Борис Акунин - Коронация, или Последний из романов

— «Орлова» мне вверили с одним условием. Я дал гарантию, что камень ни в каком случае у Линда не останется. Ни в каком случае, — со значением повторил он.

Я кивнул:

— То есть, если придётся выбирать между жизнью его высочества и бриллиантом…

— Вот именно.

— Но как можно быть уверенным, что «Орлов» не достанется доктору? Разве госпожа Деклик сможет ему помешать? И потом, вы сами говорите, подземные ходы…

— Я поставил Линду условие, переданное Эмилией ещё позавчера. Поскольку речь идёт не об обычной драгоценности, а о священной реликвии, б-бриллиант не может быть доверен слабой женщине. Гувернантку будет сопровождать хранитель. Один, без оружия, так что нападения Линду можно не опасаться…

— Кто же этот хранитель?

— Я, — грустно молвил Фандорин. — Хорошо было придумано, правда?

— И что же?

— Ничего не вышло. Я загримировался старым, сутулым камер-лакеем, да, видно, недостаточно тщательно. Мы с Эмилией больше часа простояли в Храме. К нам никто не подошёл. А позавчера, когда она была одна, никаких затруднений не возникло. Снова записка, закрытая карета в одном из ближних п-переулков, и так далее. Вчера же мы прождали до четверти седьмого и вернулись обратно не солоно хлебавши.

— Неужто Линд отказался от обмена? — упавшим голосом спросил я.

— Как бы не так. В Эрмитаже нас поджидало письмо, доставленное прежним порядком — через почтальона, но без штемпеля. Вот, п-прочтите, тем более что это имеет самое непосредственное отношение к вашей персоне.

Я насторожённо взял листок, от которого едва уловимо веяло ароматом духов.

— «Граф Эссекс»?

— Он самый. Да вы ч-читайте, читайте.

«Я решил сделать династии Романовых щедрый подарок к коронации», — прочёл я первую французскую фразу, и у меня всё поплыло перед глазами. Неужто…?

Но нет, моя радость была преждевременной. Похлопав ресницами, чтобы разогнать туман, я прочитал записку до конца:

Я решил сделать династии Романовых щедрый подарок к коронации. Цена подарку — миллион. Ведь именно в эту сумму оценивается обговорённый ежедневный взнос за «Орлова», любезно одолженного мною российской монархии. Итак, можете владеть камнем ещё один день, и совершенно бесплатно. В конце концов, омрачать вам такой торжественный день с моей стороны было бы по меньшей степени неучтиво.

Мы совершим нашу маленькую трансакцию завтра. Пусть гувернантка будет в соборе в семь часов вечера. Я понимаю ваше нежелание доверять этой женщине такое сокровище и не возражаю против одного сопровождающего. Однако это должен быть человек, которого я знаю, а именно — мсье Собачьи Бакенбарды.

Сердце у меня заколотилось часто-часто.

— Так вот почему вы мне все это рассказываете?

— Да. — Фандорин испытующе посмотрел мне в глаза. — Я хочу просить вас, Афанасий Степанович, принять участие в этом опасном деле. Вы не полицейский агент и не военный, вы не обязаны рисковать жизнью ради г-государственных интересов, однако обстоятельства складываются так, что без вашей помощи…

— Я согласен, — перебил его я.

В этот миг мне совсем не было страшно. Я думал только об одном: мы с Эмилией будем вместе. Кажется, именно тогда я впервые мысленно назвал мадемуазель по имени.

После недолгой паузы Эраст Петрович поднялся.

— Тогда отдыхайте, у вас усталый вид. В десять часов будьте в г-гостиной. Я проведу с вами и Эмилией инструктаж.

Позднее солнце нагрело бархатные шторы, и от этого в затенённой гостиной явственно запахло пылью. С бархатом вечно трудности — такой уж это материал: если провисит годами без регулярной стирки, как, например, здесь, в Эрмитаже, то въевшуюся намертво пыль до конца уже не вычистишь. Я мысленно пометил себе сегодня же распорядиться о замене занавесей. Если, конечно, вернусь с операции живым.

А благополучный исход затеваемого мероприятия представлялся мне весьма сомнительным. На последнем — надо полагать, уже самом последнем совещании — присутствовали лишь те, кто непосредственно участвовал в операции: мы с мадемуазель, господин Фандорин и два полковника, Карнович и Ласовский, державшиеся тише воды, ниже травы и внимавшие Эрасту Петровичу с подчёркнутым почтением, уж не знаю, подлинным или фальшивым.

