного актива. Погибло двадцать шесть человек, в том числе секретарь Крынского райкома партии.
А мне оставалось лишь листать сводки и проклинать свою нерасторопность. На день раньше пришел бы, на час раньше… Но приходил всегда позже.
Минуло лето, пришла осень. Сначала сухая, потом пролилась дождями. Мы все шарили по дальним лесам с КРГ и моими штатными разведчиками, вычищая схроны, ища Звира, выкорчевывая «Корни». Поголовье их бойцов сокращали ударными темпами. Но Звир продолжал бесчинствовать. Правда, теперь выбирал населенные пункты подальше. Все же войска НКВД прикрывали от бандитов все большие пространства, вытесняя банды глубже в леса.
Схема у него была устоявшаяся. В половине случаев перед бандой в селах появлялся Скрипач. Он и определял цели.
Мы не только занимались поисковыми операциями. Работали и по связям Звира, а также его приближенных. Постоянно забрасывали ориентировки во все органы НКВД и НКГБ. Ориентировали и армейцев. В итоге нашли только двоюродного брата Звира, который работал на хорошей должности в Киеве и всячески открещивался от бедового родственника.
У нас такое гуманное правило — родных не трогать. Если не считать выселения семей бандеровцев, которое, впрочем, долго не продлилось. Когда родня завязана в делишках — тут дело другое, тут вся строгость. А остальные… Вон, у Шухевича, главаря УПА, полно родни на Западной Украине. Дядька вполне востребованный адвокат во Львове, мать тоже живет там. Довольные и сытые, в то время как их родственничек
