Майкл Грубер - Книга воздуха и теней
Однако позже я понял его, поскольку вскоре пришел человек по имени Генри Уэлис, с виду пронырливый самодовольный хлыщ, прекрасно одетый, как если бы он был человеком высокого положения. Мистер Пиготт разговаривал с ним любезно, дал ему денег, а мне сказал, Дик, это твой истинный друг Генри Уэлис, он знает тебя с юности в Уорвикшире, а теперь вы случайно встретились в Лондоне и очень обрадовались. Он актер королевской труппы и хорошо знает мистера Уильяма Шакспира. Потом мистер Пиготт бросил на меня взгляд, смысл которого я сразу понял, потому что и сам должен был стать актером, только в жизни, не на сцене. Я вспомнил тогда свой первый год, когда учился литейному делу и вел себя как ученик, грубый словом и делом, а истинного себя скрывал внутри. Вот что значит быть тайным шпионом, это не просто шифр, не просто уметь запоминать слова, думал я. И еще, да, я справлюсь, пусть изменники паписты трепещут.
Все, что произошло после, ты найдешь в письмах, которые я писал лорду Д., а именно: как я познакомился с этим Шакспиром, что происходило между нами, как он написал пьесу о злой Шотландской королеве и как мы потерпели неудачу. Здесь я повторяться не буду, потому что, боюсь, мне осталось всего несколько часов. Вся моя последующая жизнь хорошо известна тебе, Нэн, и мне грустно, что я не могу рассказать о ней ему, как делал это в прежние годы. Рассказать ему, как стал артиллеристом в Германской войне, защищал доброе протестантское дело: как был на Белой горе, как мы терпели поражение от папистов под Брейтенфельдом, и лютеране помогли нам победить, но я был сильно ранен в этой войне в ногу, вернулся, мой отец к этому времени умер, твой торговец рыбой умер тоже (за что я все время горячо молился, да простит меня Господь), и 3 апреля 1632 года мы с тобой обвенчались в Святой Маргарите, а спустя год у нас родился сын, дай Бог ему долгой жизни и тебе тоже.
Еще совсем немного, потому что время мое истекает и я едва различаю страницу, хотя день ясный, видно, начинается агония. Ты хорошо знаешь мой кожаный сундук, что я храню в своем личном чулане, в нем ты найдешь письма, зашифрованные тем способом, который я изобрел. Храни их в безопасности и не показывай никому. В них рассказано, как мы шпионили за тайным папистом Шакспиром. Или так мы думали, хотя теперь я меньше уверен. Что касается этого, по своим склонностям он был никакой. Но пьесу о М. Шотландской точно написал он, как я приказал ему от имени короля. Странно все-таки, что, хотя я мертв и он тоже, пьеса все еще жива, написанная его собственной рукой, лежит там, где только я один знаю, и может, останется там навсегда.
Теперь насчет писем: если король, Боже упаси, одержит победу в нынешних раздорах и его министры придут к тебе с плохими намерениями, может, эти письма обеспечат ваше будущее, твое и нашего сына. Ты умеешь работать с этим шифром и помнишь, что ключ есть Ива, где лежит моя мать и где я хотел бы, чтобы покоились мои кости, если ты сможешь это сделать.
Прощай, моя девочка, и надеюсь, Бог милостив и я еще увижусь с тобой в нетленном теле, обещанном нам Господом Спасителем нашим Иисусом Христом, на которого и уповаю. Тв. муж
Ричард Брейсгедл.
10
Крозетти сидел в машине отца — черном «плимуте-фьюри» 1968 года выпуска — и наблюдал за домом 161 по Тауэр-роуд, чувствуя себя ужасно глупо. Двухэтажный каркасный дом, явно нуждавшийся в покраске, был окружен поросшей сорняками лужайкой и низкой оградой. Ряд коричневатых кустов можжевельника — вот и все, к чему, по-видимому, сводилось огородничество X. Олруд. Это имя значилось на обшарпанном почтовом ящике, прибитом к покосившемуся столбу. В проезде стоял покрытый ржавчиной зеленый «чеви-седан» с поднятым капотом и разбросанными вокруг инструментами. К дому был пристроен открытый гараж, внутри него виднелись красный трактор и силуэты каких-то сельскохозяйственных принадлежностей. Место выглядело запущенным, как будто и оно само, и его обитатели потерпели крах и жили в ожидании второго дыхания.
Это было в субботу. Крозетти покинул город на рассвете, проехал почти триста миль до Пенсильвании по шоссе 1-80 и 79 и добрался до Брэддока в начале четвертого. Брэддок построен вокруг единственного перекрестка с двумя заправочными станциями, «Макдоналдсом», пиццерией, игровым видеозалом, двумя барами, продовольственным магазином, прачечной и группой старых кирпичных зданий, где когда-то располагались магазины, а теперь нижние этажи оккупировали торговцы подержанным хламом и службы для бедствующих. Позади них громоздились многоквартирные дома, видимо построенные в те времена, когда еще не закрылись шахты и заводы. Крозетти даже представить себе не мог, кто живет в них сейчас.
