Элиетт Абекассис - Сокровище храма

Я поднял глаза к небу, но там не было для меня никакого знака. В голову непрестанно возвращались разные образы. Я думал о смерти профессора Эриксона, семьи Ротберг, перед глазами стоял нож, положенный под подушку Джейн, и я цепенел от ужаса. Что произошло в ходе этой церемонии тамплиеров? Почему воспоминания мои были такими смутными? Откуда появился огонь и кто его вызвал? Неужели это был Он, спасая меня Своим сиянием? Но почему тогда не было никакого предзнаменования? Я бродил в потемках, распираемый вечными страданиями, я воображал себе самое худшее и чувствовал себя совсем беспомощным. Я чего-то ждал — знака, просьбы, шантажа, но все впустую.

Был вечер. В глубине, на самом дне небосвода, пытался я узреть Его, узреть Его вновь. Но Он накрыл нас сводом Своего небесного обиталища, для того чтобы я опустился как можно глубже в бездну и залили бы меня воды небесные. Я пытался вновь встретить Единственного, но Единственный, о котором я думал, был бессловесным, и невозможно было проникнуть в Его тайну. Я только что расстался с землею и перестал быть, и я шел в неизведанную страну. Марш одиночки к Концу Света, к Страшному Суду.

Да и кто я такой, чтобы увидеть Его? Кем я был? Действительно, кем? Был ли я человеком из Восьмого свитка, тем, кого называют львом, был ли я Его сыном или не был? Был ли я тем, кого свяжут как ягненка и которого спасут так, как Бог спасает, дабы исполнилось Его слово; был ли я побегом, растущим от корня, и Дух и Вечность сошли ли на меня? Где Он был, когда еще в мирное время я ушел на поиски сыновей света, сыновей тьмы, собирая сыновей Леви, сыновей Иуды, сыновей Вениамина, пустынных отшельников против армий Сатаны, жителей Филистии, банд Киттима Ассура и помогавших им предателей? Но кто они, сыновья света, и кто они, сыновья тьмы? А я? Был ли я сыном человека рода Давидова и сыном сыновей пустыни, раз уж умастили мою голову елеем? Или я был чахлым ростком, побегом, выросшим из высохшей земли? Позже во всем мире разразится битва против сынов тьмы, война беспощадная, и против нечестивых жрецов, но кем я был на самом деле и где мое место в этом витке истории? Когда пробьет мой час? Они сказали, что сделали ровным путь для Бога в пустыне, они сказали, что все готово к его приходу, и у них есть сокровище из драгоценных камней и священных предметов из бывшего Храма, есть все, чтобы покрыть славой Иерусалим и отстроить Храм, — так они говорили.

Нет, не такой уж я безгрешный, я не могу заставить забить источник в пустыне, не могу залить водой степь, не был я и утешителем всех страждущих, не способен был на жестокость и безумные убийства, не мог говорить: Бог приведет, поставит на место, создаст заново. На горе не было перекошенного лица того, кого избрали, и того, кого сенью покрыло облако. Нет, я не возлюбленный сын, вслушайтесь, потому что я сын не человека! Я сын Адама. Вот так, просто, сын Бога, существо с тленной плотью, состоящее из плоти. Ничто не предвещало мой приход, никто не желал его, и я был таким же, как и все. Дух Господень прошел мимо меня. Но дух страха, страха до дрожи… О Боже! Что они сделали с Джейн? Где она?

Чтобы утопить мое горе на грани отчаяния, я выпил, да, я выпил виски прямо из бутылки, которую захватил в гостинице, и опьянение смыло чувство всякого отношения к внешнему миру. Сердце встало на место, освободилось и на крыльях моей судьбы понеслось к Тому, у которого нет имени.

Чем это кончится? Мне нужно было знать, стали бы злые добрее, надеясь на посмертные почести, и умерили бы злые свои страсти из страха, избегнув наказания при жизни, не получить вечного покаяния после смерти, или они навсегда останутся такими? От кого это зависело? Новая любовь придала мне смелость, любовь разделенная, расширившаяся, спасенная. В близости Единения я был внутренне чист, у меня не было лица, тела, я был свободен, заново создан в безграничном беззвучном пространстве, в котором я затерялся, страдая от боли созидания, дающей доступ к самопознанию, являющемуся свободным полетом души и тела, и мне показалось, что я вознесся над самим собой, что я парил в воздухе, отдаляясь от времени, от тех начал, когда Бог создал небо и землю, и земля была хаосом, и мрак покрывал бездну. «И Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один».[13] Кто это был? Возможно ли, что он меня спас? Был ли он там, когда во время церемонии тамплиеров я взывал к нему? Могущественный, Наводящий Страх, Милосердный и Сочувствующий. О Боже! Где же Джейн?

