Ник Дрейк - Тутанхамон. Книга теней

После смерти Эхнатона во всем Египте — в Обеих Землях и покоренных странах — культ Атона был отвергнут. Ни в одном из наших городов больше не вырезали на стенах храмов изображение солнечного диска со множеством протянутых вниз рук, держащих анх — символ жизни, благословляющий мир. Жизнь в Фивах продолжалась так, словно все согласились делать вид, будто ничего этого никогда не случалось. Но, конечно, стереть историю из памяти отдельных людей не так просто; у новой религии было множество преданных сторонников, и еще больше было тех, кто, в надежде на мирские блага, поставил свои средства к существованию и свое будущее на ее победу. И еще многие оставались втайне недовольны непомерным земным могуществом жрецов Амона, и в особенности абсолютной властью одного человека — Эйе, словно бы не совсем принадлежавшего к естественному миру, с холодной кровью, с сердцем столь же размеренным и безразличным ко всему, как капли водяных часов. Современный Египет — богатейшая, могущественнейшая страна, какую только знал мир, и все же никто не чувствует себя в безопасности. Страх, этот непознаваемый и всемогущий враг, завладел всеми нами, словно тайная армия теней.

Мы все вышли из дома в спешке, поскольку, как всегда, опаздывали. Насыщенное сияние рассвета уступило место вездесущему, мощному утреннему жару. Аменмес сидел у меня на плечах, хлопал в ладоши и восторженно вопил. Я проталкивался вперед, крича людям, чтобы посторонились. Знаки моей службы в Меджаи, казалось, имели меньший эффект, нежели лай Тота: он помогал мне расчищать проход сквозь возбужденную массу потных, давящих друг друга в борьбе за место и глоток воздуха тел, которыми были забиты узкие кривые улочки и проходы, ведущие к Великой Реке. Музыка струнных и духовых спорила с криками, песнями и свистом; люди окликали друг друга, разражаясь радостными приветствиями или замысловатыми оскорблениями. Обезьяны на поводках несли бессмыслицу, пронзительно вопили птицы в клетках. Уличные продавцы громко расхваливали свои товары и закуски, криками убеждая в превосходных качествах предлагаемого. Сумасшедший с исхудалым лицом и дикими глазами, шарящими в поднебесье, возвещал пришествие богов и конец мира. Я любил все это не меньше, чем мой сын.

Девочки шли следом, одетые в свои самые нарядные одежды, их волосы блестели и благоухали моринговым и лотосовым маслом. Идущая позади них Танеферет следила, чтобы они не потерялись и никто чужой не попытался подойти слишком близко. Мои девочки уже становились женщинами. Что я буду чувствовать, когда эти три светильника, озаряющие мои дни, покинут меня ради взрослой жизни? Я любил каждую из них еще до той минуты, как они вступили в мир, отвечая воплем на свои имена. Почувствовав боль при мысли об их уходе, я обернулся. Сехмет, старшая, спокойно улыбнулась мне; она была самой ученой в нашей семье и утверждала, что может слышать мои мысли — что внушало тревогу, учитывая ту чепуху, которая составляет большую часть моих раздумий.

— Отец, нам следует поспешить.

Она была права, как всегда. Приближалось время прибытия богов.

Мы отыскали себе места на трибуне для официальных лиц под сенью прибрежных деревьев. По всему восточному берегу были установлены жертвенные подставы и священные ларцы-раки, вокруг собралась огромная толпа, полная предвкушения в ожидании прибытия корабля. Я кивнул нескольким людям, которых узнал. У подножия трибуны молодые стражники-меджаи безуспешно пытались установить хоть какой-то порядок — но так всегда бывало во время праздника. Я огляделся по сторонам: количество войск казалось необычно большим; впрочем, вопросы безопасности стали в нынешние времена национальной манией.

Потом закричала Туйу, указывая на первую из ведомых на буксире лодок, только что появившуюся в поле зрения на севере, и в то же время мы заметили на берегу лодочную артель, которая с натугой тащила по воде «Усерхет», Великую Ладью бога Амона. На таком расстоянии этот прославленный и древний плавучий храм, сооруженный из золота, выглядел просто сгустком света средь блистающих волн. Однако когда он приблизился и начал поворачивать к берегу, отчетливо стали видны бараньи головы на носу и корме и солнце всем своим сиянием ударило в полированные солнечные диски над их головами, посылая ослепительные отблески вдоль огромного зеленовато-бурого пространства воды, сверкая и вспыхивая средь толпы. Девочки, ахнув, вскочили на ноги и принялись кричать и махать руками. На флагштоке корабля и на кормовом весле трепетали яркие вымпелы. И там, в самом центре, стояла золотая рака, в которой скрывался сам таинственный бог, — ее должны были торжественно пронести сквозь толпу, через то короткое расстояние, что отделяло пристань от входа в храм.

