Елена Хорватова - Тайна царского фаворита
Наконец-то Стукалин позволил себе слегка проговориться. Чтобы узнать еще хоть что-нибудь, я решила поддерживать эту тему.
– Конечно, если источники раскрываешь, они могут быстро иссякнуть. Но если действовать умело, нетрудно собрать все циркулирующие в округе слухи. В таких местах любые новости распространяются чрезвычайно быстро. Даже если ты распеваешь песни в собственной ванной комнате, то наугро кумушки в окрестных деревнях будут обсуждать твои вокальные данные.
В азарте я не успела хотя бы чуть-чуть задуматься над своими словами и, только изложив эту замечательную сентенцию, поняла, какую чушь я несу. Пришлось, хотя и с опозданием, прикусить язык.
– Все верно, – галантно согласился Стукалин. – За исключением того, что местная публика не поет в ванных комнатах за неимением таковых. Село, знаете ли, уровень комфорта крайне низок.
Тут как раз подошел доктор, и мы втроем отправились в Привольное.
Дорогой я предалась поучительным размышлениям о том, что строить дуру набитую обычно не составляет особого труда, но все же следовало бы иногда и воздерживаться от подобной практики.
ГЛАВА 21
Анна
Поскольку сбитый лошадью штабс-капитан пострадал накануне сильнее всех, Аня решила, что должна заботиться о нем, как настоящая сестра милосердия, – Валентин Петрович приехал в эти места, чтобы оправиться после фронтовых ранений, а вовсе не для того, чтобы получить новые увечья.
Но Валентин со своей стороны пытался окружить Анну таким вниманием, что им приходилось долго спорить, кто кому окажет очередную услугу.
Вообще в присутствии Анны Валентин становился странным – он бледнел, молчал и смотрел ей в лицо долгим грустным взглядом. С Лелей он был другим – веселым, по-мальчишески озорным, шутил, дурачился, но, оставаясь наедине с молодой вдовой своего сослуживца, сразу менялся.
Поначалу Анне казалось, что она просто напоминает Салтыкову свою покойную сестру и пробуждает в нем грустные воспоминания – ведь всем известно, что когда-то он был безумно влюблен в Нину. Но вскоре Аня почувствовала, что поступками Валентина руководит нечто иное. Что именно, она боялась сказать даже самой себе, но от этих смутных догадок у нее сладко щемило сердце.
Сидя за столом, они оба не могли съесть ни куска, но старались не выдавать волнения и вели какой-то бесконечный ничего не значащий разговор над остывшими чашками с чаем…
Анна светским тоном о чем-то рассказывала, внутренне задаваясь вопросом, не слишком ли громко стучит ее сердце. Ей самой бешеный стук сердца казался просто оглушительным. Вдруг и Салтыков поймет, что она не в силах справиться с волнением, и сделает из этого какие-нибудь неправильные выводы? Мужчины имеют привычку к странной трактовке событий…
Аня даже почувствовала некоторое облегчение, когда Леля вернулась в Привольное в сопровождении доктора и московского сыщика, нарушив их с Салтыковым тет-а-тет.
– Ну-с, деточка моя, на что же мы жалуемся? – загудел пожилой врач своим низким баритоном. – Давайте-ка, голубушка, оставим гостей, господа нас извинят, и уединимся для медицинского осмотра. Я только свой саквояжик прихвачу, там, красавица моя, много нужного по докторской части… Помню, деточка, вы у меня прежде-то все просили ваших кукол трубочкой прослушать, нет ли у них, дескать, хрипов в легких. И у одной куколки мы с вами установили пневмонию и назначили ей постельный режим, – доктор раскатисто расхохотался и продолжил: – Теперь-то уж, сударыня, в куклы, поди, не играете?
Доктор говорил с Анной спокойным, добрым голосом, каким обычно говорят с маленькими детьми. Аня подумала, что старому врачу, хорошо знавшему не только ее отца, но и бабушку, а может быть, и деда, наверняка трудно воспринимать нынешнюю хозяйку усадьбы как взрослую даму, а не как капризную болезненную малютку, которой в представлении доктора она была совсем недавно.
