Присцилла Ройал - Тиран духа
Она в ужасе посмотрела на свой сжатый кулак, потом другой рукой один за другим разогнула пальцы, словно они перестали слушаться.
— Я назначила ему встречу в часовне и сказала, что Исабель готова уступить его мольбам и будет ждать его. Он думал, что отец ночует в казармах.
От вихря мыслей у Элинор закружилась голова. В который раз она чувствовала свое полное несоответствие задаче. Если бы только ее тетя Беатриса была тут и могла дать ей совет. Но Беатрисы рядом не было.
— И потому ты думаешь, что послала его на смерть?
С губ Юлианы сорвался стон — отчаянный, словно стон души, завидевшей адское пламя.
— Я только хотела, чтобы отец как следует отколотил его, миледи! Я не желала его смерти!
Элинор потянулась и взяла подругу за руку.
— Я еще раз это скажу! Ты не убивала своего брата. Его убил твой отец, и на нем окончательная вина. Юлиана, тебе нужно лишь признаться…
— Я признаюсь, но я не хочу больше жить в этом мире!
— Тогда предай себя Господу и иди в монастырь. Там твоя душа обретет покой.
— Мне нужно еще кое-что сказать, миледи.
Что еще ты можешь сказать, подумала Элинор, но неприятный холодок, пробежавший по ее телу, теперь пробрался в сердце.
— Исабель, кажется, и вправду надеялась, что зачала, а мой отец не мог быть тем человеком, который даровал ей эту радость.
При этих словах Элинор буквально застыла от ужаса.
— Мужчина? Она соблазнила…
— После того, что я видела тогда за обедом, миледи, у меня зародилось сомнение, уж не ждала ли она в ту ночь к себе вашего брата.
* * *Элинор стояла у окна и смотрела на пролетавшую мимо одинокую птицу. В эту минуту она тоже чувствовала себя одинокой, страшно одинокой.
— Но он не пришел, ведь не пришел?
Юлиана ничего не сказала. Потом поднялась и подошла к настоятельнице, встав так близко от нее, что Элинор почувствовала нежный аромат ее тела.
— Ваш брат — мужчина, как и все прочие мужчины, миледи, но я уверена, что он не умышлял ничего дурного.
— Мужчина, который должен был стать твоим мужем, пришел к постели твоей мачехи, а ты говоришь, что он не умышлял ничего дурного?
— Да, Исабель могла на это надеяться, но я не знаю наверняка, разделял ли ваш брат в ту ночь ее греховное желание. — Она мягко коснулась плеча Элинор: — Раз Исабель знала, когда мой отец обычно заступал на свой пост, она, конечно, должна была предупредить Роберта, когда ему прийти и когда уйти так, чтобы его никто не обнаружил. По этой причине я думаю, что его присутствие там должно было быть чистой случайностью.
Или нет, с грустью подумала Элинор. Она всеми силами старалась поверить, что ее брат неповинен в прелюбодеянии, но не могла дольше закрывать глаза на факты, заставлявшие предположить обратное.
— Но ведь первым пришел Генри.
— Когда я услышала шум в коридоре, я подождала, а потом вышла из комнаты, ожидая найти там отца и Генри. Вместо этого я увидела силуэт другого мужчины и по очертаниям и росту догадалась, что это ваш брат. Я трусиха, поэтому я вернулась к себе и принялась молиться, чтобы мой злой замысел не подставил Роберта под удары моего отца.
— Если он собирался наставить рога твоему отцу, то заслужил эти удары. Как только ты могла вынести это, Юлиана! Ведь он должен был стать твоим мужем.
Юлиана пожала плечами.
— В глубине сердца я верю в его невиновность, миледи, потому что Роберт — благородный человек.
Сейчас свет стал ярче, и девушка, закрыв глаза, стояла в солнечном луче, который вливался в комнату, неся с собой тепло, забытое ими за все эти снежные дни. Когда она повернулась к настоятельнице, ее взгляд был таким же грустным, как у Марии Магдалины у гроба.
— А вы знаете, как ревновал Генри к сестринской близости, которая была между мной и Исабель? Эта ревность стала единственной причиной, почему он поддержал меня в желании оставить мир и принять священные обеты. Потом он пытался отравить любовь клеветой. Когда наши семьи решили, что мы с Робертом должны пожениться, Генри сказал ему, что он не испытает в постели со мной удовольствия, если, конечно, тот не питает большей склонности к мальчикам. Ваш брат проявил великодушие и встал на мою защиту.
