Золотое пепелище - Валерий Георгиевич Шарапов
Смешливый Генка прыснул, живо представив картину.
– Смеетесь – это хорошо, – одобрил капитан, – беда заключается в том, что суток не прошло, как этот общительный курортник угодил в больницу на операционный стол.
– Что такое?
– Тут версии расходятся. Врачи утверждают, что похоже на разрыв селезенки, как после хорошей потасовки, а трудящийся категорически сей факт отрицает… И кто и где ему отвесил – молчит да усами шевелит.
– Хорошо, – подумав, подвел черту разговора Дементьев, – наши действия?
– Для начала я бы предложил вам с дороги сходить на пляж.
– Что мы сюда, прохлаждаться приехали? – начал было Генка, но капитан Ругайн окончил мысль:
– Вам надо хотя б немного подрумяниться. Такие, извините, спирохеты в злачные места не ходят. Сначала надо как следует накупаться, поджариться, соскучиться – уж потом искать приключений.
– Логично, – одобрил Дементьев. – Понял, Гоманов? До вечера успеем дойти до нужной кондиции?
– Успеете. Панамки только не забудьте, – без тени издевки напомнил капитан, – солнце сейчас злое, настоящие курортники сейчас на тихом часе.
…Неведомо, каких «настоящих» имел в виду капитан Ругайн, но на пляже было не продохнуть. Все вокруг было застелено полотенцами, утыкано зонтиками, а на свободных местах были оставлены книжки, сланцы, панамки в качестве метки сомнительной собственности.
– Давайте по очереди, – предложил Дементьев, – вы сплавайте, я с вещами посижу. Не нравится мне это благодушное настроение местной милиции. Как бы в трусах домой не идти. Погодите, освежусь только.
Стащив рубашку, он ополоснулся у самого берега и устроился отдыхать. Гоманов себя упрашивать не заставил, моментом разоблачился и, плюхнувшись в искрящиеся волны, молодецкими саженками умчался к буйкам. Чередников, отплыв подальше от детей и мамаш, улегся на спину и принялся добросовестно загорать. Вадима Дементьева разобрал смех: вот так-то и выясняется характер. Генка Гоманов будет поднимать волну и с ней же мужественно бороться; Шурик Чередников – сперва прикинет, поразмыслит, а потом и пристроится в нужную точку, чтобы течением вынесло туда, куда надо. Вместе из них неплохая упряжка получается.
Все-таки перелет, смена погоды, внезапная пауза, солнце и шелест волн свое дело сделали: он клевал-клевал носом – и задремал. И проснулся, когда над ухом тихий, интеллигентный голос произнес:
– Молодой человек, не желаете ли сфотографироваться на память? Имею очень красивые тантамарески…
Дементьев, стряхнув сон, ошалело повел глазами. Рядом с ним стоял, склонившись чуть набок, профессорского вида пенсионер в парусиновой толстовке, широкополой панаме на пышных сединах, очках на выдающемся носу. Вадим переспросил то, что прямо сейчас интересовало более всего:
– Простите, что-что вы имеете?
– Тантамарески, по-иному – красивые фоны с вырезанными под физиономию отверстиями, – приподняв панаму, вежливо повторил пенсионер. – Если будет на то ваше желание, то прошу.
И он протянул кусочек картона – визитку: «Фотоателье, ул. Морская, д. 3 (быв. Майера). С 8:00 до 19:00 ежедневно. Фото в ателье, на выезде, будуарные, кабинетные, визитные, миньон, групповые. Коллективам скидки». На обороте же было приписано бисерно, карандашом: «От Ругайна. Сегодня, после 20:30».
– А, – сообразил наконец Дементьев, забирая визитку, – очень удачно. Я, знаете ли, как раз хотел запечатлеться. Да и мои приятели, полагаю, не прочь.
– Всегда к вашим услугам, – фотограф снова приподнял панаму, – меня величать Александром Осиповичем. Адрес теперь известен, милости прошу в указанные часы.
И откланялся. Его курьезная, но представительная фигура долго маячила впереди, деликатно огибая распростертые разнообразные тела, то и дело раскланиваясь и вручая визитки.
– Э-эх, – разбрызгивая капли, обрушил на гальку свои мослы Генка, – ваша очередь, Вадим Юрьич, пост принял! Водичка – парное молоко. Пивка бы сейчас холодненького…
– Где Шурик? – спросил Дементьев, разоблачаясь.
– Да вон, отмокает, – ухмыльнулся Гоманов, указав в сторону.
Там на самом краю воды Чередников уже хихикал с какими-то гражданками, судя по загару – бывалыми курортницами.
– Сейчас я его пригоню тебе, – пообещал Вадим и, понизив голос, посоветовал: – Насчет пива не расслабляйся, сегодня к восьми вечера нас ждут в притоне.
Генка, полагая, что старший шутит, оскалился в острозубой акульей улыбке:
– Ого! Ожидает нечто образцово-показательно порочное?
– Возможно.
– И где же эта обитель разврата?
– Морская, три. Фотоателье, – лаконично сообщил Дементьев и с удовольствием увидел, как вытянулось у насмешника лицо. Все-таки и серьезным людям иной раз охота подурачиться. Предвкушая расправу со вторым охламоном, Вадим отправился к воде.
* * *Выслушав вопрос, хитроумный Ругайн признал, что да, «только-только» они ушли на пляж – и тут на связь вышел агент.
– Как же он узнал, к кому обратиться? – для очистки совести поинтересовался Дементьев.
– Я вас ему описал.
Вадим, чьи умственные способности были куда более выдающимися, нежели внешний вид, задал законный вопрос:
– Любопытно, как?
Сам бы себя он не сумел описать незнакомому человеку. Капитан Ругайн скромно заметил, что это неважно, а вот не пора ли прикинуть планы на вечер?
– Пожалуй. Этот пенсионер с визитками – и есть агент или же так, добровольный помощник?
– Фотограф? Да, конечно, – подтвердил Ругайн, не заметив альтернативного вопроса, – и зря вы так о нем пренебрежительно. Чтобы вы знали, это известный еще до революции фотограф-криминалист, автор нескольких пособий для следователей, изданных в том числе и за рубежом.
– Ничего себе.
– И очень удобно. У него талант убеждать людей в том, что их личности прямо-таки просятся на портрет. Всегда хорошо иметь под рукой картотеку на всякий случай. Знаете, бесчестные люди иной раз демонстрируют особую охоту запечатлеться для потомков, а он и убедить умеет, и сфотографировать так, что не ошибешься.
– Человек-оркестр, – вставил Гоманов.
– Штат у нас невелик, раздувать некем, – согласился капитан, – потому и универсалов надо ценить.
– Мы ценим, особенно вот таких, – заверил Дементьев. – Итак?
Белесый капитан принялся излагать, чуть морща лоб, точно припоминая:
– Морская, дом три – здание дореволюционное. В начале века там был художественный магазин, продавали фото и открытки, сувениры, а при магазине, в подвалах, были оборудованы бесплатные темные комнаты для фотографов-любителей. Потом они использовались под подпольные типографии, иной раз – под убежища, а то и бомбовые,
