Кэрол Макклири - Алхимия убийства
К моему удивлению, это воздушные гимнасты из цирка, симпатичные и обаятельные брат и сестра, которые очаровали доктора Дюбуа. Они в обычной повседневной одежде: на молодом человеке хорошо сшитый итальянский костюм из темного полотна и шелка, а на девушке болотного цвета платье с желтой отделкой. Единственное украшение — черная подвеска в виде лошади из эбенового дерева или какого-то темного камня на вид грубой, словно очень давней, работы.
Как и мы, они кажутся посторонними в этом заведении.
Совершается обмен приветствиями, и между Луизой и новоприбывшими мелькает взгляд, который я расцениваю как сигнал, говорящий, чтобы они не садились за наш стол, по крайней мере не сейчас, пока мы здесь. Они проходят дальше. Занятно. Доктор Дюбуа проявлял интерес к паре, а они связаны с самой известной анархисткой в городе.
— Почему вы говорите об этом мне? — спрашивает Красная Дева.
— Я уверена, что убийца — анархист.
Мужчина, сидящий справа от Луизы, идет в наступление на меня:
— Единственный способ добиться справедливости для людей — это уничтожить правительства и буржуазию, которые притесняют народ. Единственный способ уничтожить их — убить! Если твою сестру убил анархист, то это ради всеобщего блага.
Подлый негодяй. Он свирепо смотрит на меня, специально провоцируя, чтобы я возразила ему. Мне доводилось сталкиваться с такими мерзавцами. Они обожают издеваться над женщинами. Мой отец научил меня одному приему. Нужно смотреть им прямо в глаз, именно только в один глаз. Тогда их взгляд не лишит тебя присутствия духа. Я не моргнув отвечаю ему:
— Может быть, вы бы так не говорили, если бы это касалось вашей жизни. — Потом я поворачиваюсь к Луизе. — Моя сестра к политике не имела никакого отношения. Убийца — маньяк, который охотится за женщинами и зверски расправляется с ними ради своей безумной прихоти.
Она поднимает брови:
— Вы рассчитываете найти убийцу здесь? Среди нас, безусловно, есть и убийцы. — Она улыбается и смотрит на человека справа от себя, который накинулся на меня. — Но они охотятся за более крупной дичью, чем какие-то женщины.
Мужчины смеются. Я борюсь с искушением встать и сказать все, что о них думаю, но так ничего не добьюсь — меня просто вышвырнут вон. Поэтому я сдерживаю себя и продолжаю:
— Человек, которого я разыскиваю, убивает самых бедных и беззащитных женщин, социальных изгоев, не имеющих защиты со стороны закона. Он лишает жизни проституток, буквально кромсая их ножом. — Я уверена, что упоминание об отверженных обществом всколыхнет в ней чувство справедливости.
— Вы все-таки не ответили мне, почему решили прийти в это кафе и рассказать вашу историю мне. Это политическое кафе, а не общество психически ненормальных криминальных элементов.
— Как я сказала, убийца — анархист, анархист с Монмартра.
Это все равно как если бы я назвала папу римского распутником на собрании католиков. Двое сидящих за столом напрягаются и хмурятся, а Луиза поднимает брови. Я попала в точку и спешу досказать свою историю.
— Этот человек может иметь отношение к взрыву на площади Хеймаркет в Чикаго. Я столкнулась с ним, когда он скрывался под видом доктора в больнице для умалишенных в Нью-Йорке и, пользуясь своим положением, убивал проституток. Я выслеживала его в Лондоне, где он также убивал проституток, и сейчас в Париже, где он занимается тем же грязным делом. Если мы не остановим его, он будет продолжать резню, переезжая из города в город, чтобы сбить с толку полицию.
— Ты хочешь, чтобы наш товарищ работал на полицию? — говорит человек слева от Луизы. Он такой же негодяй, как и его приятель. — Мы не полицейские ищейки. — Он сплевывает на пол.
— Этот человек убивает не королей и политических деятелей, а беспомощных женщин. Женщин, которых вы задались целью освободить, — парирую я.
— Шлюх? Стоит ли переживать из-за нескольких шлюх, если будет сброшено ярмо капитализма и тирании?
Мужчины снова смеются, и, к моему удивлению, Луиза тоже. Кровь вскипает у меня в жилах, и я встаю. Чувствую, что Жюль трогает меня за руку, но я не в силах сдержать свой гнев.
— Я здесь не для того, чтобы говорить о политике. Я думала, — смотрю Луизе прямо в глаза, — что вы поймете меня. Очевидно, ошиблась.
— Почему вы считаете, что этот человек — анархист? — спрашивает Луиза.
— Он носит красный шарф и черную одежду, подражая вам.
— Во Франции сотни тысяч сторонников анархии и миллионы во всем мире. Вы говорите, он даже не француз. Почему вы думаете, что мы могли бы помочь?