Теперь мне нужно было знать, нужно было найти Божию справедливость, нужно было знать, наконец, что я есть судья. В Свитке войны говорится, что сыны света победят сынов тьмы, армию Сатаны, войска Едома со всем их оружием, флагами и военными доспехами. В центре этой битвы находился двуличный человек, человек лжи. А если этим человеком была женщина? Если Джейн не исчезла? А что если она не похищена, а покинула меня по своей воле? Будьте завтра ровно в семь в церкви Томара.

А вдруг все это подстроено?

Я совсем помешался — от боли и сомнений. Я думал, слишком много думал, а ведь думать — значит проявлять слабость, отдаляться, сожалеть; думать — это значит вспоминать, взывать к жизни; когда есть жизнь, перестаешь думать. Я думал, переживая настоящий разлад тела и духа, а это вдруг напоминало о разлуке и испытании, проявляя себя в алчной силе, рвущейся к будущей жизни, ведь недаром тело тленно и исчезает, а дух выживает, словно уносимый высшей силой.

Но если все это было лишь ложью, маскарадом? Если бы я был настоящим Мессией, разве не мог бы я вершить чудеса? А раз я не был Ари, сыном человеческим, Мессией ессеев, тогда я — просто Ари Коэн, сын Давида Коэна, и война, которую я затеял, не была войной сынов света против сынов тьмы, а войной с самим собой. Тогда не стоило ждать. Не стоило больше ждать. Нужно было действовать.

В моем номере на ночном столике стоял телефон. Я, наконец, решился позвонить.

Шимон Делам, начальник секретной израильской службы, справедливый Шимон Делам не раз уже вытаскивал меня из затруднительных положений.

Я набрал его номер. Рука слегка дрожала, дрожал и голос, словно я смутно чувствовал, что у меня сейчас будет решение, ключ к разгадке, которые я уже заранее отвергал.

— Шимон, — произнес я, — это Ари, Ари Коэн.

— Ари, — ответил Шимон. — Я ждал твоего звонка.

— Я по поводу Джейн. Джейн Роджерс.

— Разумеется, — сказал Шимон, — разумеется.

— Мне нужны сведения о ней.

— Для тебя это важно?

— Вопрос жизни и смерти.

— Ладно.

Я услышал, как он прикуривает…

— Ты подозреваешь, что Роджерс не археолог, как другие, — сказал Шимон.

— Что ты имеешь в виду?

После недолгого молчания я услышав.

— Она работает на ЦРУ.

— На кого? — вскричал я.

— На ЦРУ, это выяснено. Помнишь, Ари, дело о распятии, которое я доверил твоему отцу и тебе?

— Да.

— Ее работа в качестве ассистентки была лишь прикрытием. В действительности она уже работала на ЦРУ.

— Почему ты говоришь мне об этом только теперь?

— Видишь ли, Ари, ты прошел армию и знаешь, что…

— Да, — оборвал его я, — конечно, знаю.

— Она собирала разведданные по Сирии под прикрытием археологии до того момента, как… случилась эта трагедия, убийство Эриксона… Когда вас преследовали в Масаде, целили в нее, Ари. Это опасный агент. Ей велели выйти из игры, но она отказалась. Она втянулась в это дело, чтобы помочь тебе, я думаю.

— Как ты это узнал?

— Потому что она позвонила мне вчера. Просила передать тебе послание.

— Что она от меня хочет?

— Она велела сказать, что если возникнут проблемы и все обернется против тебя, ты должен вернуться в Кумран.

Один-одинешенек, каким я никогда не был, в самом глубоком отчаянии я возвращался туда, откуда пришел: в Иудейскую пустыню, к Мертвому морю, в места, которые называют Кумран.

О друзья мои, сколько же горечи было в моем сердце! Джейн — шпионка… Она увлекла меня за собой, чтобы лучше выполнить свою задачу, она воспользовалась моей любовью для осуществления своих планов. И все это, не исключено, с первых же часов. Может быть, она и не любила меня никогда, лгала мне с первой же встречи два года назад.

Она умело расставила ловушку, она смотрела на меня бесстыдными глазами, она очаровала меня, сбила с праведного пути, перевернула мою жизнь, а я все бросил ради нее, слепо доверял ей, ничего не утаивая, послушный ее зову, готовый преодолеть все опасности.

Как я ее ненавидел! И как счастлив был бы узнать новости о ней, знать, что она жива! Или, по меньшей мере, надеяться на это. Мои повлажневшие глаза встретились взглядом со своим отражением в зеркале, висевшем напротив.