Найти Тауэр-роуд и жалкий дом по распечатанной с компьютера карте оказалось совсем нетрудно. Прибыв на место, Крозетти постучал в дверь — безрезультатно. Убедившись, что дверь не заперта, он толкнул ее, вошел и позвал:
— Эй! Кто-нибудь дома?
Никакого ответа; дом был пуст, без сомнения. Однако люди в нем жили: все в беспорядке, но грязи нет, на полу игрушки, маленькие машинки и пластиковые пистолеты, телевизор с большим экраном. Тут принимали и спутниковые каналы — позади дома сканировала небеса белая «тарелка». Перед телевизором громоздилось глубокое кресло, обтянутое коричневым винилом, к нему придвинута продавленная кушетка. На узкой каминной полке стояли фотографии в рамках, но разглядеть их от двери не представлялось возможным, а входить внутрь Крозетти не решался. Странно, подумал он, что не слышно лая собак. Разве не во всех сельских домах держат собак? Впрочем, откуда ему знать. Он обошел дом и на заднем дворе обнаружил детскую площадку; все предметы на ней выгорели на солнце и явно предназначались для очень маленьких детей. В центре возвышалось приспособление для сушки белья, похожее на перевернутый зонтик. Оно пустовало, некоторые веревки были порваны и слабо покачивались на легком ветерке. На заднем крыльце стояла старая стиральная машина. Крозетти заглянул в нее: сухо, повсюду паутина.
Закончив обследование, он уселся в автомобиль и стал думать об увиденном и о том, как глупо было тащиться сюда из-за одной найденной на улице почтовой карточки. Ведь он до сих пор не знал, имела ли Кэролайн Ролли какое-либо отношение к этому дому. Может, она тоже подобрала карточку на дороге или нашла в старой книге. Нет, сказал он себе, не думай об этом. Доверься внутреннему голосу. Открытка связана с ней и с той фотографией двух женщин и детей. Ну, здесь точно есть ребенок, притом мальчик. Крозетти взял снимок и принялся снова разглядывать его. Надо полагать, его «щелкнули» лет пять назад или около того, судя по лицу Кэролайн. Мальчику сейчас должно быть лет восемь-девять. На подъездной дорожке валялся велосипед, как раз подходящий для такого возраста; разбросанные в доме и на дворе игрушки тоже указывали на это. Девичьих игрушек он не заметил, как и второго велосипеда. Интересно, мелькнула мысль, что стало с девочкой со снимка? Нет, постой — во дворе была песочница, а в ней кукла Барби, потрепанная и голая. Может, девочка тоже здесь. Если только Барби не забыл какой-нибудь гость. Или если ее не украли.
Он окинул взглядом задний двор. Солнечный день, суббота, ни белья на сушилке, ни одежды, вывешенной для проветривания; стиральной машиной тоже вроде бы не пользуются. Вывод таков: здесь, скорее всего, нет женщин. Здесь живет мужчина с ребенком (или двумя детьми), и сегодня, в субботу, он поехал в город, чтобы постирать белье в прачечной-автомате, потому что негоже мужчине дома возиться с бельем. И в городе он наверняка решил покрасоваться перед женщинами, дать им понять, что не против развлечься. Или, пока машина сушит белье, он пошел в видеозал и выпил пару кружек пива. А ребенок (дети) ест свое мороженое и развлекается видеоиграми.
Крозетти поймал себя на том, что прокручивает в уме эти картинки, точно делая документальный фильм из жизни X. Олруд. То, что он появился на свет в семье полицейского детектива и библиотекарши, не объясняло для него тот факт, что он всю жизнь, с детства, придумывал истории о людях. Именно поэтому он хотел снимать фильмы и именно поэтому думал, что у него получится. Свою способность наблюдать и делать умозаключения он считал врожденным даром; так музыкант-самородок не задумывается, откуда у него в голове звучит тайная музыка.
В последний раз он поел на автозаправке, а было уже почти четыре, и он чувствовал голод. Мелькнула мысль вернуться в город и перекусить. Он уже собрался включить двигатель, как вдруг увидел приближающиеся со стороны города клубы дыма, а потом зеленый грузовик, который замедлил движение, проехал мимо и свернул на подъездную дорожку дома 161 по Тауэр-роуд. Не без удовлетворения Крозетти отметил, что в машине сидят мужчина и мальчик лет девяти, чья головка едва возвышается над приборной доской. Грузовик слишком быстро пошел на поворот и передним колесом задел валяющийся на подъездной дороге детский велосипед.
