Дело бога Плутоса - АНОНИМYС
Трибуны взвыли, димахер ринулся вперед, наклонился над поверженным противником и с маху вонзил остро отточенный кинжал ему в грудь. Точнее, попытался вонзить, потому что Загорский очень ловко перекатился в сторону и одним прыжком снова оказался на ногах. Противник, стоявший теперь на четвереньках, пару секунд недоуменно глядел на него снизу вверх, потом взревел, поднялся на ноги и снова бросился на Загорского. Тот отбил удар щитом, правой рукой ловко повернул свой меч – и один из двух кинжалов димахера полетел на помост.
– Уймись, дружище, – внушительно сказал Загорский. – Уймись, или мне придется тебя остудить.
Однако лысый гладиатор то ли не понимал французского языка, то ли вообще не разбирал человеческую речь. Не пытаясь поднять упавшее оружие, он снова с диким ревом бросился на врага.
Загорский вздохнул, опять отбил удар и, в свою очередь, весьма чувствительно двинул димахера в лоб рукояткой меча. Тот открыл рот, попятился и под хохот публики повалился на помост. Пару раз он делал попытки встать, но снова, как пьяный, валился обратно. Подбежали два человека из охраны, подхватили его под руки и повлекли прочь, к выходу.
Довольный Иероним незаметно показал большой палец Загорскому. Публика смеялась и рукоплескала своему любимцу.
Появился следующий гладиатор. Это был высокий жилистый боец, чем-то похожий на Нагеля, однако, судя по всему, лишенный его робости. Он был одет самнитом и вооружен копьем.
Этот, пожалуй, был опаснее первого. В основном из-за того, что имел длинное оружие, а Загорский лишен был возможности маневрировать и быстро двигаться. Парировать выпады копьем при помощи меча – дело довольно сложное, тут каждый удар противника может стать последним, особенно, если копье заточено как следует. Маленький щит-па́рма тут тоже неважный помощник, здесь больше подошел бы большой прямоугольный скутум. Однако снаряжение, разумеется, никто менять ему не станет, придется обходиться тем, что есть. Проклятые кандалы! Он уже едва не погиб из-за них сегодня, в ушах до сих пор шумело после недавнего неудачного падения.
С каждой секундой самнит подбирался все ближе. Еще минута-другая – и Загорский вполне может лишиться жизни. О, если бы только он мог двигаться свободно…
Внезапно перед мысленным взором действительного статского советника возникла невысокая фигура в черном китайском и́фу[13]. Немолодой уже человек с вислыми седыми усами, редкой бородкой клинышком и пронзительным взором смотрел на него из какого-то невероятного далека.
– Бэн-цюа́нь, – строго проговорил человек, – мой чудесный удар и техника передвижения… Ты знаешь ее, ты не мог забыть.
И тут Загорский вспомнил этого человека. Это был знаменитый мастер Син-и-цюа́нь[14], учитель Го Юньшэ́нь. Нестор Васильевич познакомился с ним, когда в молодости жил и учился в Китае. Го Юньшэнь уже тогда был легендой, человеком, внесшим особенный вклад в развитие Кулака оформленной воли или, как его еще называли, Кулака сердечной воли. Учитель Го с молодости славился необыкновенной драчливостью, или, вернее сказать, бойцовским характером. Он вызывал на бой всех встреченных ему мастеров боевых искусств и, как правило, бой оканчивался его сокрушительной победой. Однажды ему не повезло – он убил соперника и попал в тюрьму. Однако и в заключении мастер Го не прекращал тренировок. Именно в тюрьме он придумал Бэн-цюань или Кулак основы. Все дело в том, что по тюрьме Го Юньшэнь передвигался в кандалах, как сейчас Загорский. Известно, что во внутренних стилях китайского ушу, да и не только в них, базовая сила любого удара берется из усилия ног. Но что делать, если шаг ограничен кандалами? И учитель Го придумал шаг, когда при атаке левая нога немного выступает вперед – ровно настолько, настолько позволяют цепи, а правая с силой подтягивается к левой. Если же надо отступать, то первой начинает двигаться назад правая нога, а за ней тянется левая. Благодаря такому шагу боец может довольно быстро передвигаться вперед и назад небольшими шажками, при этом нанося протыкающие удары кулаками такой силы, что от них почти невозможно защититься.
Что, если воспользоваться методом учителя Го, и попытаться перемещаться шагом бэн-цюань?
Загорский поднял взгляд от помоста – перед глазами его качалось острие копья, которое держал в руках его долговязый противник. Нестор Васильевич не увидел, а почувствовал, как самнит собирается ткнуть его копьем и за секунду до удара сделал несколько коротких, но очень быстрых шага назад. Копье ударило в пустоту. Не дожидаясь, пока враг опомнится, Загорский так же стремительно сделал несколько шагов вперед, подтягивая за собой правую ногу, и нанес тяжелый удар мечом по шлему противника. От удара гладиатор качнулся. Было видно, что удар только оглушил его, но не вывел из строя – шлем выдержал атаку тупого меча.
Самнит отчаянно замахал копьем, как палкой. Отбив пару ударов, Загорский снова отбежал мелкими шажками на безопасное расстояние. К счастью, гладиатор, хоть и сравнительно опытный, копьем своим владел весьма посредственно, чаще используя его, как дубину. Однако даже скользящий удар наконечником мог нанести серьезную рану. Поэтому Нестор Васильевич решил не развлекать публику замысловатыми антраша, а, улучив момент, выбил копье из рук противника, подхватил его и упер в горло замершему от ужаса гладиатору.
Можно сказать, что в сравнении с димахером самнит отделался легким испугом. Он, во всяком случае, ушел с помоста самостоятельно, злобно оглядываясь на Загорского и бормоча что-то себе под нос.
Однако торжество Загорского длилось недолго. По приказу папаши Боссю Иероним отнял у него трофейное копье и снова вручил затупленный меч-гладиус.
– Прости, но таковы правила, – сказал он Нестору Васильевичу. – Ты должен сражаться тупым оружием, иначе ты всех перебьешь.
Действительный статский советник мог сказать, что он и так всех перебьет – не только с тупым оружием, но даже и вовсе без оружия, одними голыми руками: разумеется в том случае, если ему освободят ноги.
– Этого не будет, – отвечал Иероним, – мэтр Боссю хочет, чтобы ты сегодня погиб на арене.
– Передай мэтру Боссю, что лучше бы ему бежать отсюда поскорее, – буркнул Загорский. – Потому что когда я, наконец, вырвусь отсюда, я первым делом оторву ему голову.
– Непременно передам, – осклабился Иероним.
Поняв, очевидно, что даже закованный в цепи Загорский не по зубам его гладиаторам, папаша Боссю послал на помост сразу трех бойцов. Здесь самое время было бы