Средневековые убийцы - Проклятая реликвия
Монах прощально кивнул Джеффри и Роджеру и вошел в церковь. Юлий торопливо шагнул за ним, а англичанин с тревогой смотрел им вслед. Напрасно Пичард рассказал нормандцу о реликвии, и лучше бы Юлию не пускаться завтра утром в путь вместе с монахом. Кроме того, Джеффри не знал, правильно ли он поступил, сказав Петру, что Пичард достоин доверия. Крестоносец опасался, что готовность Пичарда доставить реликвию в Рим вовлечет того в большие неприятности.
Он посмотрел, как оба монаха шли в сторону алтаря, и пошел следом, решив через церковь срезать путь к своему временному жилищу, расположенному в переулке по другую сторону здания. Уже шла вечерняя служба, и по нефу растекался опьяняющий запах ладана. Священники столпились вокруг высокого алтаря, распевая псалом, их голоса эхом отдавались в часовнях, составлявших небольшую церковь. Внутри было прохладно, особенно после дневного зноя, и Джеффри захотелось задержаться ненадолго и насладиться покоем, но у Роджера были другие планы, и он начал потчевать своего друга красочными описаниями нового борделя, в который он хотел сегодня сходить. Когда Джеффри остановился, Роджер потянул его за рукав, поторапливая рыцаря.
Они вышли в заднюю дверь и направились к узкому переулку, где располагалось их пристанище. Роджер разливался соловьем, описывая прелести Дворца Наслаждений Абдула. Джеффри слушал вполуха, больше озабоченный Пичардом и Юлием, чем рассказом о проститутках. Из этих мыслей его вырвало бранное восклицание Роджера — некто в коричневой рясе грубо оттолкнул их с дороги. Сначала Джеффри показалось, что это Петр, но человек был моложе, и у него было больше волос. Он метнулся к куче каких-то тряпок, упал на колени и горько, глухо застонал.
Джеффри ощутил острый укол тревоги, когда разглядел, что это вовсе не куча тряпок, а еще один человек в коричневой рясе, и человек этот мертв. Рыцарь быстро подошел к скорбящему монаху и посмотрел ему через плечо. Там лежал Петр с белым, как воск, лицом, и его синие глаза невидяще смотрели в темнеющее вечернее небо.
— Крови нет, — произнес Роджер, рассматривая тело опытным взглядом человека, который видел слишком много трупов. — Должно быть, с ним случился удар.
— Он говорил, что умрет, — прорыдал друг Петра. — Сразу же, как только отдаст… — И замолчал, словно понял, что об этом лучше не говорить.
— Реликвию? — спросил Джеффри, глядя, как монах поднимается на ноги и тревожно пятится от него. — Частицу Истинного Креста?
— А ты откуда об этом знаешь? — монах боязливо огляделся.
— Петр просил, чтобы я доставил ее в Рим, — объяснил Джеффри. — Я отказался, так что он поручил это кому-то другому. Кто ты?
— Марк, — прошептал монах. — Мы с Петром состоим в Ордене, именуемом Братство Креста, и посвятили свою жизнь поклонению Святому Распятию.
— Но не тому, кто на нем умер? — спросил Джеффри, подумав, что у них в головах все перепуталось.
— Крест — святая вещь, наделенная великой силой, — отозвался Марк, вытирая рукавом глаза. Это прозвучало так, будто он наизусть читает строчки, которые запомнил механически. — Он достоин нашей совершенной преданности. Некоторые ордена поклоняются какому-нибудь святому.
— Сколько же частей Истинного Креста находится в Иерусалиме? — спросил Джеффри. — Мне показалось, что существует только один фрагмент.
Марк посмотрел вниз, на Петра, и на его глаза снова навернулись слезы, но он все же ответил на вопрос.
— Кусочек здесь, в Храме Гроба Господня, самый священный, потому что он залит кровью Христа. Но в городе есть и другие частицы, и все они достойны наших молитв и поклонения.
— Есть большой кусок в Церкви святой Катерины, — вмешался Роджер, широко разведя руками. — От него откалывают щепки и продают за пять золотых монет.
— Этот кусок наш Орден не признает, — сказал Марк, шмыгнув носом и вытерев его о рукав. — Но и он может быть истинным, как мне кажется. Во всяком случае, он не настолько святой, как тот.
Услышав его слова, Джеффри заподозрил, что какой-то бессовестный клирик отрубил кусок дерева и теперь делает себе состояние, обманывая доверчивых покупателей. Он представил себе, как эти щепки расползаются по церквям и монастырям всего христианского мира, где им поклоняются и верят, что они наделены чудодейственной целительной силой. Храмы и монастыри, обладающие святыми реликвиями, могут заработать кучу денег, и большинство из них готовы немало заплатить, чтобы заполучить реликвию. Джеффри чувствовал, что коммерческая деятельность в церкви святой Катерины, вероятно, первое звено в длинной цепочке обманов и мистификаций, которые последуют за крестовыми походами.