— Я слушала вас, когда вы выступали на площади Бланш. Я знаю, вами восхищаются всюду. Вы сами можете не знать этого человека, но стоит вам сказать, что…
— Ты что — оглохла?
«Товарищ» справа от Луизы вскакивает, опрокидывая стул. Жюль весь напрягается.
— Ты хочешь сделать из нас шпиков? Убирайся, а то не сносить тебе головы.
Жюль встает.
— Не смейте так разговаривать с женщиной. Извинитесь, или я…
— Пожалуйста, я прошу вас, Франсуа, мадемуазель Браун и вы, мсье Верн.
Когда все садятся на свои места, Луиза лукаво смотрит на Верна.
— Вы больше не крали мои идеи, мсье Верн?
— Нет, мадемуазель, мне больше не встречались ваши идеи, которые можно было бы украсть. Тем хуже для моего творчества, поскольку «20 000 лье под водой» — одно из моих самых популярных произведений.
— Боюсь, вы и ваша пылкая подруга напрасно проделали весь путь сюда к нам. Хотя я не прощаю смерть ни в чем не повинных людей, мой друг прав, говоря, что мы не шпики. Нас не волнует ваша проблема. Однако я сочувствую вам, что вы потеряли сестру, — говорит она мне.
Я снова встаю.
— Уверена, вы будете соболезновать семье следующей невинной жертвы этого злодея. Извините за беспокойство. Когда я работала на заводе, мне в руки попала листовка с вашей речью, и она изменила мою жизнь. Прискорбно, что женщина, написавшая эти слова, не живет согласно своим принципам.
Жюль догнал меня, когда я уже вышла из передней двери.
— Прошу простить меня. Я не могла молчать.
— Да будет вам.
Я никогда не чувствовала себя такой опустошенной. Я восхищалась Луизой Мишель и пыталась подражать ей. А сейчас в одно мгновение это все рухнуло. Я столкнулась с жестокой реальностью. Когда возносишь человека на пьедестал, рано или поздно приходит разочарование. Такова жизнь. Она преподнесла мне небольшой урок, от которого остался неприятный осадок.
Когда мы приближаемся к моему чердаку, я не могу не задать вопрос о неожиданном замечании Красной Девы.
— Что она имела в виду, говоря о краже ее романа? Это и есть те «связи», о которых вы упомянули ранее?
Жюль качает головой.
— Смехотворная сплетня, разлетевшаяся по всему Парижу с неимоверной быстротой. После падения Коммуны Луизу отправили в тюрьму на одном из островов в южной части Тихого океана. Там она нашла моллюск, разновидность морской улитки, и назвала его «наутилус», также, как называется подводная лодка в моем романе. Это стало поводом для утверждений, что я купил у Луизы историю о капитане Немо и его «Наутилусе» всего за сто франков, а она, будучи бессребреницей, раздала деньги бедным. Но те, кто распустил слух, не учли, что моя книга была опубликована за год до того, как ее сослали в Новую Каледонию, и что я назвал свою субмарину по имени погружаемого аппарата «Наутилус», построенного американцем Робертом Фултоном за много лет до этого. — Он снова качает головой. — Откуда берутся такие небылицы?
— Глупые людишки.
Жюль с улыбкой смотрит на меня.
— Меня поразило отношение Луизы Мишель и ее друзей-головорезов. Они готовы защищать убийцу только потому, что он анархист. — Я останавливаюсь и поворачиваюсь к Жюлю. — Если бы мы сказали, что он буржуй, они привлекли бы всех, кто был в кафе, к поискам его. Неужели ей безразлично, что он убивает ни в чем не повинных женщин?
— Кто знает, что ценит фанатик? Вы и я высоко ценим каждую жизнь. Для радикала тысяча жизней, миллион — всего лишь мученики в борьбе за их дело. Обратите внимание, как они совершают свои террористические акты: вместе с политиком или промышленником гибнут десятки невинных людей.
— Это какое-то безумие. Вы заметили взгляд, который промелькнул между теми двумя из цирка и Луизой Мишель? Должно быть, они анархисты.
Трость Жюля при ходьбе ритмично постукивает по тротуару.
— Да, но это не удивляет меня. Италия — оплот анархизма даже больше, чем Франция. Вопрос в том, почему доктор Дюбуа проявляет к ним интерес. Что влечет его к ним — их представление или политические убеждения?
С моей точки зрения, молодого доктора влекут они сами, особенно брат, но из женской скромности я не решаюсь высказать такую мысль.
— Интересными мне кажутся и их украшения в виде лошади, — говорит Жюль. — У девушки подвеска на цепочке, а у головорезов, как вы назвали их, броши приколоты на лацканах. Их было трудно разглядеть на темной одежде.
