Паспорт предателя - Алан Хинд
— Мне кажется, что это пустая выдумка, — сказал офицер военной разведки. — Как можно произвести на самолете столько пара, чтобы пустить полным ходом турбинный двигатель?
Бар не был подготовлен к конкретным ответам, ибо по существу их не было. Когда агенты военной разведки поглядели друг на друга и ушли, таможенник, который все время не покидал каюты, стал ощупывать с внутренней стороны крышку сигарного ящика. Бар застыл на месте и, охваченный ужасом, смотрел, как тот доставал банкноты. Чиновник взглянул на Бара, но не сказал ничего.
На следующий день Бара все еще не выпускали с парохода. Вернулись агенты ФСБ.
— Мы находим некоторое противоречие между рассказом и действительным положением вещей, — сказал один из агентов. — Нам стало известно, что в Лиссабоне вы нарочно пропустили предыдущий рейс этого парохода, чтобы избавиться от семи тысяч долларов, пожив в свое удовольствие.
— Это верно, — сказал Бар, надеясь расположить их чистосердечным признанием.
— Мы не сомневаемся. Но нам хотелось бы знать, откуда к вам попали эти деньги?
Бар повторил версию о богатых евреях в Ганновере.
— Что же евреи собирались делать с немецким патентом?
— Хотели вывезти в Англию!
— Очень интересно! — воскликнул агент. — Ну-с, а не можете ли вы сказать, где состоялась эта сделка?
— Конечно, могу,— с улыбкой ответил Бар, уверенный в том, что агенты теперь уже не посмеют открыто сомневаться. — В кабачке, в Ганновере.
— Не знал я, что евреям в Германии разрешено сейчас посещать кабачки.
Бар ничего не мог на это возразить.
— Не знал также, — продолжал агент, — что евреям в Германии разрешается хранить при себе такие большие суммы в американской или в любой другой валюте.
Шпион пытался вывернуться, но скоро понял, что это ни к чему не приведет.
— Мистер Бар,— вежливо сказал агент,— я считаю, что тот, кто придумал для вас эту историю, оказал вам плохую услугу.
Бара повезли в здание ФСБ в Нью-Йорк. Допрос продолжался, шпиона заставляли повторять свой рассказ до тех пор, пока ему не стало тошно.
Допрос происходил не так, как это показывают в кинофильмах: «Ну-ка, живей выкладывай все начистоту!» Нет, Бара просто заставили много раз повторить свою версию, а затем прочитали ему все сказанное. Они показали с начала и до конца те места, где Бар противоречил самому себе.
К 7 июля Бар был разоблачен по всем пунктам. От всей истории осталось лишь то, что его фамилия действительно Бар. От остального следователи камня на камне не оставили. Наконец, Бар написал свою исповедь, в которой заявлял, что не собирался выполнять инструкции гестапо, но признавал все остальное.
Его арестовали по обвинению в заговоре с целью шпионажа. Теперь, когда США находились в состоянии войны, в случае обвинительного приговора Бару угрожала казнь. Его судили в Нью-Йорке под председательством судьи Уильяма Ф. Смита.
Бар пытался защищаться, утверждая, что играл двойную игру с гестапо и якобы стремился раскрыть секреты нацистов правительству США. Суд присяжных не поверил этой версии, и Бар был осужден на 30 лет тюремного заключения.
Глава четырнадцатая
Десант в Амагансетте
Городок Амагансетт (штат Нью-Йорк) находится в Лонг-Айленде, в 105 милях от Нью-Йорка. Это — сонный городишко, насчитывающий всего 1 100 жителей, где не бывает почти никаких происшествий. Вся полиция его состоит из констэбля Абрахама Голдена и одного полисмена.
Амагансетт расположен на атлантическом побережье Лонг-Айленда. В свое время в местном кинотеатре показывали фильм «Вторжение», и жители посудачили о возможности неприятельского десанта возле их города, но к той ночи — на пятницу 13 июня 1942 года, когда разыгрались описываемые события, — они уже забыли о фильме.
Ночь была душная и облачная. Луны не было.
Молодой Джек Куллен из береговой охраны обходил берег. Ему почудился шум. Он зажег карманный фонарик и, направив свет на песок, увидел глубокие колеи и следы ног возле самой воды — свежие следы, которые вели от берега вглубь к пустынным дюнам. В кружке света виднелось несколько пар следов, которые отпечатались на песке так глубоко, что, казалось, были оставлены людьми, тащившими тяжелую ношу. Что-то волокли по земле — громоздкое и грузное.
Куллен вдруг заметил, что кто-то следует за ним. Он обернулся, перед ним мелькнул чей-то хищный профиль. Сильная рука схватила его за горло и стала душить. Кто-то вырвал фонарик и швырнул в воду.
— Так вы слыхали звук колокола? — спросил кто-то с явным немецким акцентом.
— Прекратите разговоры, — сказал другой голос. — Давайте лучше покончим с этим парнем и скроемся.
Еще один голос, без акцента, сказал:
— Не годится. Его скоро хватятся и нападут на след. Попробуем столковаться с ним.
Рука у горла Куллена разжалась. Он выпрямился и оглянулся. Четыре зловещих силуэта окружали его.
— Сможете ли вы забыть все, что видели, если получите сотню долларов? — спросил высокий человек с ястребиным профилем.
— Нет, не смогу, — ответил Куллен.
Остролицый субъект, повидимому старший в шайке, затеял переговоры, но Куллен упорно отказывался. В то же время мысль его работала с лихорадочной быстротой. Он не сомневался, что эти люди высадились с неприятельского судна, вернее всего — с подводной лодки. Надо было действовать быстро и наверняка, чтобы захватить на месте всю шайку.
Наконец, Куллен решил изобразить притворное согласие.
— Видите ли, — сказал он. — Я не зарабатываю сколько-нибудь прилично на этой работе, а ответственности не оберешься. Мне нужно по крайней мере 300 долларов. В конце концов подумайте, как я рискую.
Один из четверки обратился к человеку с ястребиным профилем:
— Он прав. Заплатите ему и идем дальше.
Остролицый молча отсчитал несколько банкнот и протянул их Куллену со словами:
— А теперь отвернитесь и не двигайтесь несколько минут, пока мы не исчезнем.
Куллен ждал только до тех пор, пока не услышал, что люди пробираются сквозь кустарник; после этого он поспешил дать сигнал тревоги. Через 25 минут мичман Уоррен Берне и боцман второй статьи Кард Денне в сопровождении Куллена и двух человек из береговой стражи уже были на пустынном берегу подле Амагансетта. Они направили прожекторы на пляж. Прожекторы осветили темные дюны. Но нацисты уже исчезли.