— Несчастный Петр, — снова заплакал Марк. — Он сказал, что умрет, и не ошибся.
— Почему он это сказал? — Джеффри слышал, как Петр говорил, будто Пичарда ждет смерть, но про собственную кончину, насколько ему помнилось, не упоминал.
— Проклятье, — прошептал Марк. — Проклятье Барзака.
— Проклятье? — переспросил Роджер, быстро делая шаг назад. — Какое еще проклятье?
— Барзак заявил, что любой, кто хоть пальцем прикоснется к реликвии, погибнет. — Марк жалобно шмыгнул носом. — Петр трогал ее, чтобы передать монаху, который должен доставить реликвию в Рим. И сказал, что как только отдаст ее, тут же умрет. Я надеялся, что проклятье Барзака не подействует, но Петр был уверен, что подействует, поэтому не разрешил никому из нас прикасаться к реликвии. Он пожертвовал собой, чтобы спасти нас.
Джеффри наклонился, чтобы тщательней осмотреть тело. На нем не было ни одной видимой раны. Он провел рукой по голове монаха и не нашел ничего; видимо, удара по голове тоже не было. Насколько мог понять рыцарь, Петр умер от естественных причин.
— И он встретился с Создателем сразу же, как только передал эту штуку Пичарду? — спросил Роджер, с беспокойством глядя на собственную суму, в которой лежала недавно купленная щепка. — Господи, спаси нас и помилуй!
— Это было частью проклятья, — объяснил Марк. — Стоит только прикоснуться к реликвии, и, если хочешь остаться в живых, должен держать ее при себе. Пичард тоже умрет, как только передаст ее папе. И папа умрет, когда поместит ее в свои подвалы.
— Может быть, Петр так крепко верил в проклятье, что, передав реликвию Пичарду, утратил волю к жизни, — рассудительно заметил Джеффри, зная, какой властью обладает человеческое сознание. — Мне кажется, что он сам накликал свою смерть.
— Он верил, — согласился Марк. — Но и ты бы поверил, если бы услышал проклятье Барзака. Оно родилось из глубокой скорби и сильной ярости, потому что его предали те, кому он верил. Реликвия проклята, и я рад, что скоро она исчезнет из моего города.
Реликвия и проклятье не выходили из головы Джеффри весь вечер, так что он рано покинул Дворец Наслаждений Абдулы, оставив Роджера наслаждаться его прелестями. Он думал о вере Петра в то, что тот умрет сразу же, как только передаст реликвию Пичарду, и пришел к выводу, что старик умер просто потому, что его сердце перестало биться. Подобное со стариками случается, и то, что он умер именно в день, когда отдал реликвию Пичарду, было простым совпадением. Или же он так сильно верил в проклятье, что напугал себя до смерти. Однако спал Джеффри в эту ночь очень беспокойно.
На следующий день он проснулся еще до зари, от громового храпа Роджера, и пошел к мессе в Храм Гроба Господня. Там было всего несколько крестоносцев, потому что религиозное рвение предыдущей недели уже улеглось. Пока священники проводили службу, Джеффри побродил по зданию с его многочисленными нишами и в конце концов отыскал маленькую часовню Святого Распятия. Рыцарь тихо вошел в нее, не желая мешать молитвам двоих коленопреклоненных монахов в коричневых рясах.
Джеффри посмотрел на алтарь, украшенный большим золотым крестом. В центре креста имелось небольшое углубление с маленьким стеклянным окошком на крохотной петле. Один из монахов, которому, похоже, больше хотелось поговорить, чем молиться, рассказал Джеффри, что там хранилась частица Истинного Креста — до тех пор, пока Барзак не выхватил ее оттуда и не прокричал свое ужасное проклятье. Теперь там пусто, и Братство Креста лишилось своей самой священной реликвии. Какие-то храбрецы, шептал монах, решились доставить ее в Рим. Есть надежда, что там можно будет снять проклятье с помощью святых мощей апостола Петра.
Месса окончилась, и Джеффри вышел наружу, в город, только еще пробуждающийся к жизни. Кукарекал петух, и небо начинало светлеть. Через час взойдет солнце, и Иерусалим начнет поджариваться под его палящими лучами. По узким улочкам уже грохотали повозки, доставлявшие продукты на рынки. Немногочисленные уцелевшие горожане, сумевшие спастись, потому что были христианами или надежно прятались, пока не закончилась резня, опасливо шли по своим делам. Тут и там с важным видом расхаживали рыцари, победители павшего города. Группа пехотинцев, пьяно покачиваясь, направлялась к крепости — их ночь, полная выпивки и разврата, закончилась.