Гребцы на корме судна и артель на берегу успешно подвели корабль к величественной каменной пристани. Теперь нам был виден защитный бордюр из сплетенных кобр над ракой, короны над головами баранов и золотые соколы на шестах. Аменмес окончательно затих, широко раскрыв свой маленький ротик, потрясенный этим видением другого мира. Затем, под всеобщий оглушительный рев, заставивший моего сына тревожно прижаться к моей груди, рака со скрытым внутри богом была водружена на плечи жрецов. С трудом сохраняя равновесие под тяжестью такого груза чистого золота, они медленно и осторожно тронулись вниз по сходням и сошли на пристань. Толпа ринулась вперед, навалившись на сомкнутые руки охранников. Высокопоставленные сановники, жрецы и иностранные властители преклонили колена и принесли священные жертвы.

На коротком пути от берега до храма предполагалась ритуальная стоянка — рака на короткое время останавливалась, чтобы скрытый в ней бог мог принять предлагаемые жертвы, а затем ее несли через площадь к вратам храма.

Если мы хотели поближе взглянуть на то, как раку понесут к храму, нам пора было двигаться.

Глава 3

Мы протолкались сквозь толпу к великолепному особняку Нахта, который стоит поблизости от Аллеи сфинксов, к северу от входа в храм. Здесь живут только самые богатые и самые влиятельные семейства города, и мой старый друг Нахт принадлежит к этой группе избранных, хотя уж он-то никак не походит на нелепо самодовольных гордецов, составляющих подавляющее большинство нашей так называемой элиты. Вновь я отметил свое непреходящее презрение к этим людям и приготовился к неизбежному высокомерному тону, которым встретят меня в их компании.

Нахт встречал своих многочисленных богатых и знаменитых гостей в своем лучшем одеянии, стоя в широком дверном проеме. Черты его лица были острыми и тонкими и с течением времени должны были стать еще более отчетливыми, а необычные крапчатые глаза цвета топаза, казалось, глядели на жизнь и людей как на занимательный, но не имеющий к нему прямого отношения спектакль. Человека умнее я никогда не встречал; для него жизнь ума и рациональное проникновение в загадки мира — это все. У Нахта нет спутницы жизни, и, судя по всему, она ему не нужна, поскольку его жизнь и так полна интересных вещей и людей. В нем всегда было что-то от ястреба: словно он попросту присел отдохнуть здесь, на земле, но всегда готов взмыть в эмпиреи одним кратким усилием своего могучего ума. Я не очень понимаю, почему мы с ним дружим, но, кажется, ему приятно мое общество. И он от души любит мою семью. Как только Нахт увидел детишек, его лицо осветилось восторгом, поскольку они его обожали. Он обнял детей и поцеловал Танеферет — которая, мне кажется, обожала его немножко чересчур, — после чего поспешно повел нас всех через великолепный внутренний двор, неожиданно спокойный, полный необычных растений и ярких птиц.

— Идемте наверх, на террасу, — сказал он, протягивая, словно добрый волшебник, особые праздничные сладости каждому из детей. — Вы чуть не опоздали, а мне бы не хотелось, чтобы вы пропустили что-нибудь в этот особый день.

Он сгреб в охапку восхищенную Неджемет и, сопровождаемый по пятам двумя старшими девочками, запрыгал вверх по широким ступеням, пока мы все не очутились на необычайно просторной крыше его особняка, В отличие от большинства людей, которые на крошечном пространстве своих крыш сушат овощи и фрукты и вывешивают белье, Нахт использует террасу на крыше своего просторного жилища для более занимательных целей, например для наблюдений за прохождением звезд по ночному небу, ибо это таинство — его глубочайшая страсть. А еще он устраивает на крыше свои знаменитые собрания, куда приглашает людей всех родов деятельности. Так и сегодня: плотная толпа теснилась здесь, попивая превосходное вино, подкрепляясь изысканными закусками с многочисленных подносов, расставленных повсюду на столиках, и болтая о том о сем под защитой украшенного великолепной вышивкой тента или под зонтами, которые терпеливо держали над ними потеющие слуги.