На широком столе была разложена схема местности меж Новодевичьим монастырём и Новодевичьей набережной, причём исполненная честь по чести, не так, как давеча, на клеёнке. Заштрихованными кружками были отмечены тайные пикеты, окружавшие пустырь со всех сторон: старший агент (Фандорин назвал его фамилию — Кузякин) в дупле старого дуба на углу Вселенского сквера; шестеро «служителей» в бараке Детской клиники, что выходила окнами на пруд; одиннадцать «монахов» на стене монастыря; семеро «лодочников» и «бакенщиков» на реке; один под видом торговки на выезде с Погодинской улицы; трое «нищих» у ворот монастыря; двое «рыбаков» на пруду — эти ближе всего, итого в первом кольце оцепления расположился тридцать один агент.

— Порядок обмена должен быть такой, — объяснил Фандорин, показав пикеты. — Вас двоих подвозят к часовне, вводят внутрь. Вы т-требуете снять повязки. Там наверняка имеется свой ювелир. Вы отдадите ему «Орлова» на экспертизу, после чего отнимете обратно. Тогда госпожа Деклик спустится в склеп и заберёт мальчика. Когда ребёнка к вам выведут, вы передаёте камень. На этом ваша, Зюкин, миссия закончена.

Я не поверил собственным ушам. Авантюрный склад господина Фандорина был мне уже достаточно известен, но даже от него я не предполагал подобной безответственности. Самое же поразительное было то, что начальник дворцовой полиции и обер-полицмейстер выслушали этот безумный план с самым серьёзным видом и ни словом не возразили!

— Какая чушь! — с несвойственной мне (но вполне оправданной обстоятельствами) резкостью воскликнул я. — Я буду один, без оружия, мадемуазель тоже не в счёт. Да они просто отберут у меня бриллиант, убедившись, что он настоящий. А возвращать Михаила Георгиевича и не подумают! Просто уйдут каким-нибудь подземным ходом, а нас всех троих зарежут. Отличная выйдет операция! Не лучше ли, дождавшись, пока нас с госпожой Деклик заведут внутрь, взять усыпальницу штурмом?

— Не лучше, — кратко ответил Фандорин.

А Карнович пояснил:

— Уж при штурме-то его высочество наверняка будет убит. А заодно и вы двое.

Я замолчал, взглянул на Эмилию. Надо признать, она держалась гораздо спокойнее меня и, что было особенно больно видеть, взирала на Фандорина с полным доверием.

— Эхаст Петхович, — тихо произнесла она, — доктох Линд очень хитхый. Вдхуг меня и мсье Зьюкин сегодня повезут в дхугое место, совсем новое? Если так, то ваша embuscade[28] будет пустой.

— Впустую, — по старой привычке поправил я и обернулся к многоумному Фандорину, ибо вопрос был, как говорится, в самую точку.

— Вот это не исключено, — признал он. — Но на сей счёт мною предусмотрены некоторые м-меры. И ваши, Зюкин, опасения, что камень отберут, а мальчика не отдадут, тоже вполне резонны. Здесь всё будет зависеть от вас самого, и теперь я перехожу к г-главному.

С этими словами он подошёл к деревянному ларцу, стоявшему на столике близ окна, и двумя руками достал оттуда гладкий и сияющий золотой шар размером с маленькую крымскую дыню.

— Вот ваша гарантия, — сказал Эраст Петрович, кладя шар передо мной.

— Что это? — спросил я и наклонился.

В зеркальной поверхности шара отразилось моё потешно растянутое лицо.

— Бомба, Афанасий Степанович. Страшной разрушительной силы. Внутри там есть такая маленькая к-кнопочка. Если её надавить, высвобождается взрыватель, а после этого д-достаточно любого сотрясения — к примеру, просто уронить шар на каменный пол — и произойдёт взрыв, после которого не останется ни вас, ни Линда с его людьми, ни самой часовни. «Орлов», впрочем, уцелеет, потому что он вечен, и п-позднее мы непременно найдём его среди обломков… Вот это вы и должны будете объяснить доктору. Скажите, что при малейшем п-признаке нечестной игры вы бросите шар на пол. Это единственный аргумент, который на Линда подействует. Так сказать, наш маленький сюрприз.

— Но бомба ненастоящая? — догадался я.

— Уверяю вас — самая что ни на есть н-настоящая. Заряд состоит из гремучей смеси, изобретённой химиками Императорской минно-артиллерийской лаборатории. Комиссия Главного артиллерийского управления не одобрила смесь из-за её чрезмерной взрывоопасности. Если вас станут обыскивать при посадке в к-карету, вы скажете, что шар — это футляр для «Орлова», и открывать его ни в коем случае не позволите. Заявите, что иначе поездка отменяется. Впрочем, если за вами приедет тот же самый безмолвный кучер, дискуссия маловероятна.