— Так он и должен был поступить, Юлиана, — кивнула Элинор. Быть может, она так никогда и не узнает, правду ли говорил брат о причине, приведшей его к спальням в столь неурочный час. Воистину, любовь к брату заставляет уважать его маленькие слабости, а значит, она не станет спрашивать его, хотя есть один человек, кому…
— Роберт проявлял благородство, и они с Генри ссорились. За эту порядочность я и уважаю вашего брата, а еще из-за этой его чистоты я поняла, что не могу выйти за него замуж. Хороший человек заслуживает жену, которая найдет радость в его теле и захочет вынашивать ему детей. Бог же в Его великой милости изгнал из моего сердца всякое желание иметь мужа и детей.
— Многие чувствуют так же, но разве не будет добрым поступком остаться в миру и даровать душевный покой Исабель?
Юлиана печально покачала головой.
— Это будет такая же ложь, как если бы я согласилась выйти замуж за Роберта. Я не могу хранить душевный покой Исабель, которая пыталась продать свою душу и душу моего отца. Какую бы любовь мы с ней ни питали друг к другу, сейчас для меня она все равно что прокисшее молоко, оставленное на солнце в жаркий полдень. Нам теперь не может быть хорошо вместе.
— Ты могла бы примирить ее с Богом.
— Разве можно примирить с Богом того, любовь к кому дала трещину?
Глаза Юлианы снова потемнели.
Послышался стон, и Элинор не сразу поняла, что он вырвался из ее собственной груди. Сколько раз она пыталась развеять мрачные думы брата Томаса, но безрезультатно?
— Трудный вопрос, но признаю, что справедливый, — ответила она.
Они замолчали.
— Зачем ты призналась в убийстве Генри? — спросила Элинор.
— Он умер из-за меня. А еще я решила, что для меня самой будет лучше, если повесят меня, а не отца.
Элинор в ужасе отшатнулась.
— Значит, ты не хотела сама лишить себя жизни, но собиралась прибегнуть к услугам палача, чтобы он за тебя это сделал?
— Нет! Признаюсь, у меня было желание убить себя, но ваш монах меня остановил. Когда я стояла на стене замка вашего отца, я думала броситься вниз. — Глаза Юлианы стали непроницаемы. — Вы понимаете? Одним мгновением боли я могла положить конец жизни, полной мучений.
— Одним мгновением боли ты приобрела бы себе целую вечность мучений.
Юлиана прислонилась к настоятельнице, словно ее вдруг оставили последние силы.
— Возьмите меня, миледи, я так устала от мира. Иногда я боюсь, что на этой земле нет большей грешницы, чем я. Иногда — что это не так. Умоляю вас дать мне обрести покой в лесной хижине, где Бог сможет даровать мне утешение и понимание, которые мне необходимы.
Элинор обняла ее.
— Если ты стремишься понять любовь, то Он тебя научит, — сказала она голосом, полным надежды, хотя искала этого понимания для себя. — Но зачем проситься в отшельницы? Почему не присоединиться к общине тиндальских монахинь?
— Я жажду жить, настолько погрузившись в безмолвие, чтобы даже мне удалось расслышать мудрость, которой Господу будет угодно меня удостоить. Голоса же других монахинь, пусть их молитвы и песнопения сладостны, будут словно рев в моих ушах, заглушающий Его драгоценные слова. — Она умолкла на мгновение. — Вы боитесь, что мое призвание — минутный порыв, что мое желание уйти из мира основано лишь на грехах, которые Бог простит, как вы верно сказали?
— Не задаться этим вопросом было бы несправедливо как по отношению к тебе, так и к Богу.
— Я никогда не мечтала о замужестве, миледи. Один раз страсть захватила меня, потом я сумела ее подавить.
— Ты можешь снова почувствовать то же, а следом придет желание выйти замуж.
Юлиана улыбнулась.
— Это было юное безумие, миледи, жар в груди, который быстро угас и никогда не вернется. Воистину, я не раз спрашивала себя, не предназначил ли меня Господь для целомудренной жизни, но тогда я еще не чувствовала призвания. Оно пришло, когда Исабель вышла замуж за отца. Господь начал являть мне знамения, указывая в этом направлении. Конечно, Он простил бы мне те грехи, в которых я вам призналась, но Он хотел, чтобы я увидела, насколько порочна моя душа. Я думала, что моя любовь к Исабель и к отцу невинна. Невинна? Она была осквернена греховным незнанием, и я начала понимать, что понятия не имею о том, что такое любовь.
— Но отказаться от всякой человеческой поддержки и помощи?
— Я проводила много времени в молитве, но шум посторонних голосов всегда возвращал мои мысли обратно на землю. Исабель взывала ко мне, цепляясь за меня, ища во мне утешения. Отец успокаивался, какими бы глупыми ни были мои попытки его развлечь.
