Мальтийский крест Павла Первого - Наталья Николаевна Александрова
Я воспользовалась этим обстоятельством, поднырнула под руку с монтировкой и стремглав вылетела из пикапа.
И оказалась на оживленной улице — пикап успел выехать со двора.
Мой преследователь прочистил глаза, развернулся и, ревя, как раненый носорог, бросился в погоню.
Я метнулась вперед и тут же оказалась рядом с какой-то небольшой машиной.
Дверца машины открылась, и удивительно знакомый голос проговорил:
— Садись! Ну садись же скорее!
Раздумывать было некогда — разъяренный гастарбайтер уже буквально дышал мне в спину и размахивал монтировкой в полуметре от моей головы…
Я юркнула в машину, захлопнула дверцу, и машина тут же рванула с места…
Я перевела дыхание, откинулась на спинку сиденья и наконец обернулась, чтобы рассмотреть своего спасителя…
Точнее, спасительницу.
Рядом со мной на водительском сиденье сидела Жанна. Моя лучшая, моя единственная подруга.
— Ты как здесь оказалась? — спросила я, отдышавшись.
— Вот интересно! Это моя собственная машина. А вот как ты здесь оказалась?
— Ох… это долгая история.
— Ну, вообще-то я никуда не тороплюсь… я к клиентке за город еду. К собаке.
— Что, такой плохой характер? Так откажись от нее.
— При чем тут ее характер? Я ее вообще еще ни разу не видела, первый раз еду.
— Но ты же ее собакой назвала.
— А, ты об этом! Так она действительно собака. Самая настоящая. Четвероногая.
Увидев удивление в моих глазах, Жанна пояснила:
— Я собак тоже стригу. А что — специальные курсы закончила. Платят, между прочим, хорошо. И характеры у собак лучше, чем у некоторых двуногих клиенток…
— Надо же, а я и не знала, что ты теперь собачек стрижешь. Растешь над собой, овладеваешь новой профессией…
— Жизнь заставляет, — буркнула Жанка, не отрывая глаз от дороги.
— Что — опять?
— Не опять, а снова, — зло сказала Жанка, она терпеть не могла жаловаться.
Жанкина мамаша была по-своему женщиной неплохой, но какой-то безвольной. И умом не блистала, это еще мягко сказано. Образования никакого не получила, ну это ладно. Но и профессии у нее никакой не было, то есть денег не могла заработать от слова «совсем», как в сердцах высказалась как-то Жанка.
По молодости была она симпатичной, даже красивой, но красота эта не принесла ей никакой пользы. Жанку родила она в восемнадцать лет, причем ее отец пропал из виду, когда Жанке было года полтора, и больше не появлялся. Потом было у нее два мужа, один пил без просыпу и умер от цирроза печени в относительно молодом возрасте. Другой муж пил в меру, но от выпитого зверел и бил жену и Жанку.
Впрочем, с Жанкой у него это продолжалось недолго, лет с двенадцати она научилась давать сдачи.
Тогда мы с ней и познакомились. Потом, примерно через год, когда я успокоилась настолько, что могла думать о случившемся со мной в детском лагере без дрожи, я нашла как-то бумажку с номером ее квартирного телефона (мобильника у нее, разумеется, не было) и позвонила, чтобы поблагодарить. С тех пор мы стали общаться, но редко.
Очередной муженек ее мамаши получил в драке бутылкой по голове и умер в больнице. Жанка кое-как закончила девять классов и поступила учиться на парикмахера. Тут моя мама прознала про наше общение и сделала все, чтобы его прекратить. Но натолкнулась на мое упорное сопротивление и так удивилась, что ослабила хватку. А потом умер отец, и ей стало не до меня.
Жанка окончила училище, нашла работу, мать ее в это время познакомилась с каким-то отставным военным и уехала с ним куда-то за Урал. А через несколько лет вернулась беременной на приличном сроке и родила Кешку. Сказала, что муж ее умер, а его родственники выгнали ее из дома.
Правда ли это, Жанка решила не уточнять. К братику она испытывает материнские чувства, балует его, как может, а на мамашу давно махнула рукой, поскольку после положенного декрета та работает где придется и нигде не задерживается надолго. Вот и сейчас, видимо, ее уволили. Или сама ушла.
— Жанка, а куда ты меня везешь? — Я огляделась по сторонам. Вдоль дороги мелькали деревья, потом показался поселок. — Мне вообще-то на работу надо, в редакцию.
— Ну, не знаю, как ты будешь отсюда добираться. Лучше подожди, пока я подстригу эту собачку, и я тебя отвезу домой. Или куда ты скажешь. Я думаю, долго мы здесь не задержимся.
Жанна подъехала к воротам, посигналила.
Никакой реакции на ее сигнал не последовало.
— Да что они там, спят все, что ли… сами меня торопили, а теперь не открывают…
Жанна вышла из машины, подошла к воротам, нетерпеливо нажала кнопку.
Из динамика у нее над головой раздался сонный голос:
— Это кто-о?
— Парикмахер, собачку вашу стричь.
— Соба-ачку? Ну, заезжайте…
Ворота открылись.
Жанна села за руль, въехала на участок.
Участок был большой и красивый, по сторонам от подъездной дорожки росли шпалеры роз, купы кустов, усыпанных крупными желтыми цветами, разноцветные пионы.
Я в цветах не очень разбираюсь — красиво, и ладно, а как они называются, мне все равно.
В глубине участка красовался двухэтажный дом в стиле швейцарского шале. На крыльце этого дома стояла крупная розовощекая девица в униформе горничной — коричневое платье с белым передником. Она с задумчивым видом что-то жевала.
Жанна затормозила перед крыльцом, вышла.
Горничная выплюнула в ладонь катышек резинки и осведомилась:
— Тебя хозяин, что ли, вызвал?
— Ну да. А сам-то он где?
— А его до вечера не будет.
— Ну ладно, не возвращаться же. Управимся без хозяина. А где ваша собачка?
— Соба-ачка? — переспросила горничная с каким-то странным выражением. — Сейчас покажу. Только ты уж с ней сама разбирайся. А это кто с тобой? — она кивнула на меня.
— Ассистент! — строго сообщила Жанна.
Ну, я сделала большой карьерный скачок — дослужилась от журналиста до ассистента собачьего парикмахера!
— Ассистент — это хорошо! — с тем же странным выражением произнесла девица. — Ну пойдем… к собачке.
Жанна достала из багажника чемоданчик с парикмахерскими инструментами, надела рабочий халат и пошла за горничной. Я поплелась следом — раз уж я ассистент, значит, нужно хотя бы присутствовать при процессе стрижки…
Вслед за горничной мы обошли дом сбоку.
Здесь была еще одна дверь, металлическая, вся покрытая какими-то странными вмятинами и царапинами.
На лице горничной появилось испуганное выражение. Она показала на дверь и, понизив голос, проговорила:
— Ну, вот она здесь и живет… наша… собачка…
Жанна удивленно взглянула на девицу.
— А что вы
