Калифорния на Амуре [litres] - АНОНИМYС
Ганцзалин тяжело вздохнул.
– Ладно, – сказал он, – убивай.
Несколько секунд хунхуз внимательно смотрел ему в глаза, потом ядовито ухмыльнулся.
– Я не сказал, что убью тебя, – заметил он. – Я сказал, что буду пытать.
– Ничего, потерплю, – отвечал Ганцзалин равнодушно, хотя сердце его, испытанное сердце воина, все-таки дрогнуло. Он, выросший среди триад, лучше кого бы то ни было знал, на какие пытки способны его соотечественники. Господин, обучавшийся у даосских мастеров, владел многими тайными искусствами, среди которых было и временное обезболивание без лекарств. Кое-чему он научил и своего помощника. Нажимая на определенные точки, можно было существенно утишить почти любую боль. Одна только незадача – руки у него связаны, и, значит, никто не позволит ему жать ни на какие точки. Что ж, видимо, и в самом деле придется терпеть. Терпеть, пока не умрешь.
Пэн Гун, который внимательно наблюдал за пленником, очевидно, прочел на лице его решимость обреченности. Он посмотрел на шило, которое все еще держал в руке.
– Эй, – сказал он Цзи Фэйци, – игла остыла. Накали-ка мне ее снова.
И отдал шило подручному. Вот еще минута-другая передышки, подумал Ганцзалин. Или напротив, ужасного ожидания? Как было бы замечательно, если бы сейчас в фанзу ворвался Загорский и перестрелял бы всех этих негодяев из своего нагана. Исход, как ни странно, вполне натуральный, тем более, что-то подобное уже случалось с ними в обстоятельствах не столь ужасных. Так почему бы не случиться этому и сейчас, когда речь идет о жизни и смерти?
Цзи Фэйци вернул Пэн Гуну шило – раскаленное, оно светилось красным.
– Итак, начнем с глаз, – бодро заметил первый старший брат. – Главное сейчас – чтобы ты как можно дольше держался, а, значит, чтобы боль была как можно более продолжительной.
И он снова поднес раскаленное шило к лицу Ганцзалина. Тот чуть заметно поморщился и закрыл глаза. Хунхуз засмеялся.
– Думаешь, это тебя спасет? Игла легко пройдет сквозь кожу и сожжет ее. У тебя не будет не только глаз, но и век, чтобы прикрыть зияющие черные дыры в твоем черепе…
Ганцзалин не слушал его, он думал сейчас о господине. Загорский обнаружил след хунхузов, и, хотя его обстреляли, он наверняка уже идет по этому следу. Да, снег засыпал следы, но господин все равно не отступит. Он будет искать, и он найдет. Может быть, нужно продержаться еще каких-нибудь полчаса, и за это время надворный советник все-таки придет и спасет своего помощника? Вот только не было у Ганцзалина этого получаса, у него вообще не было никакого времени.
Раскаленное шило источало тепло прямо возле закрытых век… Интересно, потеряет ли он сознание от боли? Хотелось бы просто упасть без чувств, а не выть и кататься по полу перед злорадствующими хунхузами.
Внезапно скрипнула дверь, и в фанзу ворвался свежий ветер. Шило замерло, так и не коснувшись глаза Ганцзалина. Он тоже замер: неужели?
Из блуждающей серой тьмы раздался голос, который в этот миг показался Ганцзалину пением ангелов. Однако это не был голос господина, говорила женщина.
– Что тут у вас? – коротко спросила она по-китайски.
Цзи Фэйци с почтением отвечал женщине, которую звал данцзяфу, что они поймали шпиона, однако тот запирается и не хочет сознаваться. Приходится огнем и железом выбивать из него правду.
– Что ж, – сказала она равнодушно, – если так, продолжайте.
Сердце Ганцзалина упало. Он, наконец, преодолел страх перед раскаленным шилом и открыл глаза. Бросил быстрый взор на женщину – и вздрогнул. На пороге фанзы стояла невысокая изящная барышня в овчинном полушубке. Ганцзалин узнал ее – это была гимнастка, которую он спас от разъяренной толпы при первом их появлении в Желтуге.
Игла снова приблизилась к его лицу. Ганцзалин судорожно отвернул голову и воскликнул:
– Госпожа!
Барышня посмотрела на него и переменилась в лице. Похоже, она тоже узнала Ганцзалина.
– Стойте! – велела она. – Не трогайте его!
Пэн Гун убрал шило от ганцзалиновского лица. Барышня, которая по непонятной для Ганцзалина причине имела удивительную власть над хунхузами, подошла к лежанке и склонилась над пленником. Странная улыбка скользнула по ее лицу.
– Ах, – сказала она, – так это мой спаситель. Позвольте узнать, что вы тут делаете?
Ганцзалин отвечал, что он ничего не делает, он собирался добывать золото, но его почему-то захватили хунхузцы…
– Хаохани, – мягко поправила она его. – Мы не разбойники, мы свободные удальцы.
Ну да, его захватили хаохани, именно это он и хотел сказать. И вот, значит, свободные удальцы его захватили и, как положено удальцам, решили пытать.
– А вам это, конечно, не понравилось? – она смотрела на него с участием.
Конечно, это ему не понравилось, да и кому бы такое понравилось, сами посудите! Барышня вздохнула: что ж, она просит прощения у него за грубость своих людей и, конечно, сейчас его немедленно освободят.
И данцзяфу выразительно посмотрела на Пэн Гуна. Тот беспрекословно вытащил из-за пояса нож и взрезал веревки на ногах Ганцзалина. Тот вздохнул с облегчением: кажется, в этот раз костлявая прошла стороной.
– Благодарю, – сказал он, садясь на лежанке и протянул к Пэн Гуну связанные руки, чтобы тот и их освободил.
Но тут данцзяфу сделала незаметный жест, и заместитель ее замер на месте. Застыл и пленник, вытянув вперед руки, стянутые веревкой. Некоторое время барышня задумчиво рассматривала Ганцзалина, как будто пытаясь что-то вспомнить. От взгляда этого по спине у него почему-то побежали мурашки.
– Я совсем забыла, – сказала она. – Ведь вы лазутчик. Вы уже сознались в этом, вы рассказали о себе все честно и прямо?
– Я не лазутчик… – начал было Ганцзалин, но тут же осекся: перед глазами его плавал острый нож хунхуза.
– Я не смогу выпустить вас, пока вы не признаетесь, – с сожалением отвечала она. – Придется пытать вас снова и снова, пока вы не скажете все.
Ганцзалин решил не тратить времени на дискуссии. Из неудобного своего положения он нанес страшный удар ногой по нависшему над ним Пэн Гуну, но тот неожиданно ловко увернулся. В следующий миг на ноги его прыгнули два хунхуза, а Цзи Фэйци и Пэн Гун опрокинули его и придавили к лежанке.
– Шило! – рявкнул Пэн Гун, упершись локтем в горло Ганцзалину, пока Цзи Фэйци удерживал его связанные руки.
Пришедший в себя Жэнь Умин вскочил со своей лежанки, схватил шило и сунул его в огонь, который горел в железной печурка в дальнем углу комнаты. Через минуту он с поклоном подал раскаленное шило самой данцзяфу.
– Что ж, – сказал барышня, беря его маленькой крепкой рукой, – начнем все сначала. Итак, как вас зовут?
И раскаленная докрасна