Он называл Аню деточкой и все не мог поверить, что она не только успела выйти замуж, но и стала вдовой…
– Нервы, деточка моя, нервы, – повторял сельский эскулап, нащупывая биение Аниного пульса. – Я все понимаю, красавица, война, раннее вдовство, уныние, слезы ночами… Печально, что тут скажешь, весьма печально. Но надо сделать над собой усилие, надо жить… Фрукты, прогулки, сон по ночам – вот, что вам, дитя мое, требуется. Выписываю вам снотворное, легонькое, на основе брома, и капельки от нервов. Пейте, голубушка, трижды в день по семнадцать капель на рюмочку. И ради бога, больше никаких страданий в неверном лунном свете. Ни-ни-ни, это противопоказано. В мирное время направил бы я вас, деточка, куда-нибудь на курорт, на воды… В Кисловодск, а то и в Карлсбад или в Баден-Баден. Но теперь-то к немчуре не поедешь, да и на Кавказ послать вас не рискую, больно уж смутные времена… Повторюсь, свежий воздух, крепкий сон и, кроме того, мужское общество… Поверьте старику, это самое лучшее и проверенное средство. Принимайте у себя гостей, сами почаще бывайте на людях, позвольте себе немного радостей житейских, и все хвори как рукой снимет… Вот посмотрите на меня – мне ведь уже за шестьдесят, и при этом я полон энергии, а все потому, что радостей жизни не чуждаюсь. Да-с… А теперь, голубушка, позвольте вас оставить – пойду осмотрю нашего героя. Что-то штабс-капитан тоже прихворнул.
Пока доктор занимался пациентами, Елена Сергеевна отвела сыскного агента в заброшенное крыло усадьбы, где предъявила ему обнаруженные накануне свежие следы проникновения неизвестного в дом.
Господин Стукалин чрезвычайно заинтересовался и осмотрел не только бальную залу и портретную галерею, но и все прочие помещения. Потом сыщик и Елена Сергеевна с видом заговорщиков производили некие загадочные манипуляции, в частности мешали гипсовый раствор, чтобы изготовить слепки следов, оставшихся под окнами на месте драки Салтыкова с ночным визитером (как ни странно, отметины ног на сырой земле до сих пор сохраняли четкость), и посыпали каким-то порошком обнаруженные в бальной зале отпечатки чужих ладоней.
Доктор же, завершив свои медицинские дела, с благодарностью принял предложение няни перекусить и выпить рюмочку-другую – хорошие вина по нынешним временам стали редкостью.
Но и после трапезы он не поторопился уехать, дожидаясь госпожу Хорватову, которая была не в силах оторваться от захватывающих сыщицких дел.
Анне пришлось пойти в парк, где Елена Сергеевна и Стукалин ползали на коленях, рассматривая в лупу следы конских копыт, и поторопить подругу.
– Леля, прости ради бога, что отвлекаю тебя от столь увлекательного занятия, но доктор хочет с тобой о чем-то поговорить. Меня это пугает! Неужели он поставил господину Салтыкову тяжелый диагноз и собирается нас об этом известить? Вдруг у Валентина переломаны ребра? Или открылось внутреннее кровотечение? От удара лошадиным копытом могут случиться разные беды. Боюсь, мы втянули штабс-капитана в опасные игры…
Как оказалось, переломов у Салтыкова доктор не обнаружил, хотя наличия трещины в ребре исключить не мог, и назначил тугие повязки на грудную клетку.
– Ну вот, мы все вчера сделали правильно, – удовлетворенно кивнула Леля. – Я так и знала, что повязка не помешает. Теперь бедняге Валентину нужен особый уход и постоянная сестра милосердия. Поскольку в Гиреево завтра приезжает новая девушка вместо погибшей сестры Евгении, тебя, Анечка, я освобождаю от всех забот по гиреевской лечебнице и поручаю тебе здоровье штабс-капитана. Он заслужил, чтобы мы не бросили его на произвол судьбы.
Анна кивнула и почему-то залилась густой краской.
– Н-да-с, славно, славно, – улыбнулся доктор. – Теперь за жизнь штабс-капитана можно быть абсолютно спокойным. С такой очаровательной сестрой милосердия он быстро пойдет на поправку. Но я, любезнейшая Елена Сергеевна, желал бы поговорить с вами о другом пациенте. Меня весьма тревожит поручик Степанчиков, весьма…
На лице Лели отразилось сильное удивление.
– Степанчиков? А что с ним, доктор? Мне казалось, что поручик вполне окреп после ранения и только легкая хромота напоминает о его недуге. Неужели у него начались осложнения? Или рана открылась?
– Голубушка, никаких осложнений с раной у Степанчикова нет, я даже уверен, что и хромота станет со временем совсем незаметной. Органы движения обычно неплохо восстанавливаются после подобных повреждений. Дело в другом. Видите ли…
Доктор замолчал и осторожно покосился на Анну. Елена Сергеевна перехватила его взгляд.
– Секретов от Анны Афанасьевны в этом деле быть не может, – заметила она. – Не забудьте, что Анечка приняла на себя обязанности вашей помощницы по уходу за гиреевскими пациентами и вполне хорошо справлялась с этим делом.
Согласно кивнув, доктор продолжил:
– Так вот, о Степанчикове. М-да… Он так до конца и не оправился, но, как бы выразиться яснее… Недуг его не физический, а скорее душевный. Видите ли, война не прошла для него бесследно, и бедный юноша отчасти утратил ясность рассудка.
